— Это было непростительно, — прохрипел он. — И даю слово, больше такое не повторится.
Что еще он мог ей предложить? Только обещание, что больше не коснется ее.
Слоан никогда не набрасывался на женщин так свирепо. Никогда не терял самообладания. Верх взяла отчаянная, слепая потребность, перед которой меркнет разум.
Но разве мужу пристало брать свою жену со столь жадной, неукротимой похотью? Он овладел ею прямо на полу, забыв о правилах приличия, не Думая о ее неопытности или удовольствии. Дьявол, даже последней шлюхе он выказал бы больше уважения.
Проклиная себя за постыдную слабость, Слоан прерывисто вздохнул. Он не должен был подпускать ее к себе так близко. И ведь клялся, что станет держаться на расстоянии. Да что это на него нашло? Почему он потерял рассудок? Почему превратился в дикого зверя? Разве так он вел себя с Ланью?
Лань. .
Слоан болезненно зажмурился и попытался представить лицо Лани, но перед мысленным взором возникал неясный, расплывчатый образ. Пустота снова властно вторглась в его душу. Почему он не может вспомнить?
Гнев на себя неожиданно переключился на лежавшую рядом женщину. Вторую жену.
Черти бы ее взяли! Каким колдовством она отвратила его от любимой, хотя бы на несколько мгновений? Ей здесь не место, и он не желает больше ее видеть! Пусть уходит из его жизни! Слишком жестоко прошлое напоминает о себе.
Повернув голову, он наткнулся на испытующий взгляд Хизер. В огромных глазах плескалось смущение, и Слоан сжался. Ее губы все еще влажны и смяты его поцелуями, на обнаженных бедрах поблескивают полузасохшие беловатые потеки его семени. И хотя он только что утолил свое вожделение, ее чувственно-притягательная красота вновь отозвалась в чреслах острым уколом желания. И этот аромат… аромат разгоряченной женской плоти, смешанный с мускусным запахом их слияния.
Слоан с громким ругательством сел, рывком натянул подол сорочки ей на колени, отвел глаза и неловко поднялся на ноги.
Нужно немедленно убираться.
Слоан, пошатываясь, направился к двери в поисках спасения от черных демонов и призрака, преследовавшего его. Хизер оцепенела.. Он опять ее бросил! Она приказывала себе успокоиться, твердила, что все это не должно ее трогать, и все же ничего, не могла поделать. Правда, Слоан терзается воспоминаниями, и нет ничего удивительного, что срывает зло на ней. Однако робкая надежда на то, что между ними все-таки возможна близость, рассеялась как дым. Ее место заняла бесконечная печаль.
Хизер, дрожа, уставилась в огонь. Ее долг — найти оправдание для измученного, истомленного человека. Постараться не обращать внимания на ярость, горечь и ненависть, снедавшие его день и ночь. Но это совсем нелегко.
Чувствуя подступающий холод, Хизер свернулась в клубочек и обхватила себя руками. Неужели она никогда не согреется?
Могила, придавленная тяжелыми камнями, была занесена толстым слоем снега. Слоан уверенно направил гнедого мерина к заснеженному холму под высокой сосной. Лошадь, выдыхая клубы пара, с трудом пробиралась по обледенелой тропе.
Метель улеглась, но теплее не стало. Солнце низко висело в равнодушном небе, играя на бескрайнем серебряном ковре. Блеск смерзшихся кристалликов слепил глаза. В этой уединенной лощине, спрятанной у подножия Скалистых гор, окруженной голыми осинками, лежала Лань. Когда-то, в день свадьбы, она привела его сюда, на луг, покрытый синими аквилегиями.
Здесь они испытали первые радости любви. И здесь же она похоронена.
Натянув поводья, Слоан спешился, склонился над могилой и стал осторожно сметать снег, пока не добрался до гранитной плиты, на которой были высечены всего две короткие фразы:
ЗДЕСЬ СПИТ ЛАНЬ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ЖЕНА СЛОАНА МАККОРДА
Слоан снял шляпу и скорбно склонил голову. Тяжесть в груди стала почти непереносимой.
Какая у нее была улыбка! Именно эта застенчивая, милая улыбка покорила его сердце с первого взгляда. Мягкая, нежная, зовущая, казалось, она затрагивала самые потаенные струны его души.
Но как он ни старался, и лицо и улыбка ускользали. Судьба больно наказывает его и тем, что он способен вспомнить лишь гримасу боли да кровь из бесчисленных ран.
И неожиданно воспоминания с новой силой вспыхнули в нем, горло сдавило от неизбывной тоски. Последние моменты жизни Лани, слабый предсмертный вздох. Багровые пятна, пропитавшие разорванное платье, тонкие красные ручейки, стекавшие по ногам. Хриплые рыдания, разорвавшие его грудь, когда он прижимал к себе неподвижное тело.
В тот день у него отняли все. Тьма надвинулась на него и поглотила. Страшнее он ничего не испытывал.
