Я сидела, не поднимая головы, уставившись на свои руки, сложенные на коленях.
Наступило длительное молчание. Видимо, он хотел, чтобы я заговорила первой.
— Я не желаю этих денег, Сэйвил, — сказала я наконец. — Вы можете меня понять?
— Неужели мнение других людей, — ответил он сразу, — для вас важнее, чем благополучие сына?
Я вскинула голову.
— Вы всерьез полагаете, Сэйвил, — с горечью произнесла я, — что меня так сильно заботит мнение других людей о моей особе? Я думаю о другом. О том, что скажу в свое время Никки. Как объясню, что чужой человек оставил ему крупную сумму денег? Сейчас мальчик не спросит об этом, ему всего восемь. Но я буду постоянно ожидать от него этого вопроса.
Он внимательно посмотрел на меня. В янтарного цвета глазах сквозило сочувствие.
— Да, — согласился он, — вы правы.
— Значит, вы понимаете меня? — спросила я с надеждой. — И поможете избавиться от этого нежданного наследства?
Его глаза слегка сузились. Внезапно я с ужасом поняла, что не могу сейчас думать ни о чем другом — только о том, что он сидит так близко от меня, и я ощущаю тепло его тела, вижу движение губ…
Сэйвил сказал задумчиво:
— Что, если я найду способ оставить эти деньги и Никки никогда не узнает об их происхождении?
«Но ведь об этом буду знать я!» — пронеслось у меня в голове.
— Нет. — В моем голосе была твердость. — Я не хочу такого решения.
Сэйвил наклонился ко мне, и я невольно попыталась отодвинуться.
— Послушайте, Гейл, — заговорил он, ничем не выдав, что заметил мое испуганное движение. — Какое бы зло ни причинил вам Джордж, забудьте об этом. Моего кузена уже нет на свете. Примите его последний дар во имя сына.
Я покачала головой.
— Вы ничего не знаете, — произнесла я с трудом. — И не можете понять.
— Но вы уже не накажете Джорджа, отказавшись от денег. Наказан будет только ваш сын.
Я вскочила с софы и заняла более безопасную для себя позицию — позади стола.
Оттуда я сказала:
— Я никогда не прощу этого человека! Никогда! И не притронусь к его деньгам.
Сэйвил тоже поднялся на ноги, но в отличие от меня сделал это медленно и никуда не отошел от софы.
Когда он заговорил, голос его звучал спокойно, даже сухо:
— Вас можно сравнить с хрупкой фарфоровой статуэткой, но на самом деле вы крепки, как скала.
Я с вызовом встретила его неодобрительный взгляд.
— О нет, милорд, я вовсе не из фарфора. Жизнь сделала меня из другого материала. Научила выживать без чьей-либо помощи. И мне ничего не остается, как продолжать это делать. Я не нуждаюсь в запачканных кровью деньгах Джорджа и сама позабочусь о своем сыне!
— Запачканных кровью? — повторил Сэйвил.
Я поняла, что и так уже сказала слишком много, и, покачав вместо ответа головой, отвернулась от него.
Мне показалось, что наше молчание длится вечность. Наконец он сказал:
— Что ж, оставим этот разговор. Если вы вдруг измените свое решение, дайте мне знать. Так или иначе, деньги будут в сохранности до того момента, когда вашему сыну исполнится двадцать один год.
Я попыталась было протестовать, но осеклась, поняв всю бесполезность своих доводов. На моей стороне были эмоции, на его — буква закона. В конце концов, до совершеннолетия Никки еще далеко, а когда придет время, если все останется по-прежнему, можно будет вернуться к разговору о наследстве.
