Он старался не обращать внимания на доносившиеся с вечеринки звуки, предпочитая покой и уединение своего временного пристанища, однако не мог игнорировать голодного урчания в пустом желудке. Сгорая от нетерпения увидеться с Элизабет, Джеймс мчался в Суррей с такой скоростью, что даже не остановился перекусить. В его коттедже, естественно, не нашлось ничего съедобного, и поэтому, позволив себе одно-единственное, но громкое проклятие, он побрел назад. Даст Бог, он проберется на кухню никем не узнанным и избежит встречи с подвыпившим гулякой, которому приспичило поболтать.
Нагнув голову, Джеймс смешался с толпой, высыпавшей на лужайку. Если он будет вести себя как слуга, гости Агаты будут видеть в нем слугу и при некотором везении оставят его в покое. Бог свидетель, чего они никак не ожидают, так это встретить маркиза Ривердейла в измятой одежде, покрытого пылью с ног до головы.
Он миновал основное скопление народа и был на полпути к своей цели, как вдруг уголком глаза заметил белокурую пастушку, которая, споткнувшись о камень, отчаянно замахала рукой, пытаясь сохранить равновесие, и наконец выпрямилась, упершись в землю посохом.
Элизабет. Кто же еще? Никакая другая белокурая пастушка не может быть такой очаровательно неуклюжей.
Похоже, ее путь лежит вокруг Дэнбери-Хауса к парадному входу. Джеймс слегка изменил свой маршрут и двинулся ей наперерез, воспарив душой при мысли, что она скоро окажется в его объятиях.
Когда только он успел превратиться в такого романтически настроенного идиота?
Кто знает? Да и какая разница? Он влюбился. Наконец-то он нашел женщину, которая способна заполнить его сердце, и если это превратило его в законченного дурака, значит, так тому и быть.
Он догнал спешившую в обход дома Элизабет и, прежде чем она услышала скрип гравия под его ногами, схватил ее за запястье.
Девушка резко обернулась, ахнув от неожиданности. Джеймс с восторгом наблюдал, как испуг в ее глазах сменяется радостью.
— Джеймс! — воскликнула она, потянувшись к нему свободной рукой. — Вы вернулись.
Он поднес ее руки к своим губам и поцеловал.
— Я не мог находиться вдали от вас.
За время разлуки она несколько оробела и, не решаясь встретиться с ним глазами, тихо призналась:
— Я тоже.
К черту приличия! Он обнял ее и поцеловал. А затем, заставив себя оторваться от ее губ, шепнул:
— Пойдемте со мной.
— Куда?
— Все равно.
И она пошла.
Глава 17
Ночь была полна волшебства. Луна ярко светила, в воздухе витал тонкий аромат полевых цветов, легкий ветерок ласкал кожу, нашептывая нежные слова.
Элизабет казалась себе сказочной принцессой. Женщина, мчавшаяся по лугам с развевающимися, как золотые ленты, волосами, не могла быть простенькой и заурядной Элизабет Хочкис. В эту ночь она превратилась в другое существо. Сердце ее освободилось от бремени тревог. Беззаботная и счастливая, она купалась в чистой радости.
Они бежали, взявшись за руки. Дэнбери-Хаус исчез из виду, хотя звуки празднества все еще доносились до них. Деревья вокруг становились гуще, и наконец Джеймс остановился, тяжело дыша от усталости и возбуждения.
— О Господи! — выдохнула Элизабет, чуть не налетев на него.
Он обвил ее руками, и ее дыхание оборвалось.
— Поцелуйте меня, — потребовал он.
Очарование ночи захватило Элизабет. Она больше не думала о том, что прилично, а что нет. Все колебания исчезли. Запрокинув голову, она подставила ему лицо, и он завладел ее губами с восхитительной смесью нежности и примитивного желания.
— Я не возьму вас. Не здесь… не сейчас, — пообещал он, почти касаясь губами ее кожи. — Но позвольте мне любить вас.
