Началось микрофильмирование наиболее важных документов. В штате Небраска, проявляя трогательную заботу о сохранении коровьего рода после ядерной войны, правительство построило убежище на 77 коров, 2 быка и 3 пастухов. Общенациональная паника, однако, дала совсем не те результаты, которые ожидались. Подземные убежища подействовали, «словно бульдозер, разворотивший скалы апатии в американской жизни». Многие «впервые осознали, что холодная война — штука чрезвычайно серьезная. Эти люди поняли, наконец, что если не найти выхода, произойдет катастрофа».
Как верно заметил К. Казинс, «если ту энергию, деньги и ресурсы, которые сейчас тратятся на убежища, направить не создание лучшего мира, то мы надежнее обеспечим американское будущее, чем все подземелья, которые можно выстроить за тысячу лет». Дж. Горовиц подчеркивает, что пропагандисты стратегии «атомных игр» социально опасны. И дело вовсе не в том, каков моральный облик их авторов — он стоит за пределами элементарных понятий о морали. Особую тревогу вызывает то, что концепция «игр в войну» постепенно приучает общественность рассматривать войну «как обычное явление». Он показывает беспочвенность иллюзии и об ограниченной войне, скажем, в Европе. Это не что иное, как «мизантропическое выражение изоляционизма, предполагающее, что европейцы снова будут сражаться за интересы Соединенных Штатов», а американцы — «наслаждаться зрелищем того, как Европа разорвет себя на куски». Понимая нелепость стратегии, рассчитанной на атомную войну, Горовиц призывает перейти от политики, основывающейся на морали антикоммунизма, к политике, базирующейся на общем выживании и на праве народов самим выбирать социальную систему.
Много критики выпало в это время на долю военных. Отмечают, что их роль в делах государства не имеет прецедента в истории страны. Если учесть «наследственный» аморализм американской военщины, то опасность провокаций возрастает многократно. У профессиональных стратегов, отмечает автор работы «Стратегия и совесть», профессиональная глухота к голосу совести. «Для стратега цели — всегда лишь кружки на карте. Многократное убийство — соответствующий коэффициент. Ядерный потенциал — понятие, аналогичное теплоемкости, электрическому потенциалу или кредитоспособности концерна». Пропаганда войны падает на весьма благодатную почву равнодушия. Американцы, как отмечает Раппопорт, не имеют позитивной национальной цели, что делает их восприимчивыми к ложной и гибельной пропаганде крестового антикоммунистического похода. В американском обществе господствует самодовольство, совесть его спит. Американцы любят звуки военных труб и парады, ибо они и понятия не имеют об ужасах войны, которая всегда обходила их стороной. Не встречая сопротивления, пропаганда, на которую монополии тратят огромные деньги, ведет преступную проповедъ войны, а правящие круги страны — «глупую, грязную и опасную игру интриг и подрывных действий».
Реалистически мыслящие ученые пытались и пытаются доказать пагубность термоядерной войны. Например, Т. Стониер в работе «Атомное бедствие» рассматривает гибельные последствия для всего живого на земле ударной волны, светового излучения, проникающей радиации, радиоактивного заражения местности. Он пытается нарисовать трагическую ситуацию, которая неизбежно возникнет после войны. Говорит о неотвратимости массовых психических заболеваний, эпидемий, о нарушении биологического равновесия в природе (птицы гибнут от малых доз радиации, насекомые малочувствительны и быстро размножатся; леса, особенно сосновые, погибнут, что приведет к эрозии почвы и т. д.). Как отмечает автор книги, такая перспектива должна убедить людей, что «забота о мире является не только чрезвычайно разумной и уважаемой, но для нашего поколения стала обязательной».
Видный американский психолог Ч. Осгуд пишет, что трудно дать людям убедительное представление об опасности ядерной войны, когда они незнакомы даже с обыкновенными бомбардировками. Нелегко это говорить, но, может быть, для нас (то есть американцев. — А. Я.) было бы лучше всего, если бы около какого-либо большого города случайно взорвалась ядерная боеголовка и взрыв показывали бы по телевидению. Возможно, после этого американцы взяли бы в толк, что «решать политические вопросы посредством ядерных бомб — все равно что пользоваться динамитом, чтобы избавиться от мышей в доме». Эту же точку зрения высказывает и профессор С. Хьюз. Касаясь воображаемого ядерного взрыва над США, он пишет, что «иной раз меня так и подмывает желание, чтобы такая ужасная вещь произошла». (Заметим в скобках, что в конце 1983 года в США был снят и показан по телевидению фильм «На следующий день», основанный на сценарии, близком к приведенным высказываниям Осгуда и Хьюза. Фильм потряс многих простых американцев. На политике Белого дома это не сказалось, да и не могло сказаться.)