Глава 9
Время до моего отъезда из замка протекало мирно и спокойно. Коулы, после того как хозяин несколько раз одернул их, притихли, понимая, видимо, что сторонников у них здесь не было и нет. Я провела вторую ночь намного спокойнее, чем предыдущую, придя к заключению, что самого плохого, чего можно было ожидать, не случилось: Джордж подтвердил, что я и Томми являемся родителями Никки, и теперь по возвращении домой я могу со спокойной душой повторить ему (немного солгав при этом), что единственной целью моей поездки было посмотреть породистого скакуна в конюшнях графа Сэйвила. И лгать о том, как этот конь выглядел.
Но такую цену стоило заплатить за то, чтобы наша с сыном жизнь продолжалась так же, как раньше: без особого достатка, но и без ненужных потрясений и вполне достойно…
Миновал февраль, потом март и часть апреля. Я уже начала думать, что Сэйвил напрочь забыл о своем обещании скрестить мою Марию с одним из своих лучших производителей, когда получила от него сообщение: через два дня он приедет сюда, в Хайгейт, чтобы помочь мне сопроводить мою лошадь к нему в Эпсом.
Я отнюдь не ожидала его самого, полагая, что он просто пришлет конюха, и его записка взволновала меня. Правда, я постаралась тут же унять волнение суровыми словами в свой собственный адрес.
«Не будь идиоткой, Гейл, — говорила я себе. — Сэйвил приезжает вовсе не из-за тебя, а чтобы увидеть твоего сына. Он ведь, это уже ясно, из той породы людей, которые с преувеличенной серьезностью относятся ко всему, что им поручено. И поскольку Джордж возложил на него обязанности поверенного, Сэйвил старается выполнять их со всем тщанием, на какое способен».
Я делала все, что в моих силах, чтобы выкинуть из головы мысли о Сэйвиле, но это мне плохо удавалось. Тем более что Никки, которому я не могла не сказать о предстоящем приезде графа, только о нем и говорил.
Я занималась с учеником на лужайке перед конюшней, когда услышала радостный вопль сына:
— Мама! Мама! Лорд Сэйвил приехал!
Сидящий на моем Самсоне всадник, к поясу которого была привязана длинная лонжа, ее конец находился у меня в руке, испуганно обернулся.
— Спокойнее, мистер Уотсон! — крикнула я ему. — Не обращайте внимания на Никки! Сосредоточьтесь на том, что делаете!
Не хватало мне еще, чтобы он грохнулся на землю.
Уотсон кивнул и крепче вцепился в поводья. Конь замедлил свой бег рысью по кругу, и я ободрила его щелканьем языка и командой:
— Вперед!.. Вверх-вниз, вверх-вниз! — это уже относилось к ученику, чтобы тот вошел в единый ритм с конем. — Следите за своими ногами, Уотсон! Не выдвигайте их так сильно!.. Хорошо! Молодчина!
Я считала такой способ обучения наиболее эффективным — когда наставник стоит в центре с лонжей в одной руке и хлыстом в другой, а конь с всадником движется по большому кругу. Я же, естественно, кручусь вслед за ними.
Когда я повернулась в очередной раз, то увидела Сэйвила: он вышел из-за угла конюшни и направился к выгону, однако потом остановился.
Мне было не до него — Самсон ускорил бег, нужно смотреть в оба за Уотсоном.
— Поглядите вниз! — крикнула я ему. — Можете увидеть пальцы своих ног?.. Отвечайте!
— Да, — послышался его задыхающийся голос.
— Значит, опять слишком вытянули ноги вперед! Оттяните назад!
Сэм Уотсон послушно выполнил команду.
— Хорошо… Расправьте плечи! Спину прямее! Не нужно горбиться!..
Сэм старательно следовал указаниям и в то же время вполне сносно попадал в такт движениям Самсона.
— Прекрасно! — одобрила я усердие ученика. — С каждым разом лучше и лучше! Молодец, Сэм!
Напряжение на лице Уотсона сменилось довольной улыбкой.
Через четверть часа урок закончился. Я придержала коня, пока Уотсон спешивался, как я его учила, затем мы оба направились к конюшне, неподалеку от которой продолжал стоять Сэйвил.