Элизабет не понимала, что он имеет в виду, но кровь ее вскипела и стремительно понеслась по жилам. Она не могла отказать ему ни в чем. Подняв взор, она увидела огонь в его карих глазах и приняла решение.
— Любите меня, — шепнула она. — Я верю вам.
Его пальцы дрогнули, когда он благоговейно коснулся нежной кожи у нее на висках, перебирая золотистый шелк волос. Элизабет казалась трогательно маленькой по сравнению с его громадными, ставшими вдруг неуклюжими руками. Он боялся ее сломать. Прекрасная и хрупкая, она принадлежала ему, и он был готов на все, чтобы ее защитить.
— Я постараюсь быть нежным, — прошептал Джеймс, с трудом узнавая собственный голоед — Я никогда не обижу вас. Никогда!
В ее глазах светилось бесконечное доверие. Это был великий дар, от которого переворачивалась душа.
Он легко провел пальцами по ее гладкой щеке вниз, по нежной коже шеи. На Элизабет было платье, ничуть не похожее на то, что она обычно носила. Оно едва держалось на плечах, норовя соскользнуть при малейшем движении. Казалось, достаточно зацепить пальцем мягкую белую ткань, чтобы обнажилось изящное плечико, затем другое, а потом спустить его вниз…
Кровь прилила к его чреслам. Господь милосердный, если он дошел до такого состояния, только вообразив, как раздевает ее, что же будет, если она, обнаженная и податливая, окажется в его объятиях? Как он сможет заняться с ней любовью с нежностью и вниманием, которых она заслуживает? Чувствуя, как дыхание обжигает легкие, Джеймс медленно спустил платье с одного плеча, не отрывая взгляда от обнажавшейся кожи, мерцавшей, как редчайшая жемчужина, в лунном свете. Он склонил голову и уткнулся лицом в теплую соблазнительную выемку между ее плечом и шеей, с блаженным ощущением, что вернулся домой.
Не прерывая поцелуя, он спустил платье с другого плеча девушки, и ткань сдвинулась, обнажив верхнюю часть ее груди. Элизабет что-то вымолвила — возможно, его имя, — но не издала ни звука протеста. Он расстегнул единственную пуговицу, стягивающую платье спереди, расширив вырез настолько, что оно соскользнуло вниз.
Элизабет подняла руки, пытаясь прикрыться, но Джеймс перехватил их и отвел в сторону, прижавшись к ее губам в легком, как перышко, поцелуе.
— Вы прекрасны, — прошептал он, обдавая ее теплым дыханием. — Прекрасны!
Продолжая удерживать ее запястья, он свободной рукой накрыл одну ее грудь. Удивительно пышная и упругая, она заполнила его ладонь, и Джеймс не сдержал стона наслаждения, ощутив, как сморщился и напрягся сосок.
Он заглянул ей в лицо, испытывая потребность видеть ее выражение, желая убедиться, что ей нравятся его прикосновения. Полуоткрытые губы Элизабет блестели, словно она только что их облизнула. Изумленные глаза затуманились, она коротко и часто дышала.
Подхватив ее под ягодицы, он опустился вместе с ней на землю. Волосы Элизабет бесценным золотым веером раскинулись по прохладному ковру густой травы. Джеймс замер на секунду, созерцая ее и вознося хвалу неведомому богу, который привел его к этому моменту, а затем, склонив голову, приник к ее груди.
У Элизабет вырвался потрясенный возглас, когда его губы сомкнулись на ее соске. Его горячее дыхание обжигало кожу, проникало в кровь. У нее возникло странное ощущение, словно ей тесно в собственном теле, которое вдруг показалось чужим. Ей хотелось двигаться, вытянуть ноги, поерзать по траве, сжать ладони, погрузив пальцы в его густые темные волосы.