Слоан с трудом встал и отвернулся от могилы. Неужели он вечно останется пленником ада? Сознания собственной вины, не дающей покоя ни на минуту?
Он устало провел руками по лицу и, тяжело вздохнув, обежал взглядом заросшие соснами откосы. Горы, ранчо, лошади и скот — вот все, что интересовало его до встречи с Ланью. Он не предполагал, что превыше всего будет ценить и любить женщину. Любить больше своей жизни.
И если бы мог, умер вместо нее. Все лучше, чем жить с сознанием того, что Лань погибла по его вине. Не будь он так поглощен борьбой за землю, не упорствуй в своих дурацких убеждениях, не настаивай на продолжении вражды…
И враги нашли способ ему отомстить. Они подстерегли Лань, когда та возвращалась из города, и устроили засаду. Сначала подстрелили лошадей. Но Лань сражалась до конца. Повозка была изрешечена пулями, но она продолжала отстреливаться. Только когда кончились патроны, Адам Кингсли и его приспешники набросились на нее, как голодные волки.
К тому времени как Слоан нашел ее, было уже поздно. Док Фарли потом признался, что, если бы она не погибла от ран, потеря крови после зверского изнасилования наверняка убила бы ее.
Месть Слоана была быстрой и беспощадной. Он с хладнокровной жестокостью выследил всех семерых и заставил молить о жизни, прежде чем прикончить их с куда большим милосердием, чем они выказали его жене.
Но Лань не вернешь.
Прикрыв глаза, Слоан отдался нахлынувшей боли, острой и всепоглощающей. Несколько минут длилась эта пытка воспоминаний. Наконец он тяжело вздохнул и заставил себя вернуться к действительности.
— Лань, я должен кое-что сказать тебе, — тихо пробормотал он, глядя на могилу. — Я снова женился. На чужачке из восточных штатов. Но я хочу, чтобы ты знала: для меня это ничего не значит. Я сделал это ради Дженны. Наша дочь нуждается в ласке и заботе. Кто-то должен сделать из нее леди. Ты, конечно, согласна со мной?
Он помедлил, живо представив женщину, которая прошлой ночью так самозабвенно отдавалась ему, предлагая сладостное утешение плоти.
— Она никогда не займет твоего места, Лань. Я не желаю думать о ней как о своей жене и хозяйке «Бар М». Черт, да она совсем ничего не смыслит в жизни на ранчо! Никогда не дубила шкуры и не гнала стадо в метель. Правда, она не такая изнеженная, как я боялся. И Дженна ее полюбила. Ты бы одобрила ее. Все же… тяжело видеть ее в доме. Недавно она нашла твою куртку, ту самую, которая была на тебе в тот день, когда… — Губы Слоана горько скривились. — Она отстирывала пятна крови. А я… я заорал на нее и насмерть перепугал. Но она не смела прикасаться к твоей одежде!
Слоан замолчал. Он был вне себя от бешенства, увидев Хизер с курткой в руках. Его страшно обозлило не столько ее непрошеное вмешательство, сколько то неизменное действие, которое она на него оказывала. Последние годы его сердце оледенело, но герцогиня каким-то чутьем отыскивала незаметные трещинки в его броне.
Он презирал себя за те чувства, которые она в нем будила. И ненавидел ее. Ее и свою слабость.
Но не мог избавиться от вкуса ее губ, ощущения гладкости кожи, звука переливчатого голоса.
Все это переходит всякие границы! Прошлая ночь показала ему его уязвимость.
Нет, этому безумию пора положить конец. Как он смеет предаваться таким святотатственным мыслям над могилой Лани?
Стиснув челюсти, Слоан бросил последний взгляд на могильный холм, отвернулся и вскочил в седло.
Он добрался почти до конца луга, прежде чем немного пришел в себя. Нет, он не из тех мужчин, которые живут не рассудком, а тем, что шевелится в штанах! И задушит в себе позорную страсть, чего бы это ему ни стоило.
Он прекрасно сознает, чего хочет от Хизер. Ни любовь, ни страсть не входят в их соглашение. И ей никогда не сравниться с Ланью. Он больше не позволит женщине завладеть своим сердцем. Второй раз ему просто не вынести боли!
Да, прошлой ночью он совершил ошибку. Но все дело в том, что он просто использовал Хизер, вот и все. Их соитие ничего для него не значит. Обычная история — мужчина желает красивую женщину! Похоть. Вожделение. Сладострастие. Сластолюбие. Т о, что не имеет ничего общего с нежностью, добротой, счастьем. Тем, что они делили с Ланью.
Герцогиня никогда не будет его второй половиной. Навсегда останется лишь соблазном. Искушением. Слоан просто не позволит ей стать чем-то большим!
Глава 8
Оказалось, что клятву держаться подальше от Хизер гораздо легче держать с началом апрельских оттепелей. Слоан с новой силой погрузился в работу, временами искренне забывая о шелковистом теле, мягких губах и настороженно-молящих глазах. Мышцы ныли так, что он просыпался по ночам; тяжелый труд выбивал из головы все посторонние мысли.
