Энни сделала вид, что шокирована.
– Ты пишешь проповеди в постели?
– Когда не хватает времени. То есть почти всегда.
– О, – воскликнула она, – ты и в самом деле это читаешь!
Одна из книг на столе называлась «Курс философии агностицизма»; эту книгу она оставила для него на прошлой неделе в их тайнике.
– Ты думала, я не стану это читать?
Сама она этой книги не читала и теперь почувствовала себя дурочкой. Вера Кристи была основана на изучении и размышлении, на долгих часах богоискательства, а ее отрицание, если говорить правду, вообще ни на чем существенном.
– Что ты об этом думаешь? – спросила она тихим голосом.
– Еще не дочитал. Больше всего меня поразила убогая картина мира, лишенного Бога.
– Давай не будем вести богословских споров сегодня вечером, – сказала она торопливо. Он улыбнулся своей терпеливой улыбкой.
– Хорошо.
Энни вспомнила (никогда не забывала), зачем в первую очередь пришла сюда и села посреди кровати, поглаживая рукой покрывало.
– Мягко, – сказала она нежно, улыбаясь самой неотразимой из своих улыбок. – Присоединишься?
Она подняла брови, бросая ему вызов. Он молча смотрел на нее в течение долгих, долгих секунд. Потом покинул свой пост у дверей и, не улыбнувшись, пошел к Кровати. Энни затаила дыхание. Он запустил пальцы в ее волосы и запрокинул ее голову.
– Энни, – сказал он и поцеловал ее так крепко, что она едва не задохнулась. Она усадила его на кровать рядом с собой и обняла за шею, и вот они уже прижались друг к другу, обмениваясь нежными, радостными ласками.
– Я весь вечер ждал этого, – признался он, и она в ответ прошептала:
– Я тоже.
Она запустила руки под его сюртук, чтобы погладить широкую спину и крепко прижать его к себе, наслаждаясь ощущением твердого, мускулистого тела. Он целовал ее, шепча ей на ухо слова, которые заставляли ее поджимать пальцы ног, лишали дыхания. Она чувствовала, как ее сердце по-воровски покидает ее и уходит к нему. Теперь его не поймаешь: об этом даже и думать нечего.
Он держал ее подбородок в руках, гладил губы большими пальцами, мягко надавливая, чтобы приоткрыть их. Ею двигало сильное, страстное желание. Их губы встретились в долгом поцелуе, горячем и влажном, интимном как любовный акт. Она не помнила, как её руки очутились на его бедре, но ей нравилось ощущать его твердое, как камень, тело под своими пальцами. Кристи издал тихий горловой звук, и она ответила таким же тихим стоном полного удовольствия.
На ней был черный кружевной воротник, который застегивался спереди. Она сказала: «О!» – когда поняла, что он медленно расстегивает пуговицы. Его зрачки расширились, почти закрыв чистую голубую радужку. Он провел руками по ее груди над краем кружевной сорочки, лаская кожу и заставляя ее вздохнуть. Склонив голову, он прижался губами к ее плечу. Она вдыхала аромат его волос, гладила их, и они щекотали ее между пальцами.
Он принялся дергать застежки корсета, и она ощутила в его прикосновении нервную дрожь нетерпения. Ее груди открылись, верхняя часть корсета вытолкнула их как подношение, как подарок. Его сильные руки властно обхватили ее.
– Моя радость, – пробормотал он. – Энни, любовь моя.
Она закрыла глаза, отдаваясь восхитительному чувству, ощущая буйную радость, но и безопасность тоже, потому что он обращался с ней как с драгоценностью. И она падала, падала, нащупывая спиной покрывало, и волосы Кристи мягко, нежно щекотали ее груди. Она почувствовала, как его губы поцеловали ее чувствительный сосок, и выгнулась, выдохнув его имя.
– Будь моей женой, – прошептал он, проходя поцелуями вверх и вниз по ложбинке между ее грудями. – Выходи за меня, любимая.