Она выгнулась под ним, словно в нее вселился демон страсти, искушавший вкусить всего, что он мог ей дать.
— Джеймс! — выдохнула она, а затем прошептала его имя снова, повторяя его как мольбу или молитву.
Он положил руку ей на лодыжку, передвинулся к колену, а затем медленно, заставляя ее изнывать от предвкушения, скользнул выше и сжал ее бедро.
Его имя снова слетело с губ Элизабет, но он заглушил ее слова поцелуем, между тем как его рука двинулась выше по нежной коже внутренней стороны ее бедра. Она замерла, чувствуя, что он приближается к чему-то тайному и запретному.
Джеймс поднял голову и взглянул на Элизабет. Она несколько раз моргнула, прежде чем ей удалось сфокусировать взгляд на любимых чертах. С обольстительной улыбкой на губах он спросил:
— Мне продолжать?
Помоги ей Боже, но она кивнула и успела увидеть, как его улыбка стала шире, прежде чем он, склонив голову, прижался губами к ее шее.
И тут его рука двинулась выше.
Он почти добрался до верха ее бедра, оказавшись так близко от средоточия ее женственности, что Элизабет охватила дрожь предвкушения.
— Доверьтесь мне, — прошептал он. — Доверьтесь. Вам будет хорошо. Обещаю.
Элизабет слегка раздвинула ноги, позволив ему расположиться поудобнее. Она вдруг заметила, что Джеймс опирается на руки, удерживая свое мощное тело на весу.
Но все изменилось, когда он опустился на нее. По сравнению с ней он казался огромным. Она не осознавала его мощи и силы, пока он не прижался к ней всем телом.
Он накрыл ладонью и сжал, поддразнивая, ее бедро, так что его большой палец оказался в тревожащей близости от скрывавших ее женственность завитков.
А затем он коснулся ее.
Она и представить себе не могла, что способна ощущать такой жар и трепет, так отчаянно желать прикосновения другого человека.
Джеймс шептал ей слова любви, его горячее дыхание обжигало ее ухо, а пальцы дразнили и возбуждали. Каждый раз, когда ей казалось, что она достигла предела и больше не вынесет, он увлекал ее еще выше, поднимая на новый уровень страсти.
Элизабет вцепилась в траву, опасаясь, что если обнимет Джеймса, то разорвет его рубашку. Однако он прошептал, скользнув пальцем в ее лоно:
— Коснитесь меня.
Напуганная собственной страстью, она осторожно поднесла руки к воротничку его рубашки. Верхняя пуговица была расстегнута. Она быстро расстегнула вторую, спеша дотронуться до его кожи.
— Бог мой, Элизабет! — выдохнул Джеймс. — Вы меня убьете.
Она остановилась, метнувшись взглядом к его лицу.
— Не бойтесь, — сказал он, невольно рассмеявшись. — Мне хорошо.
— Правда? Потому что… о-о-ох!
Элизабет не имела представления, что именно он сделал пальцами, но нараставшее внутри нее давление достигло предела, и последовал взрыв. Ее тело напряглось, выгнулось, затрепетало, и, когда наконец содрогнулось, ей показалось, что она разлетелась на тысячу осколков.
— О, Джеймс, — вздохнула она, — вы дали мне возможность ощутить такое блаженство!
Его тело все еще оставалось твердым, как гранит. Он страдал от неутоленного желания и знал, что не сможет удовлетворить его этим вечером. Руки его дрожали от напряжения, и он перекатился на бок, вытянувшись рядом с ней на траве. Упершись локтем в землю, Джеймс смотрел на Элизабет. Глаза ее были закрыты, и Джеймс понял, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее.
— Мне так много нужно вам сказать, — прошептал он, целуя ее в волосы.
Глаза Элизабет распахнулись:
— Что?
— Завтра, — пообещал он, ласково поправляя ее спущенный лиф. Казалось преступлением закрывать такую совершенную красоту, но он знал, что ее смущает нагота. Точнее, будет смущать, когда она вспомнит о ней.
