— Де Ланде, — прошептала она.— Де Ланде, — подтвердил Родерик, и такая жгучая ненависть прозвучала в его голосе, что бабушка Элен побледнела от страха.Мара с трудом перевела дух и, вскинув голову, встретилась взглядом с принцем.— Это должно стать, судя по всему, новым делом Пралена.— Делом Пралена? — возмутилась бабушка Элен. — Как это тебе в голову взбрело? Здесь речь не идет об убийстве!— Дело не в убийстве. Это скандал в благородном семействе, такой же губительный для нынешнего режима, как и дело Пралена.— Родерик не француз!— Но он носит титул, он общественный деятель, хорошо известный в городе и близкий к трону.— Тонкое умозаключение, моя дорогая, — как ни в чем не бывало заметил Родерик. — Кто подсказал его тебе?— Никто.Мара с гордостью отметила про себя, что ее голос не дрожит.— Неужели? А я-то думал, это наш ночной кошмар, наш друг, вообразивший себя князем тьмы. Неужели не де Ланде подсказал его тебе?— Нет.Родерик покачал головой, и опять его губы искривила холодная улыбка, не отражавшаяся в глазах.— Это упущение с его стороны. Он мог бы также подсказать единственно правильный и праведный способ опровергнуть столь неслыханное и непристойное обвинение, он мог бы объяснить, как рассечь гордиев узел одним ударом сверкающего клинка. Он мог бы посоветовать тебе, что надо требовать брака.Он ждал ее ответа, затаив дыхание, сам понимая, что требует от нее невозможного: чтобы она отказала ему, руководствуясь правильными побуждениями, а он потом смог бы убедить ее принять предложение, исходя из неверных оснований. Он встал навытяжку, держа руки по швам, не желая даже жестом повлиять на ее решение.— Никогда, — отчеканила Мара, поднимаясь на ноги. Ее глаза потемнели от отвращения. Она отвернулась от него.Родерик перевел дух.— Но почему? Разве ты не хочешь стать принцессой?— Только не с таким принцем, как ты.— Хотя вокруг нас рушатся правительства, а короли теряют короны вместе с головой? Это, конечно, прекрасно — столь высоко ценить независимость, но ты должна спросить себя: «Достойна ли я этого?»Что он задумал? Его голос звучал слишком легко и беспечно. Он нарочно выводит ее из себя — во всяком случае, ей так казалось. Но с какой целью? Гнев помешал ей это понять. Она была охвачена всепоглощающим желанием нанести ему удар, который заставил бы его ответить от чистого сердца, позабыв о холодных расчетах разума.Она повернулась к нему лицом, ее голос зазвенел:— Я американка. Для меня титулы и все эти бесполезные побрякушки, столь милые сердцу королей, ничего не значат. Мне нет дела до рушащихся правительств и запятнанных имен древних рыцарей. Мне нужен муж, который был бы настоящим мужчиной, а не избалованный королевский сынок, играющий людьми, как пешками.— Тебе нужен человек, — сказал он, подходя к ней, — который заставит тебя забыть о том, кто ты такая, и даже о том, муж он тебе или нет.— Только не ты! — мгновенно ответила Мара.— Я. По причинам, всем нам известным, и по тем, о которых ты еще даже не догадываешься, ты станешь моей женой.— Нет! — Она попятилась от него прочь.— О да. Ты будешь моей женой. Никто и ничто не сможет этому помешать.Они были так увлечены своим спором, что не заметили вновь прибывшего. У дверей произошло движение. Вошел мужчина — высокий, прямой, в белой военной форме Рутении. Только его волосы сияли серебром в зимнем свете, падавшем из окон. Когда он заговорил в наступившей тишине, его голос был слышен во всех углах громадной гостиной.— Я могу этому помешать и не допущу этого, пока я жив. Если ты в этом сомневаешься, испробуй свои угрозы на мне, мой громогласный, мой галантный и влюбчивый сын. 13. — Ваше величество!Это восклицание вырвалось у бабушки Элен. Она с трудом поднялась с кресла и, опираясь одной рукой на подлокотник, присела в глубоком реверансе. Родерик коротко кивнул, Михал и другие члены свиты отвесили более почтительные поклоны. Мара, опустив глаза, тоже сделала реверанс.Рольф, король Рутении, ответил на приветствия кратким жестом, подошел и протянул руку бабушке Мары.— Мадам Элен Делакруа, чье второе имя — Великодушие, если не ошибаюсь.— О, вы все еще помните мою глупую оплошность, допущенную при первом знакомстве! — воскликнула Элен, вспыхнув от удовольствия. — Как это удивительно и как мило с вашей стороны.Это и в самом деле было удивительно, ведь он запомнил случай, произошедший тридцать лет назад. Мара прекрасно знала, о чем идет речь: бабушка Элен любила пересказывать это происшествие. Принц Рольф, находившийся с визитом в Луизиане, желая поблагодарить ее за то, что она позволила ему и его свите явиться к ней на бал без приглашения, заметил:— Вас следует называть леди Великодушие.