Аргументация, конечно, крайне острая. Но не ради сенсации она приводится. Печально то, что отсутствие трагического опыта оборачивается плохо и для самих американцев, и для народов, уже познавших ужасы войны. Конечно, подобные «если бы» абстрактны, и никто не желает, чтобы термоядерные взрывы случились над США и передавались по телевидению. Больше того, саму эту аргументацию, хотя она и понуждает к мыслям о судьбах мира, вряд ли можно считать допустимой.
По разным причинам критика международного курса США разворачивалась по широкому фронту. Она отчетливо отражала новые реальности мировой обстановки, изменения в соотношении сил, растущее недовольство агрессивной политикой правящих сил США внутри страны и за рубежом. Так или иначе, но Соединенным Штатам пришлось пойти на определенные модификации в своей внешней политике с акцентом на международное сотрудничество, переговоры и договоренности. Но с приходом к власти демократа Дж. Картера и республиканца Р. Рейгана над человечеством вновь нависла угроза ядерной войны и катастрофы.
Внешнеполитический курс США претерпел эволюцию, амплитуда которой необычна даже для этой отличающейся бурным политическим темпераментом страны. От содействия разрядке международной напряженности, нормализации советско-американских отношений в начале десятилетия (70-е годы) США перешли к противоположной линии на его исходе.
Каковы же причины и сам механизм этой эволюции? Речь идет, в сущности, о том, чтобы понять, что же является эпизодом в американской политике — разрядка напряженности или конфронтация и курс на войну? Ответы на эти вопросы во многом помогают увидеть в правильной перспективе внешнеполитическую деятельность рейгановской администрации, позволяют составить более точное представление о развитии международной обстановки в целом, на которую — нужно ли говорить — США накладывают столь негативный отпечаток. Понятно, что участие США в оздоровлении международных отношений определялось комплексом причин разной глубины, длительности и силы воздействия. Наиболее фундаментальная — прогрессирующая ликвидация разрыва в общей мощи между СССР и США, между социализмом и капитализмом, если говорить в более широком плане. Советский Союз достиг военно-стратегического паритета с США, который обессмысливал курс на конфронтацию с СССР. На этот главный фактор наложились, усиливая его, некоторые другие, относительно частные. Страна была охвачена «вьетнамским синдромом», ставшим серьезным препятствием на пути продолжения агрессивной, или, как ее называли в США, «глобалистской», политики. Обострилась необходимость усилить внимание к внутренним, в первую очередь социальным проблемам, что дополнительно ограничивало «глобализм», требующий гигантских затрат.
Преобразование всех этих импульсов в разрядку выпало на долю республиканской администрации, политический профиль которой ослаблял противодействие тех, кому разрядка была не по душе. Ф. Холидей считает, что перед администрацией Р. Никсона, пришедшей к власти в 1968 году, стояли следующие задачи: достичь соглашения с СССР по ограничению стратегического ядерного оружия и в то же время расширить существующие преимущества США в областях, не охваченных соглашением; использовать соглашение по стратегическому оружию и советско-американской торговле для того, чтобы СССР прекратил помогать своим союзникам в «третьем мире», особенно Вьетнаму; вести переговоры с СССР по проблемам Европы таким образом, чтобы усилить давление на политическое единство советского и восточноевропейских обществ.
Вынужденные в силу сложившихся обстоятельств сесть за стол переговоров, США в лице Никсона — Киссинджера остались верны себе. Приведем лишь несколько фактов из исследования Сеймура Херша «Цена власти». 6 февраля 1969 года Никсон на пресс-конференции заявил, что ратификация Договора о нераспространении ядерного оружия всеми правительствами, как обладающими, так и не обладающими им, — в интересах мира, и выразил уверенность, что большинство друзей США в Западной Европе присоединятся к ним в этом вопросе. Однако сотрудники Совета национальной безопасности знали, что Никсон и Киссинджер относятся к договору враждебно, а за день до публично выраженной поддержки Договору Никсон подписал Меморандум № 6, в котором, в частности, говорилось: США не будут оказывать какого-либо давления на другие страны, прежде всего ФРГ, с целью их присоединения к Договору. В конце 60-х — начале 70-х годов американской общественности постоянно внушали, что новое поколение ракет с кассетными боеголовками создается в ответ на развертывание аналогичных систем в СССР. Однако, как объяснил тогдашний министр обороны М. Лейрд в сенатском комитете, США начали подготовку к этому до того, как узнали о соответствующих планах СССР.