– Я не могу. Не проси меня, – прошептала она, плотно зажмурив глаза.
– Энни…
– Не проси меня. Пожалуйста, Кристи. Давай будем любовниками.
Он очень нежно скользнул руками к ее лопаткам и потянул вверх, так, что они теперь опять оба сидели. Его глаза были опущены и закрыты длинными ресницами. Его поцелуй на этот раз был другим, по-прежнему ласковым и любящим, но… печальным.
– Я больше не стану тебя просить, – сказал он тихо и провел пальцами по ее горячей щеке. – По крайней мере, я постараюсь. – Его вымученная улыбка больно кольнула ее. Он прошептал: – Я надеялся, что ты сможешь меня полюбить.
Потом он встал.
Она моргала, не в силах собраться.
– Ты… – Ее сердце екнуло, стало биться неровно, в ней нарастала паника. – О, нет? – вскричала она. – Кристи, пожалуйста. Не… о, не говори, что мы опять не сможем видеться наедине.
Он повернулся к ней. Его волосы растрепались, со щек еще не сошли два розовых пятна.
– Хотел бы я это сказать, но не могу. Теперь мне лучше проводить тебя домой, Энни.
Она поднялась с кровати, натягивая расстегнутую одежду, чтобы прикрыть грудь.
– Почему ты меня так ласкаешь? Что ты… Ты что, хочешь меня соблазнить? Но тогда… как ты мог остановиться? Это нехорошо, Кристи! – Она чувствовала, что сейчас заплачет. – Это непорядочно: начать и потом просто бросить, оставить меня с моими чувствами…
– Я виноват, извини. Этого больше не случится.
– О, прекрасно! – Она попыталась засмеяться. – Теперь мне гораздо лучше.
Он отвернулся.
– Ну хорошо, когда мы можем снова увидеться? Когда? Ты сказал, что мы можем. Когда мы можем встретиться? Скажи прямо сейчас – когда?
Он не отвечал.
– Завтра, – настаивала она. Она была на грани срыва и искала прибежища в договорах, встречах, деталях.
– Нет, завтра я должен ехать в Мэрсхед.
– Рано утром?
– После обеда.
– Тогда давай встретимся утром. Я приду к тебе или куда угодно. Или можешь ты придти ко мне на завтрак. Никто ничего не подумает.
– Я не могу.
Паника охватила ее с еще большей силой.
– Почему?
Он не ответил.
– Почему?
Он только покачал головой.
– Почему, Кристи? Не поступай так со мной. Ты мог бы прийти, если бы хотел!
– Нет, честно, я не могу.
Она развела руками.
– Но почему?
Ей показалось, что он смущен.
– Ты будешь надо мною Смеяться, если я расскажу.
Энни отрицательно покачала головой.
– Ну, хорошо. Я говорил тебе, что завтра в Тэвистоке будут оперировать миссис Уйди. Утром. Мисс Уйди – ну ты знаешь, какая она; она вне себя от тревоги. Я дал ей обещание. – Он глубоко вздохнул, и посмотрел вверх, на потолок. – Я сказал ей, что возьму на себя все ее тревоги. Завтра утром. Я сказал ей, что она может не думать ни о чем, успокоиться и по-настоящему успокоить свою мать.
Так что теперь я должен… – Он смущенно рассмеялся. – Я должен думать и молиться о миссис Уйди. Завтра утром, где-то в течение трех часов.
Энни повернулась, прижав руки ко рту. Она отошла к противоположной стороне кровати, села и бессильно опрокинулась на спину. Она уже хотела всхлипнуть, но смех победил и вырвался первым. Слезы текли у нее по вискам и затекали в уши, ей удалось выдавить из себя:
– Я выйду за тебя замуж! Ты победил, Кристи, я сдаюсь. Я этого не выдержу.