Она смутилась, но, желая угодить особе королевской крови, ответила:— Как вам угодно, ваше высочество, но меня с рождения звали просто Элен.Между тем бабушка Элен продолжала:— Так много лет прошло с тех пор.— Даже слишком много, — согласился Рольф. — Как поживает Андре?— Хорошо. А Анжелина?— Волнуется из-за того, что происходит здесь, в Париже. Я ее эмиссар и неофициальный министр юстиции. Очевидно, я могу оказаться полезным в этом качестве.Это был своего рода косвенный вопрос о сложившемся положении или, по крайней мере, о той роли, которую сыграли в нем Элен и ее внучка. Ответ бабушки Элен прозвучал столь же уклончиво:— Если вы осведомлены о случившемся, значит, вам известно, что замешанная в скандале девица — это моя внучка. Позвольте представить ее вам.Рольф повернулся к Маре. Легкая улыбка тронула его губы, но взгляд был строгий, оценивающий. Его глаза уже не были такими ярко-синими, как в молодости, и в волосах золото сменилось серебром, суровое лицо избороздили морщины, проложенные опытом и упрямством, но в нем ощущалась такая неукротимая сила, такая непререкаемая воля, что он показался Маре еще более грозным, чем его сын.Она снова присела в реверансе, а он пожал ей руку.— Мара. Греческое имя с привкусом Ирландии и в дополнение к нему — ирландские глаза цвета торфяного дыма, видящие будущее во сне. В сочетании с вашей красотой они могут свести с ума. Неудивительно, что дипломатия Рутении во Франции растеряла всю свою утонченность.— Дипломатия, — жестко перебил его Родерик, — здесь не обсуждается.Отец повернулся к сыну и смерил его уничтожающим взглядом.— Я так и понял, — сказал он. — Но вопрос, незамедлительно приходящий на ум, если, конечно, это трезвый и незамутненный ум, таков: почему нет?— Альковные дела обычно не являются предметом государственного интереса. Данное дело стало предметом такого интереса лишь недавно, но, если исключить непрошеное вмешательство, оно вскоре будет представлять интерес исключительно для дамы и для меня.— Неужели ты собираешься стрелять из пушек по воробьям? Какое расточительство — использовать не просто безделушку, а как-никак королевскую корону, чтобы положить конец всего-навсего альковному делу!Ядовитая ирония, прозвучавшая в словах отца, не оказала никакого заметного влияния на Родерика.— Это положило бы начало, а не конец.— Начало, основанное на сопротивлении и неприязни под воздействием форсмажорных обстоятельств, вряд ли сулит радужную перспективу на будущее.— Вы твердо вознамерились подыскать для меня королеву, преисполненную чувства собственного долга, но лишенную надежд, тяжко вздыхающую и всегда готовую принести себя в жертву? Уверяю вас, это еще менее радужная перспектива.Стиснув руки за спиной, Рольф тотчас же вновь бросился в атаку:— А ты вознамерился склониться перед диктатом мещанской морали из-за какой-то ничтожной сплетни? Если так, лучше предупреди меня прямо сейчас. Переговоры по капитуляции королевства Рутения следует начать незамедлительно.— Если единственный выход, который вы мне предлагаете, состоит в том, чтобы посыпать голову пеплом и безоговорочно принять ультиматум закоснелого в своем предубеждении самодержца, такому королевству лучше не жить.Столько сдержанной ярости звучало в их голосах, что Демон заскулил и почел за благо заползти под канапе. Они были так похожи друг на друга, так упрямы и равны по силам, что развернувшаяся между ними сцена стала напоминать битву титанов. Казалось, никто из свидетелей этой битвы не смеет шевельнуться из страха навлечь на себя словесные удары. Мара прислушивалась к перепалке с ужасом и чувством вины.Король Рольф смотрел на сына, грозно сведя брови на переносье.— Ты неуклюж, как простолюдин, без малейшего намека на обходительность и воспитанность. Если ты точно так же обращался с дамой, неудивительно, что она выражает недовольство.— Это не придворный менуэт с поклонами и кружевными платочками. Я должен жениться на этой женщине. Это необходимо.— Необходимо ради кого? — негромко осведомился Рольф.— Ради Рутении, ради Франции, ради укрепления наших отношений с этой страной. Ради вас. Ради нее. Ради меня.— Никакой необходимости в подобном самопожертвовании нет. Не может быть, чтобы ты научился столь неуклюжему ведению государственных дел при моем дворе.— Не может быть? — переспросил Родерик с наигранным изумлением. — Неужели все хитроумные альянсы, до сих пор спасавшие нашу страну от потрясений и революций, были заключены всего лишь по счастливой случайности? Можете называть меня неуклюжим, но всему, что я умею, я научился у вас, отец, ни у кого другого.— Значит, уроки придется продолжить. Этот роман — не для брачной постели. Для достижения гармонии во всех сферах — общественной и частной — требуется нечто большее, чем осуществление твоей ребяческой воли.