– Хотите взглянуть на жеребца?
Он кивнул и последовал за ней назад, в коридор.
Жилище Дьявола было почти так же просторно, как стойло ожеребившейся кобылы, где была Молли, как и положено для дорогого, породистого скакуна. Но большой жеребец бил копытами, не переставая, кожа под его попоной подергивалась от нетерпения. Как сказал Колли, он был беспокоен и рвался на свободу.
– Перед тем как уехать, Джеффри просил меня присмотреть за ним, – признался Кристи, поглаживая черную благородную шею, чтобы успокоить его. – Я был занят, но это меня не извиняет. Я выделю время для его выездки.
– Я думаю, вам надо называть его Тандем, – сказала Энни. – Это имя записано в родословную, да и не годится для священника скакать по полям верхом на коне по имени Дьявол.
Он принял предложение, и они улыбнулись друг другу.
– Кристи, – спросила она, помолчав, и ее улыбка угасла, – что на самом деле случилось, когда вы с Джеффри скакали наперегонки?
Он внимательно взглянул на нее.
– Что вы имеете в виду? Я упал с лошади, я говорил вам.
– Но это не полная правда. Давайте, скажите мне наконец – что это изменит? – Видя, что он еще колеблется, она добавила: – Поверьте, вы мне не можете сказать о Джеффри ничего такого, что меня шокировало бы.
Твердое выражение ее лица смущало его. Она опустила голову, как будто изучала скребницу, которую взяла из ящика в углу.
– Джеффри столкнул мою лошадь с тропы, – медленно проговорил он, – потому что мы его обгоняли.
Энни подняла глаза, в них была боль, но не удивление.
– Вы могли бы погибнуть.
– Да. Или Донкастер – мой конь. Я не могу это понять. Когда мы были детьми, он ничего подобного не мог бы сделать. Никогда.
– Он изменился.
– Почему?
Энни покачала головой и бросила скребницу обратно в ящик. Не говоря ни слова, она вышла из стойла жеребца и пошла по пыльному коридору обратно к кобыле.
– Что вы имели в виду, когда говорили, что я не могу сказать о Джеффри ничего такого, что бы вас шокировало? – продолжал Кристи, снимая сюртук и бросая его на низкую скамейку у стойла.
Энни стояла к нему спиной, опираясь на плечо Молли. Жеребенок свернулся на куче сена и крепко уснул. Кристи подходил ближе, пока не остановился за спиной Энни. Ее голова склонилась, он видел полоску кожи на шее, золотистые пряди ее прекрасных волос.
– Расскажите мне, – сказал он тихо, и она вздрогнула, не зная, что он так близко. – Он причинил вам боль? Расскажите, Энни.
– Я скажу вам одно, – сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы слышать. – Год назад он меня ударил, и я упала с лестницы. Мы спорили, он потерял голову. Я сломала запястье. Он никогда, никогда больше не касался меня. Насилия больше не было.
Кристи взволнованно взял ее за руку, которую она положила на холку кобылы.
– Эту?
Она кивнула, не поворачиваясь. Он схватил пальцами тонкий, бледнокожий изгиб, осторожно нащупывая хрупкие косточки.
– Что еще?
Она покачала головой.
– Скажите мне.
– Кристи, не спрашивайте.
Все еще держа ее запястье, другой рукой он откинул ей волосы со щеки, чтобы увидеть ее лицо.
– Хорошо. Не сейчас. Но мне жаль, что вам причинили боль. Я хотел бы знать вас в то время. Я хотел бы помочь вам.
Она встала к нему вполоборота. Их тела почти соприкасались; если у него еще были сомнения, почему они снова замолчали, то выражение ее глаз развеяло их. А потом она коснулась кончиком языка верхней губы и прошептала:
– Кристи, если вы поцелуете меня, это будет грехом?