Он был без шляпы, густые волосы блестели в лучах солнца. Я снова удивилась его росту: успела уже забыть, какой он высокий.
— Рада видеть вас снова, милорд, — сказала я с любезной улыбкой хозяйки. — Позвольте представить вам мистера Сэмюэля Уотсона… Мистер Уотсон, это граф Сэйвил.
Серые глаза моего ученика слегка расширились от удивления. Однако он не зря уже несколько лет обретался в Лондоне, где не только сумел нажить изрядное состояние, занимаясь какими-то делами в Сити, но и научился сдерживать свои эмоции, не теряя достоинства.
— Приятно познакомиться, милорд, — сдержанно сказал Уотсон.
Сэйвил ответил не сразу, что меня несколько удивило, а потом коротко поклонился и сухо произнес: «Мистер Уотсон…» — не добавив больше ни слова, что поразило меня еще больше. Судя по прежнему поведению, Сэйвил не был ни спесив, ни высокомерен и не производил впечатления сноба, с презрением относящегося к людям не своего круга.
— Милорд, — сказала я, заполняя образовавшуюся паузу, — мистер Уотсон приобрел поместье на другом краю Хайгейта и недавно стал моим учеником. Он делает поразительные успехи.
Тот, кого я похвалила, одарил меня благодарной улыбкой:
— Вы слишком добры, миссис Сандерс.
Последующие слова Сэйвила не только повергли меня в некоторое смущение, но и разозлили.
— Значит, мистер Уотсон может не пользоваться вашим домом как гостиницей? — процедил граф сквозь зубы. — Не так ли, миссис Сандерс?
— Нет, — ответила я. — Он приезжает и уезжает в своей коляске. Но я не совсем понимаю…
— Ой! — сказал Никки. — У него в Эджертоне так здорово, милорд! Даже лабиринт, представляете? Мама потерялась там, и мистеру Уотсону пришлось искать ее.
— Как любезно с его стороны, — произнес Сэйвил. — Надеюсь, поиски не продолжались слишком долго?
Я и понимала и не понимала поведение Сэйвила. Меня распирала гордость, смешанная с унижением: как смеет он вести себя так, словно я какая-то вещь, принадлежащая только ему? И в то же время я говорила себе, что все это сплошная чушь — просто граф сегодня не в настроении, устал с дороги и изволит срывать раздражение на людях, которых считает ниже себя.
Я решила избавить своего ученика от лишних неприятностей и не стала, как обычно, предлагать пройти в дом и выпить что-нибудь освежающего перед отъездом.
Видимо, Уотсон что-то почувствовал и поспешно сказал:
— Я уж поеду, миссис Сандерс. Завтра в то же время?
Самсон, которого я держала под уздцы, нетерпеливо мотнул головой. Я рассеянно погладила его.
— Значит, завтра? — повторил Сэм Уотсон.
Я очнулась.
— Пожалуй, сделаем небольшой перерыв, мистер Уотсон, — сказала я виноватым тоном. — У меня будут дела. Надеюсь, не возражаете?
— Ну что вы, миссис Сандерс! Какие могут быть разговоры? Только я буду скучать без вас… и без Самсона. Так и знайте! — Он улыбнулся, показывая превосходные зубы. — Не забудьте послать мне весточку, когда сможете продолжить занятия.
Я ответила улыбкой. Мне нравился Сэм Уотсон. Как и Элберт Коул, он всего добился сам, только в отличие от Коула был человеком с достаточно широким кругозором, не озабоченным постоянным приумножением своего богатства. Он понимал, так по крайней мере мне казалось, что помимо денег в жизни есть и другие ценности — качество, которое, боюсь, не так уж часто встречается у людей, пробившихся наверх, в полном смысле этого слова, из сточных канав Лондона. Да и не только у них…
Сэм Уотсон был из тех, кто упорно занимался самовоспитанием. Он учился не только верховой езде и танцам, но и, насколько я знала, брал уроки правильного английского языка, чтобы избавиться от привычного для низкого сословия жаргона. В нем чувствовалась страсть исследователя жизни, искателя приключений; этим он мне напоминал моего Томми.
