— Добрый вечер, друзья, — произнес он перекрывая гитарную музыку и беззаботную болтовню посетителей. — Сегодня у нас тесновато. Поужинаете или только потанцуете?— Только потанцуем, — сказал я.Он подмигнул.— Сегодня играет трио Сола Хупии. С этими ребятами не усидишь. — Он указал рукой на круглую танцевальную площадку. — Сзади осталось несколько кабинок.— А компания Олдса здесь?— Да. Девушка вам покажет.Он позвал японскую красотку в кимоно, у которого, в отличие от тех, что были на гейшах в «Ройял Гавайен», спереди был разрез, чтобы виднелись ноги. Она была хорошенькая, сладкая, концы подобранных кверху черных прядей, свободно рассыпались по плечам, в руках она держала блокнот для записи заказов, за ухом у нее торчал карандаш.— Компания Олдса, — сказал ей швейцар.Она откинула прядь волос с лица, бросила:«Сюда» и поплыла вперед.Швейцар ухмыльнулся и показал на себя большим пальцем.— Если что надо, кликните Джо... Джо Фрейтаса!И мы последовали за нашей неприветливой, показывающей ноги гейшей по краю до отказа заполненной танцевальной площадки. То, что танцевальная площадка выходила на открытую веранду означало единственно, что духота, насекомые и запах рыбы с канала проникали внутрь именно этим путем, смешиваясь с табачным дымом и густыми запахами еды и пота.Площадку, за исключением веранды, окружали, образуя форму подковы, два яруса решетчатых кабинок из тикового дерева. Кабинки верхнего яруса на несколько футов выступали над кабинками нижнего, что делало последние поуютнее. В них было темно, в каждой горела одна-единственная свеча, и глубокие кабинки здорово походили на альковы, даря беседующим и влюбленным ощущение уединенности.С одной стороны террасы располагалась маленькая сцена для трио Сола Хупии. Музыканты были облачены в розовые рубахи и такие же брюки с красными кушаками, на шее у них висели «леи». Три гитариста, один из них поет в микрофон. Никаких барабанов, но танцорам, как видно, все равно — с помощью своих инструментов эти гитаристы выдавали ритм почище всякого барабана.За исключением трио Сола Хупии и обслуги собрание в «Ала-Ваи Инн» было этим вечером исключительно белым. Белые лица, на многих мужчинах белые полотняные костюмы, только платья белых женщин слегка расцвечивали общую атмосферу.Гейша провела нас к кабинке, где сидел лейтенант Фрэнсис Олдс — в белом костюме и в обществе пухлой рыжеволосой зеленоглазой красотки, на которой было синее в белый горох платье.— Добрый вечер, Поп, — приветствовал я лейтенанта. — Не вставайте — мы проскользнем.Так мы и сделали. Изабелла протиснулась первой, а Олдс передвинулся поближе к своей рыжей.— Это Дорис, маленькая женщина, — сказал Олдс, делая жест в сторону пышной груди своей спутницы, отчего его слова показались совсем неудачными. — Дорис, это Нат Геллер, детектив, который работает с мистером Дэрроу, я тебе про него рассказывал.— Приятно познакомиться, — сказала она.Она жевала резинку, но не для того, чтобы отгородиться от окружающих. Казалось, это помогало ей с большим энтузиазмом смотреть на мир, о чем, сверкнув в мою сторону, сказали ее зеленые, заигрывающие глаза.Олдсу не пришлось представлять Дорис Изабеллу, потому что из-за Талии Изабелла часто навещала Олдсов в их доме на острове-складе рядом с Перлом.— Спасибо за помощь, — сказал я Олдсу.