Когда снег растаял, Слоан наконец сумел подсчитать размеры падежа и фактические убытки. Даже старики не помнили такой суровой зимы, длившейся едва ли не до середины апреля. Погибла треть всего поголовья «Бар М», а оставшийся скот превратился в живые скелеты.
Хизер понимала, что Слоан избегает ее, но старалась стоически переносить его равнодушие. Она все еще находила извинения его поведению. Последнее время у нее прибавилось дел по дому, и только долгими ночами она сражалась с опустошающим одиночеством. Что же, такова цена, которую приходится платить за участь жены богатого скотовода, которому ни до чего нет дела, кроме ранчо да еще, может быть, единственной дочери.
Правда, теперь у нее была Дженна. Она искренне привязалась к девочке и никогда с ней не разлучалась. Их взаимная любовь день ото дня становилась все крепче. Дженна избавилась от былой застенчивости и все чаще весело болтала с куклой или ползала по комнате, изучая каждый уголок. Но чаще всего она крепко держалась за юбку Хизер, словно опасаясь, что та исчезнет.
Кроме того, Хизер успела подружиться почти со всеми ковбоями, и не мудрено: она никогда не встречала таких честных, открытых, прямых людей, умевших радоваться самым простым мелочам. Они, в свою очередь, относились к Хизер с уважением, граничившим с благоговением, и она всегда стремилась хоть немного облегчить им тяготы жизни. Как-то, стоя у окна, Хизер заметила, что к дому подъехали всадники. Она поспешно накинула пальто и выбежала на крыльцо с подносом, на котором красовались два огромных пирога с золотистой корочкой, прямо из духовки. При виде такого чудесного зрелища ковбои разразились приветственными воплями и громкими благодарностями и тут же принялись подшучивать над беднягой Куки, у которого, как они утверждали, обе руки были левыми.
Смеющаяся Хизер направилась вместе с Расти в барак и поставила поднос на длинный стол. Поговорив с Расти, она вышла на крыльцо и замерла под пронизывающим тяжелым взглядом мужа. Он перебирал узду гнедого мерина и, очевидно, снова был не в духе.
К своей досаде, Хизер услышала собственный заикающийся голосок:
— Я… я п-принесла парням пироги с ревенем. Его пренебрежительное молчание только усилило нарастающее беспокойство Хизер.
— Я что-то не так сделала? — с отчаянием выдохнула она.
Слоан сверхчеловеческим усилием воли удержался от уничтожающей реплики и на мгновение опустил веки, стараясь отогнать непрошеную картину: Лань, тихо смеющуюся над собой, перед пирогом, подгоревшим по краям и сырым. Неудачи в кулинарном искусстве расстраивали ее лишь потому, что она хотела угодить мужу. Лань так и не научилась печь как белые женщины: лепешки получались каменными, а оладьи — безвкусными…
Мучительное воспоминание растаяло, оставив лишь горечь безвозвратной потери.
— Нет, — угрюмо процедил наконец Слоан, — все прекрасно, герцогиня. Путь к сердцу ковбоя всегда лежал через его желудок.
Хизер сжала губы, чтобы не задать вопрос, который мог бы оказаться роковым для обоих.
Это путь и к твоему сердцу, Слоан? Да есть ли у тебя сердце?
Она устало посмотрела на него и не удивилась, когда он повернул коня и ускакал.
Однако, похоже, он понял, что зашел слишком далеко, потому что впервые за всю неделю поздно ночью пришел в кабинет, где уже сидела Хизер. Расспросив о Дженне, Слоан сел за письменный стол и достал счетную книгу. Некоторое время в комнате были слышны только потрескивание дров да скрип пера.
Немного погодя тишину нарушил тяжелый вздох, то ли раздражения, то ли отчаяния. Подняв глаза от книги, Хизер заметила, что Слоан уперся лбом в сомкнутые ладони.
— Что случилось? — мягко спросила она.
— Этот сезон скорее всего будет «кожевенным», — с безнадежной тоской пояснил Слоан. — Это означает, что нам крышка. Так говорят, когда цены на говядину летят к черту и ранчеро могут кое-как возместить расходы, продавая бычков не на мясо, а на шкуры.
— А цены падают?
— Это еще мягко сказано. Все началось года два назад, и теперь мы оказались на самом краю финансовой пропасти. Добавь еще то обстоятельство, что мне теперь почти нечего продавать да еще приходится конкурировать с большими скотоводческими хозяйствами на Севере. Ходят слухи, что многие тамошние ранчо выставлены на аукцион, и, если начнется распродажа скота, цены опустятся еще ниже. Даже продав бычков на шкуры, я не окуплю затрат. — Слоан невесело засмеялся: — Но по крайней мере можно не нанимать так много ковбоев для весеннего клеймения, как раньше.
Хизер беспомощно всплеснула руками.
— Но ты ведь можешь восстановить свое поголовье, не правда ли?
— А какой смысл? — цинично усмехнулся Слоан. — Золотые дни скотоводческих империй давно миновали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38