Он не засмеялся. И не сказал о том, что подумал – что для него это как причастие. Он не хотел ее напугать. Он нагнулся и легко прикоснулся губами к ее губам, ощущая на лице ее легкое дыхание. Ее губы трепетали, но его поцелуй оставался легким, и он не коснулся ее, опасаясь, что неправильно ее понял. Ее рука осторожно коснулась его щеки. У нее были теплые, нежные, мягкие губы, он не удержался и ласково провел по ним своими губами. Тогда она подняла руки и обвила его шею, и он понял, что не ошибся.
– Энни, – пробормотал он, наслаждаясь, и обнял ее крепче.
Они поцеловались по-настоящему, потом отодвинулись, чтобы поглядеть друг на друга в счастливом изумлении. Он закрыл глаза, когда она дотронулась кончиками пальцев до его лица, проводя по линии бровей, скул, переносицы. Он прижал ее к твердому боку Молли, но та лениво двинулась, и они пошатнулись. Смеясь, они медленно поворачивались, пока не оказались рядом с деревянной скамьей, стоявшей вдоль стены. Кристи отшвырнул с дороги свой сюртук, и они уселись, не разжимая объятий.
– Я хотел коснуться тебя, – признался он шепотом, проводя губами по ее шее и восхищаясь нежностью ее кожи.
– Я тоже хотела.
– Это было нехорошо.
– Тогда. – Ее пальцы ворошили его волосы. – Не теперь. О, Кристи, теперь это так хорошо!
Его руки проникли под ее шерстяное пальто и сомкнулись вокруг талии. Притянув ее к себе, он почувствовал ее груди. Ее губы были нежнее, чем бархатное платье. Вновь целуя ее, он раздвинул их кончиком языка и был вознагражден выражением удивления и наслаждения на ее лице. Она трепетала, он тоже. Она обхватила его лицо и поцеловала его, страстно, изо всех сил.
– Я этого не делала так давно, – сказала она ему дрожащим голосом. – Я боялась, что мне не понравится. – Улыбка расцвела на ее губах; она подалась вперед, к его губам, чтобы прошептать: – Как я могла так заблуждаться?
Он снова поцеловал ее долгим, опьяняющим поцелуем, ощущая себя юношей на первом свидании. Его руки под ее пальто, казалось, действовали сами по себе, а она не делала ничего, чтобы их остановить. Она закрыла глаза и издала мягкий мурлыкающий звук, он погладил ее груди, обхватил их, лаская соски большими пальцами. Потеряв рассудок, он стал расстегивать ей платье под кружевным воротником – пока понимание того, куда эти любовные ласки могут завести, не вернуло его на землю. Он засмеялся.
– Что мы делаем?
– Не знаю, но не останавливайся, – произнесла она глубоким воркующим голосом, который заставил кровь быстрее бежать по жилам.
Потребовалось все его самообладание, чтобы снять руки с мягких, округлых грудей и отодвинуться на расстояние нескольких дюймов. Ее одежда и прическа были в восхитительном беспорядке, у нее даже были соломинки в волосах. Он осторожно убрал их и взял ее руки в свои.
– Энни. – Его голос стал серьезен, он хотел успокоиться, чтобы выразить то, что он собирался сказать так, чтобы она поняла, что им двигает не только страсть. – Энни, любовь моя. – Она склонилась, чтобы поцеловать его пальцы. Когда она опять посмотрела вверх, он увидел слезы в ее глазах. – Я люблю тебя, дорогая. Всем сердцем. Слишком рано говорить это, я знаю… – Она покачала головой. – Но я должен. Я люблю тебя. Если ты будешь со мной, я сделаю тебя счастливой, обещаю.
– Я счастлива и так.
Слезы катились по ее щекам.
Ему пришлось поцеловать ее еще раз. Он почувствовал соленый вкус и ощутил желание плакать с ней вместе, так он был счастлив.