— Какие могут быть вопросы, — ответил Олдс. — Все что угодно, лишь бы помочь Талии. Кстати, сегодня вечером она играет в бридж на «Элтоне», с Томми, миссис Фортескью и Лордом или Джоунсом, думаю, с Джоунсом. Боже, собрание заговорщиков за картами! Вчера в Перл-Харборе я сказал Олдсу, что мне нужно поговорить с офицерами-друзьями Томми, но не хотелось бы делать это под присмотром адмирала Стерлинга. Нет ли возможности устроиться где-нибудь в неформальной обстановке, где люди будут держаться посвободнее и откровеннее отвечать на вопросы.Он предложил встретиться в «Ала-Ваи Инн» в субботу вечером.— Почему в субботу? — спросил его я.— Суббота — это военно-морской вечер в «Ала-Ваи». Местные знают, что приходить не стоит, члены клуба тоже. Только младшие офицеры с женами, танцуют, обедают и пьют. Вы же понимаете, что им не по карману «Ройял Гавайен» или «Моана», куда ходят высшие чины. А еда в «Ала-Ваи» сносная и недорогая, музыка гремит, свет приглушен. Что еще надо военно-морскому человеку?Олдс согласился встретиться со мной и познакомить с несколькими своими друзьями, которые были и друзьями Томми. А учитывая интенсивность, с которой ходили по кругу фляжки с крепкими спиртными напитками и виски местного изготовления, интересующие меня объекты, заверил Олдс, будут податливыми и разговорчивыми.— И потом, — добавил он, — если вы хотите поговорить с ними о ночи, когда была изнасилована Талия, что может быть лучше того места, в котором они провели тот вечер?Разумное замечание, но теперь, придя сюда, я подумал, что, возможно, это была не самая удачная мысль. Громкая музыка, переполненная танцевальная площадка, дымная духота... Все это не может способствовать расспросам, даже неформальным.Степень веселья дошла здесь уже до разгульного уровня. Во время танцев пары танцующих разбивались, по окончании танца менялись партнерами, мужчины и женщины — редко парами — переходили от столика к столику, раздавался визгливый пьяный смех. По углам и в кабинках были видны неясные силуэты милующихся пар, на танцплощадке тоже вовсю обнимались.— Вы, моряки, знаете, как повеселиться, — сказал я.— Многие из нас не знают, что их ждет.— Вы один из самых старых тут, Поп... а вам нет еще и тридцати. Каким образом они, к дьяволу, могут не знать, что их ждет?Олдс пожал плечами.— Каждый субботний вечер «Ала-Ваи» превращается в чертово братание классов, Нат. Вы должны кое-что понять насчет субординации... здесь вы каждый день рискуете своей жизнью, в этих душных и тесных металлических гробах. В любой момент вы можете опуститься на дно — внезапно и без всякой надежды на спасение. Такие тяжелые испытания заставляют людей быть терпимыми друг к другу, возникает дружба, которая крепче семейных уз. — Он покачал головой. — Это трудно объяснить гражданскому.— Так же трудно, как объяснить, почему Джоунс и Лорд помогли миссис Фортескью я Томми похитить Джо Кахахаваи?Олдс посмотрел на меня, словно не совсем понимая, на чьей я стороне. Я, естественно, тоже не понимал.— Ну да, — сказал он.— А Брэдфорд здесь?— Вон он, там. — Олдс кивнул в сторону площадки для танцев. — С блондиночкой. Это жена Реда Ригби.Темноволосый, стройный, приятной наружности лейтенант Джимми Брэдфорд отплясывал чарлстон с симпатичной блондинкой. Он улыбался ей, она улыбалась ему в ответ.— Ваши парни когда-нибудь танцуют со своими женами?Олдс ухмыльнулся.— Разве что в годовщину свадьбы.— Поэтому в ту ночь Томми и не заметил до часу ночи, что его жены не было, а тут вечеринка начала заканчиваться и пора было идти домой?Гримаса разочарования исказила его приветливое лицо.— Это нечестно, Нат.