ведь я же, черт возьми, был детективом. Да, ее тыльная сторона сыграла решающую роль, хотя ее секретарское прошлое – письма от бывшего работодателя, диплом из школы секретарей – были вполне подходящими.Но она обошла меня. Она оказалась умной, квалифицированной секретаршей, которая не испытывала ни малейшего интереса к своему шефу.Барни пихнул меня.– О, Глэдис. Это мой друг, мистер Росс. Он хозяин этого дома.Она отвлеклась от каталога и улыбнулась Барни любезно, но незаинтересованно.– Хорошо, – сказала она.– Это Барни Росс, – добавил я. – Боксер.Она снова занималась каталогом.– Я знаю, – ответила Глэдис равнодушно. И добавила: – Я рада.Она говорила бесстрастным вежливым тоном телефонного оператора.Мы с Барни прошли мимо нее, мимо старомодного черно-белого дивана в стиле «модерн» и стульев, которые я купил еще в тридцать четвертом на художественной распродаже после Всемирной выставки. Я отворил дверь в середине стены – снизу деревянной, а сверху – из матового стекла, – которая отделяла приемную от моего офиса. Там стоял мой старый письменный стол – огромная, обшарпанная дубовая громадина, к которой я привык. Я подскочил к новому удобному вращающемуся стулу, на который можно было откинуться, не рискуя вывалиться в двойные окна у меня за спиной. Барни достал его мне по оптовой цене. У правой стены стоял коричневый кожаный диван с Максвел-стрит: он был не новый, но в отличном состоянии. Над ним висело несколько фотографий, включая портреты Салли Рэнд и еще одной актрисы. На обеих фотографиях было написано «с любовью». Таких вещей не должно быть в конторе: они не имеют отношения к делу, но снимки двух знаменитых актрис с дарственными подписями производили впечатление на некоторых моих клиентов. К тому же мне было на что посмотреть, когда наступал застой в делах. На другой стене, над несколькими стульями, висели фотографии Барни на ринге, которые он мне подарил. Одна из них была подписана. Но там не было слов «с любовью».– А она ничего, – сказал Барни, помахав большим пальцем в сторону Глэдис, – только не больно-то приветливая.– Я знал это, когда нанимал ее, – ответил я бесцеремонно.– Не заливай!– Ее внешность, черт возьми, не была для меня главным. Меня интересовала ее квалификация, и я понял, что для работы она – то, что нужно.– Ну, допустим, тебя действительно интересовала ее квалификация. Но ручаюсь, она была приветливее, когда пришла на собеседование.– М-да, – признался я. – Именно поэтому я и принял ее на работу. Ну ладно. А как твоя личная жизнь?Барни расстался со своей женой Перл. Вкратце: он уехал на восток, чтобы поработать у ее отца, чей бизнес был связан с одеждой. Но ничего не вышло – ни с женитьбой, ни с бизнесом. Барни пришлось вернуться в свой ресторан.– У меня есть девушка, – сказал он, как бы защищаясь. – А ты?– Я отказался от этого.– Я не шучу, Нат, ты же не молодеешь. Ты – серьезный бизнесмен. Почему бы тебе не устроиться и не обзавестись семьей?– У тебя же нет детей.– Но не потому что я не делал попыток. А возможно, это даже и к лучшему, раз у нас с Перл ничего не вышло. Вот с Кати – другое дело.Кати его хористка.– Из огня да в полымя, – сказал я. – Занимаясь своим делом, я мало стал доверять семейным узам.Он добродушно нахмурился.– Тебе приходится сейчас часто следить за неверными супругами?– Ну да. Разводы помогают таким агентствам, включая и наше, существовать. Но теперь я стараюсь побольше этого лошадиного дерьма свалить на своих сыщиков. Уж если ты – босс, то можешь сам выбирать себе случай для расследования.– Если уж речь зашла о твоих операх: почему бы нам не пройти к ним и не представить им меня? Я еще никого из них не встречал.Мы прошли через приемную, кивнув и улыбнувшись Глэдис и получив в ответ кивок женщины, которая так и не оторвалась от картотеки. Потом мы подошли к другой двери, к моему бывшему офису. На дверном матовом стекле было написано просто:«A-I», ЧАСТНОЕ СЫСКНОЕ АГЕНТСТВО.Я вошел без стука; Барни следовал за мной. Когда я там работал, комната казалась мне огромной. А теперь, разделенная перегородкой на два закутка, в которых стояли письменные столы и стулья для клиентов, она стала просто крохотной. Оштукатуренные стены были покрашены бледно-зеленой краской. Только один стол, тот, что стоял в левой каморке, был занят. За ним сидел человек – плешивый мужчина с венчиком волос вокруг лопоухих ушей, в очках в тонкой оправе на вздернутом носу. Ему был пятьдесят один год. Он снял пиджак и повесил его на вешалку. Но несмотря на это, он выглядел очень внушительно в жилетке и аккуратном солидном голубом галстуке.– Барни, – сказал я. – Это Лу Сапперстейн.Сапперстейн улыбнулся и протянул через стол руку, которую Барни, улыбаясь, пожал.