– Все это придется держать в секрете. Возможно, целый год, – пояснил он с сожалением. – И даже после этого мы не сможем пожениться еще несколько месяцев, во всяком случае, без того, чтобы…
– Кристи, остановись – я не могу выйти за тебя замуж!
Его сначала поразил ее удивленный тон, а не смысл слов. Что ее так удивило?
– Ты не можешь? – тупо повторил он.
– Нет. Нет. Мне жаль. Я не поняла, что ты хотел… что ты сделал мне предложение. – В ее устах это слово прозвучало издевательски, даже с отвращением. – Вообще – о, Кристи, я никогда не выйду замуж. У меня нет ни малейшего намерения снова выходить замуж, за кого бы то ни было. Но особенно за тебя.
Она встала и отвернулась. Он мог только хлопать глазами, глядя, как она застегивает платье трясущимися пальцами. Наконец, придя в себя, он спросил:
– Почему нет?
Она посмотрела на него, как на тупого ребенка.
– Потому! Ты – священник!
Он тоже встал.
– Впервые слышу, что это исключает брак. – Ему показалось, что это звучит весьма разумно; странно, потому что в голове у него был хаос.
– Кристи, – сказала она терпеливо, – я не верю в Бога. Ты – священник, я – атеистка.
– Ты агностик. Это…
– Нет, не агностик, я – атеистка. Для меня выйти за тебя замуж – это все равно как… как если святой Павел женится на проститутке.
Он фыркнул.
– Или Иисус женится на Марии Магдалине.
Он начал смеяться, но она пресекла это.
– Как ты мог даже думать об этом? Это невозможно, нелепо. Мы так не можем быть вместе.
Он развел руками.
– Как же мы тогда можем быть вместе?
Она стала расхаживать. Чувствуя ее нервозность, кобыла отходила в сторону, чтобы освободить дорогу.
– Для тебя это риск. Не о себе я беспокоюсь, честное слово, но, если про нас станет известно, я думаю, у тебя могут быть большие неприятности. Тебя могут лишить духовного сана, или как там это называется.
Правда поразила его. Чтобы удостовериться, он спросил:
– О чем это ты?
Она остановилась и посмотрела ему в глаза.
– Я говорю о связи, – сказала она храбро.
– О связи?
– Да.
– Нет.
– Почему нет?
– Ты что, серьезно? Потому, что это дурно.
– Не вижу в этом ничего дурного. Это не супружеская измена – мы не женаты. «Не пожелай жены ближнего своего» – мы и не желаем.
Он не знал, смеяться над ней или придушить.
– Ты что, не слышала, что прелюбодеяние – это грех?
– Для меня это не грех.
Она скрестила руки и вздернула подбородок.
– Так ли? У тебя сколько связей было?
– Не в этом дело. Если у меня их и не было, то лишь потому, что я до сих пор этого не хотела, а не потому, что считала это аморальным.
У нее были ответы, хотя и глупые, на все вопросы.
– Энни, ты когда-нибудь об этом думала? Когда-нибудь всерьез задумывалась?
– А ты? – парировала она.
– Да. И в общем и в частности.
В ее глазах зажегся проказливый огонек. Приблизившись на шаг, она понизила голос и спросила:
– О ком же вы думали, размышляя об этом в частности, ваше преподобие?
Он снова был зачарован. Но руки держал при себе и сказал только:
– Напрашиваетесь на комплимент?
– Возможно. – Она широко улыбнулась, отбросив ложную скромность. – Ты меня хочешь, правда?
– Я хочу на тебе жениться.
– Я не могу выйти замуж.
– Со временем ты изменишь свое мнение. Слишком рано, ты еще…
– Нет, ты ошибаешься. Я никогда не хотела замуж за Джеффри, и я была права. Не надо было этого делать.