Вспышка отчаяния и веселья прошла; чувствуя, что успокаивается, Энни перевернулась, оперлась на локти.
– Я выйду за тебя, – повторила она на всякий случай.
Она не видела его лица, он отошел к двери и был в тени.
– Я знаю, тебе нравится смеяться надо мной, – сказал он печально. – Но сейчас я не хотел бы это слышать.
– Кристи!
Он повернулся спиной – он уходил. Она соскочила с кровати и обежала ее.
– Подожди!
Он неуклюже остановился, такой высокий и прямой – такой милый! Ей пришлось взять его за руку и повернуть лицом к себе.
– Я не смеюсь над тобой. – Она говорила со всей серьезностью. – Я извиняюсь за все те случаи, когда я подшучивала. Я люблю тебя. Я не могла признаться в этом раньше, потому что… ладно, уже все равно. Кристи, я люблю тебя всем сердцем! Я хочу жить с тобой в этом чудесном доме. – Она подняла обе руки, чтобы коснуться его лица. – Я хочу, чтобы у нас были дети. Наши дети.
– Энни…
– Я буду самой плохой женой священника, какую только можно вообразить, но это уж теперь твоя забота. – Она встала на цыпочки и поцеловала его. – Я всегда, всегда буду тебя любить, и, клянусь, никогда не перестану стараться сделать тебя счастливым.
Кристи уставился в ее правдивые зеленые глаза; они еще блестели от слез, а щеки еще были влажными. Он хотел верить ей, но то, что она сейчас сказала, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она издала звук нетерпения и обхватила его за талию. Он напрягся, они оба дрожали.
– Это только из-за Уйди? – спросил он недоверчиво.
– Это была капля. Проклятая последняя капля. Последняя прокля…
Он нашел ее губы и крепко поцеловал, ощущая языком слезы – ее слезы или его, он не знал. – Энни, это для меня такая честь.
– Нет, наоборот. О, я люблю тебя, Кристи!
– Я люблю тебя.
Его сердце было так переполнено, что он не мог больше говорить. Он прижался к ней, произнес про себя короткую, простую молитву, благодаря Бога за это чудо. Он не понимал, как это случилось. Только что она лежала на постели полуобнаженная и не хотела за него замуж, а через минуту, когда он заговорил о семействе Уйди, она передумала. В этом не было смысла – но он полагал, что чудеса все такие. Он обхватил ее руками и поднял, оторвав от пола.
– Ой, посмотри на нас, – закричала она, смеясь.
Он повернулся вместе с ней и увидел их отражение в зеркале шкафа: два легкомысленных существа со счастливыми лицами, одетые в траур.
– Посмотри на себя, – сказал Кристи, подойдя к зеркалу.
Он поставил ее перед собой и обнял за талию, наслаждаясь ее смущением. Она попыталась закрыться, но понимающе улыбнулась, когда он заставил ее опустить руки.
– Посмотри на себя, – повторил он снова, мягче.
Блузка и сорочка соблазнительно распахнулись; светло-кремовый корсет едва прикрывал соски.
– Ты выглядишь как продажная женщина на картинах Хогарта.
Смеясь, она откинулась назад, ему на руки, отчего ее грудь всколыхнулась; то, что корсет вообще еще что-то закрывает, поразило Кристи как еще одно чудо.
Энни вздохнула.
– Наверное, ты скажешь, что нам еще нельзя заниматься любовью, правда? – спросила она без особой надежды.
Невозможно думать, когда смотришь на нее в зеркало. Кристи опустил голову, прижимаясь губами к теплой впадинке между ее шеей и плечом, и закрыл глаза. Так тоже невозможно думать. От нее исходил аромат, как от цветов, и она заполняла его руки так, словно они самой природой были созданы, чтобы обнимать именно эту женщину.
– Думаешь, я могу тебя теперь отпустить? – Он видел в зеркале, как глаза любимой расширились, и почувствовал, что ритм ее тихого дыхания изменился. – Останься со мной сегодня на ночь. Будь моей.