– Благодаря вам я заработал немного денег в прошлом году, – сказал Сапперстейн.– Каким образом? – спросил Барни.– Он поставил на Армстронга, – вмешался я. Барни усмехнулся.– Ну что за парень! – воскликнул он, имея в виду меня.– Я не это имел в виду, – произнес Лу, немного смутившись. – На самом деле, после вашего поражения я поспорил с приятелем, что вы уйдете с ринга. Что вы, конечно, и сделали.– А откуда вы узнали, что я уйду и не вернусь? У меня было множество предложений, знаете ли.– Поэтому-то я и не мог получить выигранное в течение года со дня вашего поражения. Это условие было частью нашего пари в пятьдесят долларов. Спасибо, мистер Росс.– Называйте меня, пожалуйста, Барни.– Лу ушел в отставку после двадцати пяти лет службы в полиции, – сказал я. – Мы вместе разрабатывали все детали, касающиеся карманников.– Я был его боссом, – сказал Лу Барни. – Нанять меня – это воплощение идеи Ната о мщении мне.– Я тебя нанял, потому что я – хороший парень, – заявил я. – А вот уволить тебя – это моя идея о мщении. Где Фортунато?– Опаздывает. – Сапперстейн пожал плечами.– В первый же день? – спросил я, слегка удивившись.Сапперстейн снова пожал плечами.– Я хотел, чтобы он начал работать с этими кредитными обязательствами, – сказал я, указывая на бумаги, лежавшие на его столе, которые Лу не мог видеть со своего места.Тут дверь за нами открылась и вошел Фрэнки Фортунато. Он был маленький, худой, как жердь, с темными жиденькими волосами и резкими чертами лица. Он бы выглядел зловеще, если бы не его широкая, открытая, ясная улыбка. Его щегольский костюм был коричневого цвета, а галстук – желто-красный.– Привет, я опоздал! – крикнул он. – Не страшно для начала.– Вы же должны быть здесь до девяти часов, – сказал я ему. – По-моему, это не чрезмерное требование...– Вы имеете в виду квалификацию или пунктуальность?– Вообще-то, и то, и другое.– Геллер, вы стареете. Вы не помните, каким вы были молодым? Этой ночью у меня было жаркое свидание.Он подскочил к своему столу и принялся крутить телефонный диск.– Вам бы лучше заняться кредитными чеками, – недовольно заметил я ему.– Сладкая моя, – заговорил он в трубку. – Это Фрэнки. – Прикрыв микрофон, он замахал рукой, чтобы мы ушли. – Вы не против? У меня частный разговор.Я подошел к нему и взял у него трубку.– Привет, сладкая моя. Фрэнки просто позвонил сказать, что он остался без работы. – Я отдал ему трубку.– Поговорим позже, солнышко, – проворковал Фрэнки и повесил трубку. Он ухмыльнулся. – Проверю, все ли в порядке. Вы не возражаете, если я займусь этими кредитными обязательствами?– Начинайте. Между прочим, это мой приятель Барни Росс.– Послушайте, – обратился он к Барни вместо приветствия. – Есть смысл вернуться. Это не должен обязательно быть Армстронг. Послушайте, Канцонери все еще выходит на ринг. Третье сражение Росс – Канцонери может принести кругленькую сумму. Нам надо поговорить. – Он посмотрел на меня и улыбнулся краешком рта. – Конечно, после работы.Я кивнул Фрэнки и Лу, и мы вышли из комнаты.– Этот парень нахален, но я уверен, что у него блестящие способности, – заявил Барни.– Это точно. Я его исправлю. Насколько это возможно.– Чем он занимался раньше?– Он вылетел из полиции в первый же год службы за то, что не ужился с Туббо Гилбертом.Капитан Дэниел «Туббо»-толстый-Гилберт даже по чикагским меркам пользуется дурной славой продажного копа. Но при этом весьма влиятельного.– А-а-а, – протянул Барни. – Не удивительно, что тебе понравился парнишка. Ты просто себя видишь в этом сукином сыне.– Знаешь что, – ответил я, – я замечаю прекрасные черты во многих сукиных сыновьях. Больше того, меня знают как приятеля одного бывшего спортсмена.Выражение лица Барни внезапно стало задумчивым.– Как бы этого парня не забрали в армию.Я покачал головой.– Этого никогда не будет.Мы уже подошли к моему офису.– А я думаю, что это должно случиться, Нат. Да ты знаешь, и мы могли бы попасть туда.– Я гарантирую тебе, что уж этого-то никогда не случится.– Я пойду, попросят меня, или нет.– Не будь дураком, – возразил я.– Ты что, не знаешь, что идет война?– В Европе. Они уже втягивали нас в свои сражения, но больше им этого не удастся.– Ты и правда в это веришь?– Конечно.– Но, Нат, ты же еврей.Я не еврей. Это не означает, что я не сочувствую тому, что происходит с евреями в Германии. Мне не нравится идея захвата собственности военными где бы то ни было. Но я не считаю, что это имеет отношение ко мне.– Ты еврей, Нат.– Мой отец был евреем, мать ирландской католичкой, а я – я просто еще один болван из Чикаго, Барни.– Может и так. Но с точки зрения мистера Гитлера ты просто лишь еще один еврей.