— Если я сейчас сяду, то потом уже ничего не смогу делать.
Он продолжал возиться с готовкой, но улыбнулся:
— Ты собираешься есть стоя?
— Если понадобится, — философски ответила Мэгги. В конце концов она нашла компромисс, прислонившись к стволу раскидистой сосны, и так ела. Даже после такого небольшого перерыва в движении она почувствовала себя так скованно, что с большим трудом вымыла посуду и сковородки. Когда Коннор резко велел ей лечь на постель, которую приготовил для нее. Мэгги повиновалась, не обратив внимания на его тон. И почти мгновенно уснула.
На следующее утро дразнящий аромат кофе, дымящегося под самым носом, разбудил Коннора. Мэгги стояла рядом с ним на коленях, свеженькая и улыбающаяся, и протягивала ему кружку с кофе. Ему пришло в голову, что он бы с удовольствием просыпался так каждое утро всю оставшуюся жизнь — даже без кофе.
Он медленно сел, потер глаза и переносицу указательным и большим пальцем. Взял в одну руку кружку, а второй провел по всклокоченным волосам.
— Ты намерена меня избаловать?
— Нет, — ответила Мэгги, искренне удивленная его вопросом и ворчливым, почти сердитым тоном. — Я намерена проявить о тебе заботу. Как ты обо мне вчера. — Мэгги откинулась назад, на пятки, и расправила юбку на коленках. — Спасибо за то, что закончил вчера остальные дела и дал мне поспать. Я намеревалась больше помогать, но…
Он отхлебнул кофе и небрежно пожал плечами:
— Ты и так достаточно сделала.
— Сегодня справлюсь лучше.
Он только тихо и скептически что-то проворчал. Благодаря тому, что Мэгги поднялась рано и все подготовила, они смогли отправиться в путь уже через несколько часов после восхода солнца. На каждой остановке Мэгги помогала Коннору, часто не дожидаясь его указаний. Она приготовила ленч, а он убрал посуду, во время обеда они все делали вместе. Ее движения были медленнее, чем его, так как она боролась с окоченевшим телом. Потягивалась и выгибала спину, когда залезала в фургон или спускалась на землю, иногда потирала шею, но Коннор вынужден был признаться самому себе, если не самой Мэгги, что она справилась со вторым днем путешествия и с работой по хозяйству с большей энергией и грацией, чем он от нее ожидал.
Небольшой костер, который они развели в тот вечер, предназначался не столько для тепла, сколько для отпугивания любопытных животных. Из подлеска за пределами освещенного круга до Мэгги доносились шорохи и треск — там мелкие животные охотились за пропитанием. Она повернулась на бок, спиной к костру, и посмотрела на профиль Коннора. Он лежал на спине на расстоянии в несколько футов от нее, заложив руки за голову, уставившись в безбрежный простор черного бархатного неба. Мэгги проследила за его взглядом и была поражена необъятностью неба, которую никогда раньше не видела, с сияющими звездными узорами, которые раньше встречались ей только в книгах.
— У нас в Нью-Йорке нет таких звезд, — с благоговением произнесла она.
Хорошо понимая, что она хочет сказать, Коннор слабо улыбнулся.
— Знаю, — ответил он. — Я скучал по ним. В городе весь блеск на земле. В любом городе.
Мэгги ничего не сказала. Она отдалась ощущению пространства и тишины и начала лучше понимать связь Коннора с величием этого окружения. В этой местности ручьи текли чистые и холодные. Вода разговаривала, пробегая по камням. Серебристые тополя шептались на ветру. Переливались листья, с одной стороны зеленые и блестящие, с другой — серебристо-серые, трепетали от малейшего дуновения ветерка. Голубые ели покрывали склоны, окрашивая Скалистые горы в насыщенные, светящиеся тона.
Коннор перевернулся на бок и положил руку под голову. На фоне костра Мэгги казалась стройным силуэтом. Только волосы отражали свет пламени, отчего голову ее окружал сверкающий медно-золотой нимб. Она лежала слишком неподвижно и слишком тихо и явно не спала, а глубоко задумалась. Не в первый раз уже Коннор подумал о том, до чего она скрытный человек и как нелегко ей должно было жить в ее шумной и бесцеремонной семье.
— Даю пенни за то, чтобы узнать твои мысли, — сказал он.
Мэгги улыбнулась и протянула к нему раскрытую ладонь.
Коннор на секунду уставился на нее. Потом до него дошло, чего она хочет, и он полез в карман, нашел пенни и бросил ей в руку. Пальцы ее сжались в кулак, и она убрала его.
— Наверное, ты усвоила в своей семье, как выгодно быть молчаливой.
— Правильно, — невозмутимо ответила она. — Джей Мак говорит, что унаследованная от него деловая хватка у меня проявляется только в виде сбора пенни за мои мысли. — Мэгги поднесла монетку поближе к огню, чтобы лучше ее разглядеть. — Теперь у меня восемь долларов и двадцать семь пенсов. Коннор тихо присвистнул:
— Как много у тебя мыслей. Она кивнула.