— Я только пытаюсь разобраться. Талия и Томми пришли на еженедельную вечеринку морских военных. Талия утверждает, что ушла в одиннадцать тридцать, и только через полтора часа Томми заметил, что его спутницы жизни нет рядом.— Он заметил гораздо раньше.— Когда он заметил?Олдс пожал плечами, в глаза мне он не смотрел.— После той заварушки.— Какой заварушки?Хихикнув, встряла Дорис:— Когда Талия распустила...— Помалкивай, — метнув сердитый взгляд, бросил ей Олдс.Но я не отступил.— Что вы хотите этим сказать, Дорис? О чем вы говорите?Но она, скривившись от обиды, отрицательно покачала головой и хлебнула разбавленной спиртным кока-колы.— Поп, — спокойно сказал я, — если вы не захотите помочь мне, я не смогу помочь Томми.Он вздохнул и пожал плечами.— Талия просто с кем-то повздорила и в сердцах убежала. После этого никто из тех, кого я знаю, ее не видел... это было в одиннадцать тридцать, может быть в одиннадцать тридцать пять.— С кем она повздорила?— С лейтенантом Стокдейлом. Реем Стокдейлом.— Он здесь? Я бы очень хотел поговорить с этим парнем.Олдс покачал головой.— Нет, не думаю. По крайней мере, я его не видел.Я посмотрел на Дорис, она отвела взгляд. Резинку она теперь жевала вяло.— Но многие ребята здесь, — оживленно проговорил Олдс, — и если я поручусь за вас, они с удовольствием поговорят с вами.— Тогда почему бы нам не пойти к ним?— Конечно. Дорис, позаботься о мисс Белл, хорошо?Я обратился к Изабелле:— Пока меня нет, не вздумай влюбиться в какого-нибудь матроса, малышка.Она сжала свой миленький ротик в насмешливой улыбке. И закурила новую сигарету.— Приводя девушку в такое место, большой мальчик, ты испытываешь свою судьбу.Я поднял бровь.— А ты испытываешь свою судьбу, уже просто придя в такое заведение.Я послал ей воздушный поцелуй, она ответила тем же. И не успели мы отойти, как к кабинке не спеша подошли два офицера в белой цивильной одежде, и через мгновение жена Олдса и моя подружка уже танцевали, стараясь не потерять при этом своей чести.— Тут времени даром не теряют, — прокомментировал я.— Здесь дружеская обстановка, — заявил Олдс.И в подтверждение этого на протяжении следующего часа он представил меня не меньше полудюжине дружески настроенных братьев-офицеров Томми Мэсси, которые все хорошо отзывались о Талии. Куря сигареты и сигары, попивая контрабандное спиртное, обнимая хихикающих женщин, которые были, а может, и не были их женами, облокотясь на стойку бара или устроившись в кабинках, или просто прислонясь к стене, они были рады помочь человеку Кларенса Дэрроу. Фразы повторялись, и, исходя из обстоятельств, я не делал никаких записей. И только позже, тем же вечером, вспоминая эти разговоры, я обнаружил, что молодые подводники в белой гражданской одежде слились в одну, неразличимую массу, которая наперебой хвалила Талию — «хорошая девчонка», «милая девушка», «тихая, но приятная женщина» — и сыпали ругательствами в адрес насильников — "всех этих ниггеров надо пристрелить".Наконец я сказал Олдсу, что получил всю необходимую информацию, и отослал свою дуэнью в кабинку. Я сказал ему, что мне надо облегчиться. Я, правда, не сказал ему, что за мгновение до этого увидел, как Джимми Брэдфорд, проскользнул в мужской туалет.Вскоре я пристроился у соседнего писсуара и, пока мы журчали, сказал:— Не забудь застегнуться, когда закончишь.Он глянул на меня смущенно, но с раздражением.— Что?— Разве у тебя не из-за этого возникли неприятности с копами? Это ведь ты бродил по улице с расстегнутой ширинкой в ту ночь, когда напали на Талию Мэсси.Его смущение сменилось глумливой ухмылкой.