– Брак с Джеффри был ошибкой, – согласился он. – Брак со мной…
– Был бы почти столь же катастрофичен. Кристи, это невозможно, этот вопрос вне рассмотрения! – Она стукнула кулаком по ладони, подтверждая это. – Если когда-нибудь и были два человека, которые не должны вступать друг с другом в брак, то это ты и я. И не только из-за наших – ха! – религиозных различий. Если вы снизойдете до этого, то увидите, что у нас нет ничего общего. Я не могу прожить в Уикерли оставшуюся жизнь. Я – жена священника? – Она опять невесело засмеялась. – Посещать бедных и больных, приглашать на обед, стараться понравиться епископу – вся эта чепуха…
. – Ты будешь прекрасно смотреться в этой роли.
– Но это не мой дом. Я… я хочу вернуться в Италию, в Равенну, где я выросла.
– Равенна?
Он впервые услышал об этом и попытался говорить без раздражения, но это становилось все труднее.
– У тебя там кто-то есть? Кто-то из семьи?
– Я была там счастлива. – Она уклонилась от прямого ответа. – Мы уехали после смерти матери, но у меня остались воспоминания.
– Энни, тебе было семь лет!
Она отвернулась на секунду, потом повернулась обратно. Страдание, написанное на ее лице, заставило его подойти вплотную и взять ее за руки.
– О, Кристи, – простонала она, – это безнадежно. Просто я тебе не жена. И ты это знаешь, я думаю. – Он начал отрицать это, но она положила пальцы на его губы. – Но мы все-таки можем быть вместе. Мы все-таки можем быть счастливы.
Она ласкала кончиками пальцев его щеки, затем губы. Встав на цыпочки, она поцеловала его в губы, шепча его имя. Он близко видел ее глаза и чувствовал, как его тело содрогается от желания.
Он положил руки ей на плечи и мягко отвел ее от себя. Она покраснела. Сначала он не поверил; он решил, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала, а румянец – он видел его у нее впервые – был вызван смущением. Такой поток нежности захлестнул его, что он не выдержал.
– О Боже, Энни, – пробормотал он, устремляясь к ней.
Но она отпрянула, теперь в ее глазах горел адский огонь.
– О, значит, поцеловать меня сейчас – это грех? – сказала она язвительно. – Я ненавижу твою религию. Ты говоришь, что любишь меня, а сам не хочешь стать моим любовником. Разве любовь может быть грехом? – Она высвободила руки и опустила их. – О, это совершенно бесполезно. Извини, Кристи, я ошиблась. Правда в том, что ты слишком провинциален для меня. Теперь я вижу, мы совсем друг другу не подходим.
Она уже положила руку на дверь стойла, когда он понял, что она уходит. Уходит. Было нелегко двинуться так быстро, чтобы поймать ее, и при этом плавно, чтобы не вспугнуть Молли. Ему это удалось, и дополнительным удовольствием было видеть, как изменилось выражение лица Энни, от непреклонного до изумленного, когда он схватил ее, прижал к загородке и зарычал на нее:
– Мы, провинциалы, целуемся так.
Ее удивленный рот был легкой мишенью. Его поцелуй был глубок, от него перехватывало дыхание: он целовал снова и снова.
Она поникла. Постанывая, она сумела обхватить его и, положив руки ему на бедра, притянула к себе. Жар грубой страсти сжигал его. Он откинул ей голову и поцеловал ее в горло горячим, открытым ртом, а его пальцы шарили по мягким холмикам ее груди, гладили их, заставляя ее стонать от страсти.
– Выходи за меня, – прорычал он, слегка покусывая ее за шею. – Выходи за меня, Энни. – Она попыталась покачать головой, но он не дал ей. – Выходи за меня.
Все, что она могла произнести, было «Н-н-н», после чего он заставил ее замолчать поцелуем. Он чувствовал, что теряет голову, но в последний момент понял, что обольщение Энни принесет победу ей, а не ему.
Дрожа от возбуждения, он оторвал рот от ее рта и, чтобы отдохнуть, прижался лбом к ее лбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45