— А это пенни — особенное, — сказала она, — потому что ты первый посторонний, который решил, что мои мысли могут чего-то стоить.
— Я еще ничего не слышал, — напомнил он. — Начинаю думать, что меня ограбили. Ведь ты, конечно, не возместишь мне убытки.
Мэгги спрятала пенни в карман юбки.
— Никакого возмещения убытков, ни за что.
Ему не надо было видеть, чтобы догадаться о лукавой улыбке на ее лице.
— Я все еще жду, — сказал он.
Она несколько мгновений молчала, потом тихо произнесла:
— Ладно. Я думала о том, как, должно быть, тяжело было тебе покинуть эти места, даже для того, чтобы их сохранить.
— Почему ты так говоришь?
— Мне кажется, что здесь твое место, и тебя не следует заставлять жить в другом месте. Это было бы слишком жестоко.
— Довольно странная и романтичная мысль, ты не находишь?
— Возможно, — согласилась она. — Но она не одна, я думаю. Ты ведь думал про меня то же самое, правда?
Коннора снова поразили ее проницательность и понимание того, что его мысли не всегда так уж для нее недоступны.
— Полагаю, это могло прийти мне в голову, — уклончиво ответил он. Большего он не готов был признать. — Мы с тобой не в одинаковом положении. Я бывал на востоке много раз, иногда жил по нескольку лет и ухитрился выжить. А ты не можешь сказать о себе того же. Ты мне как-то говорила, что никогда не бывала западнее Питсбурга.
Мэгги заинтриговали неизвестные ей подробности.
— По нескольку лет? — спросила она. — Я считала, что ты всегда жил только на ранчо «Дабл Эйч».
— Когда мне было четырнадцать лет, мать послала меня пожить у отца, — ответил Коннор, не слыша легкой горечи в собственном голосе. — Война закончилась, и переезды снова стали безопасными. Эди вбила себе в голову, что мне необходимо получше узнать отца. Предполагалось, что я пробуду год, но через три месяца меня приняли в частную школу. Там я доучился этот год, а потом вернулся на ранчо.
Он давно уже не вспоминал об этом случае. Рассказывая о нем, он поневоле осознал, что был сам во многом виноват в том, что ему пришлось уехать в ту школу. Он был самолюбивым подростком, во всем пытался противоречить отцу и доказать, что в Раштоне не нуждаются и не хотят его.
— Возможно, я пробыл бы в этой школе дольше, но умер мой дед, и мне разрешили уехать обратно.
Мэгги услышала в голосе Коннора: он бы все равно уехал обратно, позволили бы ему или нет. Раштон оказался бы глупцом, если бы попытался удержать его. Хотя ее знакомство с отцом Коннора было коротким, она бы его глупцом не назвала.
— Ты был близок с дедушкой?
— Старый Сэм был моим самым лучшим другом. Мэгги поняла, что продолжения не последует. В голосе Коннора снова прозвучали решительные ноткн, предупреждая о том, что вопрос исчерпан, словно все, что он мог сказать о взаимоотношениях с дедом, выразилось в этой единственной простой фразе. Она подавила в себе любопытство относительно Старого Сэма.
— Ты говорил, что бывал на востоке не один раз, — напомнила она.
— Четыре года спустя отец и мать отправили меня в Принстонский университет. Эди хотела, чтобы я мог выбирать между ее миром и миром отца. Она сказала, что для хорошего образования требуется как восток, так и Запад, а я уже получил больше положенного мне в одном и совсем недостаточно в другом.
— Ты проучился четыре года в Принстоне?
— Твое изумление едва ли мне льстит.
— Это не ответ.
— Ладно, — уступил он. — Только два. Я там такое устроил, что они попросили меня покинуть университет.
— Попросили?
— Указали на дверь.
— То есть выпроводили?
— То есть вышибли. Мэгги рассмеялась:
— Вот теперь верю. И что ты делал потом?
— Поехал в Нью-Йорк и закончил свое восточное образование — не совсем так, как хотела мама и…
— Не так, как одобрил твой отец, — закончила за него Мэгги.
Он помолчал.
— Что-то в этом роде. Я начал работать на Уильяма Барнаби.
Поскольку Мэгги выросла вместе с Северо-Восточной железнодорожной компанией, ей было известно о бизнесе Уильяма Барнаби. Это был сталелитейный магнат и так же, как Эндрю Карнеги, самый яростный конкурент Раштона Холидея. В ее голосе не было осуждения, когда она сказала:
— Значит, ты изучил отцовский бизнес у другого человека.
— Именно это я и сделал.
Мэгги перевернулась на спину и стала смотреть в небо.
— Ирония судьбы, — тихо произнесла она. — Кажется, Джсй Мак оказывал влияние на каждое мгновение моей жизни, так же, как Раштон на твою жизнь. Кто бы мог подумать, что отсутствующий отец может оказать такое же сильное влияние, как и тот, кто почти всегда рядом?
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Мэгги не позволила ему увильнуть:
— Нет, понимаешь. Коннор рывком сел.