Конечно, он не сказал ничего сногсшибательного, но Барни сделал свое дело. Это было не в первый раз и, конечно, не в последний.Поэтому даже не попытавшись как-нибудь отшутиться, я отослал Барни, а сам отправился работать. Я сделал несколько звонков по поводу страховки, прежде чем заметил, что утро уже кончилось.В это время Глэдис сунула свою хорошенькую безразличную мордашку в дверь и сказала:– Пришли ваши клиенты, которым вы назначили на одиннадцать.Я совсем забыл.Это, принимая во внимание значимость клиента – потенциального клиента, – поскольку мы не говорили с ним, а лишь договорились о встрече по телефону, было большой глупостью с моей стороны.– Попросите мистера О'Хару войти, – сказал я, поправляя галстук и принимая надлежащий вид.Но первым вошел не мистер О'Хара. Это была потрясающая женщина. Довольно высокая, смуглая, она вплыла в комнату, как будто была героиней арабских сказок (или сицилийских кошмаров?). Она выглядела по-королевски в своем щегольском пальто из верблюжьей шерсти с подплечниками. Под пальто виднелся костюм мужского покроя в тонкую полоску. Но под костюмом, как мог углядеть любой детектив, было отнюдь не мужское тело: лацканы моего костюма не приподнимались так в одном месте. На голове у нее была надета маленькая серая шляпка поверх блестящих черных волос, затянутых в узел. На плече на длинном шнурке висела маленькая сумочка-кошелек: в такую не засунешь смену белья. Женщина взглянула на фотографии актрис, и мне показалось, что она была довольно удивлена. Потом она улыбнулась и кивнула мне. Мимолетная улыбка была не теплой, но чувственной. У нее были широкий рот, губы, накрашенные темно-красной помадой, римский нос, темные-темные глаза и насмешливо приподнятые брови.О'Хара, ростом ниже ее, семенил сзади. Он помог ей снять пальто, а она держала себя с таким видом, будто была королевой, а он – ее слугой.Это было смешно, принимая во внимание, кем он был на самом деле, потому что Эдвард Дж. О'Хара – маленький, но внушительный человек в аккуратном костюме в тонкую полоску, с бриллиантовой булавкой, пристегнутой к красному галстуку в черную крапинку, держащий черное пальто перекинутым через руку и черную шляпу в другой руке, – был большим человеком в этом городе, миллионером со связями в городских властях и преступном мире. Особенно в преступном мире. Его несимметричное лицо было по-своему красивым. Его густые черные брови нависли над проницательными голубыми глазами, нос был длинный и тонкий, а завершал картину маленький подбородок с ямочкой.Он повесил ее пальто, потом – свое, а потом улыбнулся мне дружеской улыбкой.– Мистер Геллер, надеюсь, вы не будете против того, что я привел с собой секретаршу, мисс Каваретту... она будет делать кое-какие записи. Я так всегда поступаю, когда иду на деловые свидания.Я указал им на стулья у левой стены.– Безусловно, нет, – сказал я. – К тому же такая чудесная компания может только радовать.Мисс Каваретта скупо улыбнулась. По ее глазам было видно, что она знает что-то такое, чего не знал я. Она села, скрестив стройные красивые ноги, и достала из сумочки блокнот для стенограмм и ручку.О'Хара стоял напротив меня. Он протянул мне руку, все еще улыбаясь, как политик. Я пожал ему руку, тоже улыбнулся ему, недоумевая, почему он так стремился мне понравиться. Он был важным человеком. Я был, по сути, никем. Он так всегда себя вел?– Для меня это большое удовольствие, мистер Геллер, – произнес он. – Я слышал о вас много хорошего.– От кого, мистер О'Хара? Может, от Фрэнка Нитти?Его улыбка тут же исчезла. Мне не следовало этого говорить: это просто вырвалось у меня.Он сел.– О моих связях с преступным миром преувеличивают, мистер Геллер. К тому же, даже имея такие связи, можно делать деньги и не рисковать, если поставить все на деловую основу и быть честным в своих поступках. Пусть все будет по-деловому, и тогда нечего бояться.Было похоже, что он пытается уговорить себя, а не меня.Я сказал:– Я не хотел сказать что-то грубое, мистер О'Хара.– Зовите меня Эдди, – улыбнулся он, доставая серебряный портсигар. Он предложил сигарету мисс Каваретте: она взяла. Он предложил сигарету мне – я отказался, но пододвинул мисс Каваретте пепельницу. Наши глаза встретились. Она улыбнулась мне глазами. У нее были длинные ноги. И они тоже мне улыбнулись.– Мы только что завершили сезон в Спортивном парке, – заявил мистер О'Хара, давая прикурить своей секретарше от серебряной зажигалки в форме лошадиной головы. Он отложил сигареты и зажигалку, так и не закурив.Я сказал:– У вас был удачный год.Спортивный парк, президентом которого был О'Хара, представлял из себя сооружение на двенадцать тысяч мест, с дорожкой для бегов длиной в полмили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43