— А кто вы, к дьяволу, такой, мистер?— Нат Геллер. Я следователь Кларенса Дэрроу. Я бы предложил обменяться рукопожатием, но...Он закончил раньше, и я присоединился к нему у раковины, дожидаясь своей очереди вымыть руки.Он смотрел на меня в тусклое зеркало. Его лицо могло показаться невыразительным, если бы не резкий взгляд голубых глаз... и он казался не таким пьяным, как его братья-офицеры.— Что вам нужно?Тоже глядя в зеркало, я пожал плечами и чуть улыбнулся.— Я хочу поговорить с тобой об этом деле.Он взял бумажное полотенце.— Я не имею никакого отношения к убийству Кахахаваи.— Никто и не говорит, что имеешь. Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось с Талией Мэсси в сентябре прошлого года.Он нахмурился:— А какое это имеет отношение к делу, которым занимается Дэрроу?— Да, похоже, самое маленькое, потому что является мотивом этого, будь оно неладно, убийства. Но, может быть, ты не хочешь помочь?Он повернулся и посмотрел на меня, глаза у него сузились, словно он целился в меня из винтовки.— Разумеется, я поговорю с вами, — сказал он. — Все что угодно, чтобы помочь Томми и его жене.— Отлично. — Я подошел к раковине и вымыл руки. — Может, выйдем на воздух?Он кивнул, и, покинув туалет и миновав коренастого швейцара, мы вышли в теплую ночь. Около дренажного канала воздух казался особенно спертым, и не было ни малейшего дуновения пассата, который так смягчает гавайскую жару. Он облокотился на автомобиль модели А и выудил из кармана пачку «Честерфилда». Вытащил сигарету, протянул мне пачку.— Хотите?— Нет, спасибо, — сказал я. — Это единственная не приобретенная мною дурная привычка.Он прикурил от спички.— Вы спрашивайте. Я хочу помочь. Вам не надо прикидываться умником.Я пожал плечами и прислонился к смотревшему на Брэдфорда «хапмобилу»-купе.— Я оставил вам в Перле четыре сообщения — два с вашим капитаном, два — с вашей женой. Но вы так и не ответили на мой звонок. Я подумал, что вы избегаете меня, лейтенант.— Я просто занят, — сказал он, помахав спичкой.— Поэтому вы не выступали и на процессе Ала-Моана?Он выпустил дым.— Меня никто не просил выступить. А кроме того, я был на дежурстве на подлодке.— Кто-то помог это устроить?Его глаза опять сузились.— Не пойму, к чему ты клонишь, приятель?— Ни к чему. Просто когда я просматривал судебные отчеты, ты показался мне чертовски важным свидетелем, который забился в свою норку, лишь бы не выступить там.— Я оказал всю возможную помощь. Томми мой лучший друг. Я бы все для него сделал.— Например, спал бы с его женой?Он отбросил сигарету и сгреб меня за ворот моей рубахи в попугаях. Он был так близко, что я смог почувствовать — пил он бурбон, и хотя я не сумел определить марку, напиток был явно не домашнего происхождения.— У тебя грязная пасть, Геллер.Я посмотрел на его стиснутые кулаки, сжимавшие мою рубаху.— Это шелк. Он легко рвется.Он моргнул и отпустил меня. Шагнул назад.— Это грязная ложь. Талия...— Хорошая девочка. Она любит Томми. Поэтому, спокойнее. Да, я знаю всю историю. Она оказалась очень кстати... вероятно, поэтому никого из вас не вызвали на первый суд.— О чем это ты говоришь?— Окружные прокуроры не любят, когда толпы свидетелей говорят одно и то же. Они боятся, что какой-нибудь толковый адвокат защиты пробьется сквозь лабуду и докопается до правды. Как, например, то, что вы, подводники, передаете своих жен по кругу, как другие передают сигарету или бутылку.Он снова противно ухмыльнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41