— Мара будет моей.— Ты можешь идти наперекор воле своего отца, если тебе угодно, но идти наперекор воле своего короля ты можешь лишь на свой собственный страх и риск. На кону стоит право престолонаследия. Твое право. Ты готов рискнуть им ради этой женщины?— Прекратите! — воскликнула Мара. — Ради бога, перестаньте. О женитьбе речь не идет.Король Рольф повернулся к ней.— В чем дело? — спросил он уничтожающим тоном. — Вам не нравятся королевские короны?— По правде говоря, не очень. А еще меньше мне нравятся сопровождающие их семейные скандалы.Родерик подошел и встал рядом с ней.— Оставьте Мару в покое. Это наш с вами спор, она тут ни при чем. Не делайте из нее мишень.— Благодарю вас, ваше высочество, — сказала Мара, поворачиваясь к нему и гневно вскинув голову, — но мне не нужен защитник. Я выхожу из игры. Не желаю быть и не буду предметом раздора между вами и вашим отцом.— Достойное, но бесполезное решение, — заявил король Рутении внезапно смягчившимся тоном, задумчиво глядя на них обоих.— Браво! — воскликнула Джулиана, неожиданно появившаяся в дверях. — Смею ли я надеяться, что эта вспышка дурного нрава вызвана скандальными сплетнями, распространяющимися по Парижу? Вы могли бы дождаться меня, раз уж предполагается, что я замешана в этом кровосмесительном союзе.— Ты не замешана, — коротко отозвался ее брат.— Но ты же не станешь отрицать, что на первый взгляд все именно так и выглядит? Ни разу в жизни никто не бросал на меня таких косых взглядов, как сегодня! Между прочим, у наших ворот собрались какие-то люди. Один из них швырнул ком грязи в мою карету.— Если бы ты не отправилась в Париж, — безо всякого сочувствия проворчал ее отец, — не было бы оснований для тревоги, проявлений дурного нрава и швыряния грязью. Могу я узнать, что ты сделала с кронпринцем Пруссии?— С Эрвином? Да ничего! Его галантные ухаживания покорили мое сердце, и мы ждем лишь церковного оглашения, чтобы обвенчаться. Вы пожелаете нам счастья?— Дети, — вздохнул Рольф, — это проклятие, посланное нам богами за то, что мы посмели нарушить границу их Аркадии.— Вы недовольны? — с невинным удивлением спросила Джулиана. — Позвольте мне уточнить: вы хотите, чтобы я вышла замуж, а Родерик остался холост? А может быть, вы преследуете прямо противоположную цель?— Скажи мне самое худшее. Скажи мне, что Эрвин, впавший в детство, сидит на чердаке и играет оловянными солдатиками. А может быть, он прыгнул в Сену, чтобы удрать от тебя?— Как вы проницательны, отец! Но он не прыгал в Сену, его лодка перевернулась. Понимаете, у нас было состязание на лодках. Мне жаль вас огорчать, но он вернулся в Пруссию с жестоким насморком и проклятиями на устах. Родерик это устроил.— Утонченная дипломатия, — пробормотал Родерик.Маре, не спускавшей глаз с Рольфа, показалось, что во взгляде короля промелькнула искорка гордости и веселья, но он ее безжалостно загасил.— Для меня это огромное утешение — знать, что он может оказаться полезным, если, конечно, сам захочет, — язвительно проворчал он, бросив взгляд на сына. — Позже я, разумеется, предполагаю получить полный отчет о случившемся.— Разумеется, — поклонился Родерик.Джулиана подняла бровь:— Все это прекрасно, но как все-таки быть со скандалом, разразившимся вокруг нас? Он обещает стать… безобразным.Рольф бросил на нее язвительно-насмешливый взгляд:— Я же здесь, как и мадам Элен Делакруа. Если люди считают, что таких опекунов, как родная бабушка юной девицы и ее крестный отец, недостаточно для соблюдения приличий, пусть думают и говорят что им угодно.— Вы мой крестный отец? — спросила удивленная Мара.— Точно так же, как моя королева является вашей крестной матерью.— Я этого не знала.— До недавних пор это был, к сожалению, лишь почетный титул, но данное обстоятельство можно исправить. Когда Анжелина присоединится к нам, а я не сомневаюсь, что она так и сделает в самом скором времени, она тоже захочет поближе познакомиться с вами. — Он одарил ее такой ослепительной и полной обаяния улыбкой, что Мара заморгала. Снова повернувшись к дочери, король продолжал: — Но смею ли я в столь критический момент тем не менее рассчитывать на стакан вина? Я проделал долгий и утомительный путь.— Старость — не радость, — иронически заметила Джулиана. — Пойду-ка я проверю, остались ли в доме слуги, оправившиеся после подслушивания.— Будь так любезна, передай им, чтобы обслужили меня в моих апартаментах. Родерик, если ты присоединишься ко мне, пока я смываю с себя дорожную грязь, мы сможем обсудить еще кое-какие неотложные дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51