Элизабет покраснела — в порыве страсти она забыла, что полуодета.
— Почему не сегодня? — спросила она.
Резонный вопрос. Джеймс испытывал искушение назвать свое настоящее имя и попросить ее выйти за него замуж, но сдержался. Руку и сердце предлагают раз в жизни, и он хотел, чтобы все было безупречно. Он встретил женщину, которая полностью завладела его душой, о чем он даже не мечтал. Элизабет заслуживает роз и бриллиантов и того, чтобы увидеть его коленопреклоненным перед ней.
К тому же Джеймс считал своим долгом предупредить Агату, что больше не намерен скрывать свое имя.
— Завтра, — пообещал он снова. — Завтра.
Это, видимо, удовлетворило девушку, поскольку она вздохнула и села.
— Думаю, нам пора возвращаться.
Он пожал плечами и усмехнулся:
— У меня нет срочных дел.
Элизабет состроила строгую гримаску:
— Зато у меня есть. Леди Дэнбери обрабатывала меня целую неделю, настаивая, чтобы я пошла на маскарад. Не представляю, что будет, если я так и не появлюсь. — Она бросила на него кислый взгляд. — Она чуть не довела меня до безумия. Еще одна бесконечная нотация по поводу моего отсутствия, и я окончательно свихнусь.
— Да, — согласился Джеймс, — что-что, а наказать виновного она умеет.
— Почему бы вам не пойти со мной? — спросила Элизабет.
Ни в коем случае. Его непременно узнают.
— Рад бы, — солгал он, — да не могу.
— Почему?
— Э-э… запылился в дороге и…
— Одежду можно почистить.
— У меня нет маскарадного костюма.
— Ба! Половина мужчин отказалась надевать костюмы. А маску мы найдем.
В полном отчаянии он выпалил:
— Я не могу появиться на публике в таком состоянии!
Элизабет закрыла рот, проглотив очередной аргумент, но через несколько секунд неловкого молчания все же спросила:
— Что вы имеете в виду?
Джеймс застонал. Неужели никто не объяснил ей? Очевидно, нет. Ей было восемнадцать, когда умерла ее мать, а представить свою тетку в роли наставницы юной девушки он просто не мог. Он покосился на Элизабет, с простодушным ожиданием взиравшую на него.
— Как я понимаю, вы не позволите мне отделаться словами, что мне хотелось бы окунуться в озере?
Она замотала головой.
— Я так и думал, — пробормотал Джеймс.
— Вы не… ах…
Он ухватился за ее слова:
— Вот именно! Я — нет.
— Проблема в том, — сказала Элизабет, избегая его взгляда, — что я не совсем понимаю, чего вы не сделали.
— Я объясню вам позже, — пообещал он. — Господи помилуй, да если я этого не сделаю, то просто не доживу до конца месяца.
— Значит, через месяц?
Месяц? Он что, совсем спятил? Придется обзавестись специальной лицензией.
— Через неделю. Не больше.
— Понимаю.
— Не думаю. Но поймете.
Элизабет кашлянула и покраснела.
— О чем бы вы ни говорили, — пролепетала она, — у меня такое чувство, что это не слишком прилично.
Он поднес ее руку к губам.
— Вы по-прежнему девственница, Элизабет. А я чертовски разочарован.
— О! Я… — Она застенчиво улыбнулась. — Спасибо.
— Я мог бы сказать, что это пустяки, — заявил Джеймс, взяв ее под руку, — но это была бы явная ложь.
— Полагаю, — лукаво добавила Элизабет, — вы также не можете сказать, что это доставило вам удовольствие.
— Это была бы непростительная ложь.
Она засмеялась.
— Если вы не начнете оказывать мне должного уважения, — проворчал Джеймс, — мне придется окунуть вас в озеро вместе с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39