— Тогда ты сама не совсем хорошо понимаешь, о чем говоришь. До тех пор, пока я не согласился жениться на тебе, я никогда не делал ничего так, как хотел того Раштон.
Улыбка Мэгги была чуточку печальной, глаза смотрели понимающе.
— И тебе не кажется, что это и есть влияние? — тихо спросила она.
Коннор уставился на нее. Бледно-желтые отсветы пламени гладили ее лицо с одной стороны.
— На самом деле я думаю, что в следующий раз сохраню свой пенни.
Она кивнула.
Непонятно чем разгневанный Коннор встал и зашагал прочь. Когда он вернулся, Мэгги спала.
На следующее утро он все еще злился. Не сказал Мэгги и десяти слов, пока они готовились к отъезду. Его еще больше злило то, что она, казалось, не заметила этого, а если и заметила, то ей было все равно. Они молча ехали почти все утро. Только когда остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям, Мэгги нарушила молчание. И сделала это, чтобы заговорить о разводе.
— Зачем тебе это сейчас? — резко спросил он, поглаживая лошадь. — Я виделся с адвокатом почти неделю назад.
— Но ты так и не сообщил мне, что он ответил.
— Сказал, что это займет некоторое время.
— Сколько времени?
Коннор пожал плечами.
Мэгги подняла брови:
— Ты не спросил?
— Столько времени, сколько потребуется, — грубо ответил он. — Какое это имеет значение? Ты же будешь у Дансера. А я — на «Дабл Эйч». — Но он видел, что Мэгги не удовлетворена. Она поправляла узду на одной из лошадей, но ее глаза смотрели тревожно, а уголки рта были опущены. Он вздохнул. — Послушай, Мэгги, нужно составить документы, и потребуются наши подписи.
— Документы? Но как мы их получим?
Коннор нахмурился. Волнение Мэгги было подлинным. Она теребила свое обручальное кольцо так, словно хотела сдернуть его с пальца.
— Их перешлют в Квинз-Пойнт, Кто-нибудь с ранчо заберет их, когда поедет за продуктами.
— Когда это произойдет?
— Поскольку я везу с собой припасы, то нам, вероятно, не потребуется ехать за ними до конца лета.
— До конца лета?
— Точно. — Он залез в фургон. — А после того, как они будут подписаны, их надо вернуть в Денвер для представления судье. Это займет несколько месяцев. Потом надо будет еще ждать положенные шесть месяцев.
Мэгги подтянулась и тяжело опустилась рядом с Коннором.
— Но это значит, что мы все еще будем женаты в это время в будущем году.
— Вероятно.
— Но…
Коннор резко повернул голову.
— Если ты не планируешь выйти замуж на Дансера Таббса, я не понимаю, в чем проблема.
— Я не планирую ни за кого выходить замуж, — огрызнулась она. — В этом-то все дело. Я не хочу быть замужем!
— Значит, нас двое! — Его решительный тон опустил завесу молчания. Прошла долгая неловкая минута, потом Коннор дернул за поводья и упряжка тронулась с места. — Прошу прощения, — тихо произнес он. Мэгги покачала головой.
— Нет, — ответила она, — это я прошу прощения.
— Ты боишься. Она прикусила губу.
— Ужасно.
Всего несколько часов оставалось до встречи с Дансером Таббсом, и хотя она не верила, что он ее не примет, но наверняка не знала. Мысль о том, что ей, возможно, придется поехать с Коннором на ранчо, и осознание того, что она вынуждена будет выдерживать месяцами его дурное настроение и его молчание, в десятки раз усиливали ее тревогу. Она неуверенно рассмеялась:
— Ты будешь рад от меня избавиться.
— Ты изо всех сил стараешься заставить меня радоваться.
Мэгги взглянула на него и чопорно произнесла:
— Не понимаю, о чем ты. Он ухмыльнулся:
— Нет, понимаешь.
Она нехотя улыбнулась, полагая, что он прав. Их отношения начали становиться приятными, когда они вместе делали повседневные дела и были все время вместе, но для Мэгги такие отношения сами по себе являлись поводом для беспокойства.
— Как ты оказался в ту ночь в борделе? — спросила она. И поймала его удивленный взгляд. — Об этом я тоже тебя так и не спросила. То есть ты знаешь, как я там оказалась. Мне кажется только справедливым, чтобы и я знала, что привело тебя к миссис Холл.
Коннор расхохотался и непроизвольно дернул за поводья, отчего лошади ускорили шаг.
— Какое тебе нужно объяснение, кроме самого очевидного? Мне нужна была женщина.
Щеки Мэгги порозовели.
— Ты бывал там раньше? — спросила она. — Поэтому и выбрал заведение миссис Холл?
— Да, бывал, — ответил он.
— Там у тебя кто-то был?
— Нет. — Он помолчал, потом нетерпеливо сказал: — Если тебе так уж надо это знать, то я пошел туда, потому что в то утро Берил пробралась ко мне в постель, пока я еще не совсем проснулся. Я ее вытолкал вон, но в тот вечер, после того, как я выиграл, у меня на уме все еще были шлюхи. И решил как-то с этим покончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53