Наиболее красноречивым примером односторонней интерпретации разрядки являются, как пишет Холидей, действия Никсона и Киссинджера, которые после подписания ОСВ-1 незамедлительно отбыли в Тегеран и заключили секретное соглашение с шахом Ирана о мерах дестабилизации обстановки в регионе и ослабления уз сотрудничества между Ираком и Советским Союзом. Сеймур Херш саркастически пишет по этому поводу, что американского стремления к «миру и безопасности» хватило ровно на двадцать четыре часа.
И все же, несмотря на политиканское маневрирование Никсона и Киссинджера, общая обстановка оздоровлялась. Советский Союз и Соединенные Штаты заметно разгрузились от бремени и опасностей конфронтации, закрепили этот процесс такими вехами, как Договор ОСВ-1 и соглашение «Основы взаимоотношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки». Поднялось на порядок выше политическое, экономическое, научно-техническое, культурное общение между странами с различным социальным строем.
В то самое время, когда росли ожидания дальнейших перемен к лучшему, в Соединенных Штатах начала быстро активизироваться и все сильнее влиять на политику коалиция сил, либо открыто выступавших против разрядки напряженности и нормализации в советско-американских отношениях, либо добивавшихся ограничения и того и другого. Ситуация менялась на глазах. Все это выглядело неожиданным, нелогичным, чуть ли не парадоксальным. Как раз тогда, когда разрядка напряженности начала приносить неоспоримые блага всем странам, включая США, в последних пришел в действие механизм, толкающий страну в сторону конфронтации и войны.
Что же вызвало прилив энергии у противников разрядки в Соединенных Штатах? И что обеспечило ему ту политическую действенность, которая привела к победе Р. Рейгана? Возникновение кампании против разрядки понять несложно. Прежде всего заговорили те многочисленные противники советско-американского сближения, которые на старте безмолвствовали. Для них переход к действиям определился тем, что нормализация отношений оказалась вопреки их расчетам делом реальным. Других активизировало то, что разрядка не стала заметным инструментом продолжения борьбы против Советского Союза иными средствами. И наконец, бросил в бой против политики разрядки свои огромные ресурсы военно-промышленный комплекс США, убедившийся, что потепление международного климата сопряжено для него с реальной угрозой ослабления политического влияния и снижения прибылей.
В середине 70-х годов в США произошли события, которые помогли правящим силам взять курс на отход от разрядки, усилили антиразрядочный потенциал, и без того всегда обладавший в этой стране большой силой.
Во-первых, выявилась неудача попыток добиться социально-политической стабилизации внутри страны посредством некоторых реформ в социальной, экономической, гражданско-правовой сферах. Широковещательные программы строительства «государства всеобщего благосостояния» не привели к социальной гармонизации общества. В результате в экономической и политической элите ослабло стремление к перераспределению бюджетных средств в пользу внутренних нужд. Лозунг «пересмотра национальных приоритетов», столь популярный в начале десятилетия и в известной мере толкавший к сдерживанию военных расходов и милитаризма, был отодвинут в сторону.
Во-вторых, произошел один из крупнейших в истории США экономических кризисов 1974—1975 годов, открывший собой длительную полосу хозяйственных расстройств, усугубленных необычным и неуправляемым переплетением трудностей (стагфляция, энергетический кризис, огромная безработица). Несомненно, эти осложнения, как это часто бывало и в прошлом, побудили правящие круги США искать во внешнеполитических обострениях средство отвлечения внимания американцев от внутренних проблем. Не является случайным совпадением и то, что политический натиск правых, требовавших возрождения «жесткого курса», обозначился как раз тогда (попытка Рейгана добиться номинации от республиканцев в 1976 году), когда страна прочно погрузилась в экономические сумерки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60