Сейчас он ловко перескочил через ограду выгона и приблизился к Сэйвилу, который был чуть ли не на голову выше него.
— Всего хорошего, милорд, — сказал Сэм спокойно и с достоинством. — Приятно было познакомиться.
Губы Сэйвила дрогнули в улыбке.
— И я был рад встретить вас, мистер Уотсон, — ответил граф подчеркнуто любезно.
Когда Уотсон отошел достаточно далеко, туда, где стояла его коляска, я резко повернулась к Сэйвилу:
— Должна заметить, милорд, что мистер Уотсон один из немногих моих учеников. Он достаточно надежный клиент и, уж извините за подробности, хорошо оплачивает уроки. Я не заставляю вас водить с ним компанию, но могли бы по крайней мере соблюсти вежливость.
— Я был вежлив, черт меня возьми! — ответил Сэйвил.
Я фыркнула:
— Мне так не показалось, милорд!
К нам приближался немного озабоченный Джон Гроув, конюх графа.
— У нас тут двухколесный экипаж, миссис Сандерс, — начал он, — да пара лошадок. И еще одна, чтобы вашей Марии не скучно было трусить до Эпсома. В конюшне найдется место для троих?
— Конечно, Джон. Мои пони проведут ночь здесь, на лужайке. Можете ставить лошадей в стойла.
Мы с графом обогнули конюшню и вышли на дорогу к дому как раз в тот момент, когда из открытых ворот выезжал красивый модный фаэтон, в который были впряжены две великолепные серые лошади. Правил ими не кто иной, как Сэм Уотсон.
— Он делает это очень ловко, — бесстрастно заметил Сэйвил.
— Он вообще незаурядный человек, — парировала я.
— Вы знаете его не только как ученика?
— Да, — ответила я. — Такого человека приятно иметь соседом.
Мне почудилось неодобрение в глазах графа, поэтому я сказала, возможно, с чрезмерной горячностью:
— Конечно, вы вознесены слишком высоко и не захотите даже в одной комнате находиться с такими, как Сэм Уотсон, но я, милорд, живу по-другому.
Его губы сложились в горестную улыбку.
— Я не говорил ничего подобного, миссис Сандерс.
— Но я видела своими глазами, милорд! Вы сразу выказали ему свое презрение, потому что он для вас всего-навсего «сит»!
— Что такое «сит», мама? — спросил Никки.
Боже мой, ребенок, оказывается, вникает в наш разговор!
— Так, мой дорогой, — ответила я, — называют человека, который зарабатывает деньги в лондонском Сити. С помощью различных банковских операций. — Я помолчала, ожидая нового вопроса, и добавила разъяснение, по моему разумению, более понятное для Никки:
— Некоторые люди презирают их за то, что родители у них бедны, не имеют ни поместий, ни земель, за то, что они необразованны. А ведь все это не их вина.
— О, — сказал Никки, давая понять, что все это чрезвычайно интересно, однако не слишком понятно, потом повернулся к Сэйвилу:
— Мистер Уотсон очень хороший. Честное слово, милорд! Он приносит маме вовремя деньги и может забросить мяч так далеко, как никто. Правда, мама?
— Совершенно верно, дорогой.
— Устами ребенка глаголет истина, — сказал граф с удивительной серьезностью. — Я, как и вы, восхищен мистером Уотсоном.
Мы подошли к дому. Ничего не ответив Сэйвилу, я толкнула входную дверь.
Миссис Макинтош была в восторге, что снова видит графа, а ее супруг превзошел самого себя в приготовлении обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38