Она медленно повернулась. Ее лицо замерло. Она опасливо облизнула губы.
– А ты не будешь потом чувствовать себя виноватым?
Он улыбнулся.
– Не беспокойся.
– Это не ответ. Так будешь?
– Я не знаю.
Это была правда. У него были некоторые соображения, почему это должно случиться сегодня. Она всегда была смела и честна, к тому же в каком-то смысле она сдалась, принесла жертву. Теперь настала его очередь. Он хотел, чтобы они начали совместную жизнь как равные; мысль о том, что кто-то станет «победителем», была ему отвратительна.
– Я так давно хотел тебя любить всем своим телом, Энни. И ты этого хочешь. Ты меня теперь не отвергнешь.
– Но… Я не хочу, чтобы мы делали что-то такое, что будет тебя мучить, Кристи. Действительно не хочу.
– Не беспокойся, – повторил он. Что он еще мог сказать? Для него было ясно, что он когда-нибудь заплатит за это прегрешение, но ей не обязательно об этом знать.
Она смотрела на него несколько секунд, стараясь прочесть правду на его лице, пока не поняла в какой-то момент, что, пожалуй, и не хочет знать правду. И еще, если она даст ему шанс, он может передумать.
Нельзя этого допустить.
– Хорошо, не буду, – быстро сказала Энни и отступила от него, чтобы раздеться.
Она думала, что он поможет ей расшнуровать корсет. Но нет, он стоял неподвижно и смотрел на нее из-под полуопущенных век, во всей его позе чувствовалось напряженное ожидание, он с трудом сдерживал нетерпение, это волновало ее и делало неловкой. Ей никак не удавалось расстегнуть металлическую застежку сзади на юбке. Энни чувствовала, как от смущения у нее горят щеки.
– Кристи!..
– Повернись.
Так она и сделала, терпеливо склонив голову, пока он снимал с нее юбку и расшнуровывал корсет. Не удержавшись, он стал целовать все открытые им места, а она чувствовала себя так, будто он приветствовал ее тело, здороваясь с ним по маленьким кусочкам.
То, как он касался ее тела, казалось чем-то неземным; она ощущала благодать, когда его кожа соприкасалась с ее. Лаская его в ответ с такой же нежностью, она думала: «Человеческая любовь – это чудо». Заниматься любовью. Это было ближе к Божественному, чем все, что она могла себе вообразить. Он сказал бы, что это святотатство, но она это ощущала. Она знала, что прекрасный Союз их тел был не вполне законен для него. Он не был освящен таинством брака, поэтому не значил для Кристи столь же много, что и для нее: упоение, неожиданный восторг, высочайшее блаженство, о котором она даже не мечтала.
– Кристи, это так правильно, – сказала она, уже обнаженная, обнимая его.
Он не мог оторвать взгляда от картины в зеркале, где обе его руки скользили медленно вверх и вниз по ее стройной и гибкой спине. Как кожа может быть такой мягкой? Такой белой? Он обхватил сзади ее шею, отклонил голову назад, чтобы поцеловать ее. В тот же момент его рука скользнула вниз, к ее мягкой груди.
– Энни, знаешь, как ты красива?
Она не ответила, но ее глаза говорили: «Скажи мне». Но он не находил слов.
– Когда-нибудь я тебя нарисую, – пообещал он. – Тогда ты поймешь.
Они снова поцеловались. Она глубоко, прерывисто вздохнула.
– Теперь ты. Я долго ждала, чтобы тебя увидеть.
Он разделся. Она внимательно наблюдала, застыв на месте. Смущение сковывало его движения. Его тело было просто его телом; он был доволен, что оно сильное и здоровое, но ничего другого о себе не думал. Он мог лишь надеяться, что его тело понравится ей.
– О Боже.
Ее голос был так тих, что он не мог даже предположить, что означает этот возглас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45