И все же разговоры о первом термоядерном ударе были слишком пугающими, вызывали протест, будили недовольство. На свет появились новые концепции, наибольшее внимание из которых привлекла доктрина «гибкого реагирования», о чем уже упоминалось выше.
Как известно, концепция пошла от генерала М. Тэйлора, занимавшего при Эйзенхауэре пост начальника штаба армии. Ее основные принципы были изложены в книге «Неопределенный призыв», содержавшей острую критику «массированного удара». Стратегия «массированного возмездия», писал Тэйлор, предоставляет нашим руководителям лишь два выбора: «либо развязывание всеобщей ядерной войны, либо компромисс и отступление». Тэйлор против обоих вариантов. Стратегическая доктрина, которую «я мог бы предложить взамен массированного возмездия», пишет он, называется стратегией «гибкого реагирования». Это название указывает на то, что «мы должны быть способны реагировать на любой возможный вызов и успешно действовать в любой ситуации». Не следует ставить недостижимую цель, рассуждает Тэйлор. Надо отказаться от чрезмерных надежд на всеобщую ядерную войну. Предпочтительнее малые войны. Решение ограниченных задач более эффективно. Впрочем, о предпочтительности локальных конфликтов писали уже Г. Киссинджер, Ч. Боулс и другие.
Концепция «гибкого реагирования» по существу своему столь же воинственна, как и другие доктрины ядерной войны. Однако несогласие автора с установкой на «массированный удар» стоило ему должности, его вынудили уйти в отставку. Но время шло, и в 1962 году взгляды Тзйлора приглянулись президенту Кеннеди. Он был возвращен из опалы и назначен личным помощником президента. Летом 1962 года Тэйлор получил высшее в американской армии назначение, став руководителем Объединенного комитета начальника штабов.
Дело, однако, не в назначении генерала Тэйлора, а в конкретных мероприятиях, которые за этим последовали. Если стратегия «массированного удара» предполагала основной упор на ядерное оружие, то для претворения в жизнь «гибкого реагирования» необходима подготовка к различного рода «ограниченным войнам». С этой целью правительство Кеннеди, увеличивая ассигнования на ядерное и ракетное оружие, стало одновременно наращивать производство обычных вооружений. Вашингтон приступил к формированию частей особого назначения — этих «пожарных команд» империализма.
Речь идет о необъявленных «партизанских» и контрпартизанских войнах. Необъявленная война — это засылка в другие государства диверсантов и провокаторов, убийства неугодных руководителей, различные формы саботажа, непосредственное участие вооруженных сил в акциях против стран, с которыми США формально не находятся в состоянии войны. «Мысль о том, что США должны полагаться на партизанские методы ведения войны как на единственный способ остановить и обратить вспять наступление коммунистов, — констатировала газета „Уолл стрит джорнэл“, — пустила ныне прочные корни в национальной политике… Сейчас вполне почтенные высокопоставленные люди спокойно обсуждают такие вещи, как методические убийства коммунистических руководителей за границей».
Конкретизацией теории «гибкого реагирования» явилась доктрина «контрсилы», выдвинутая бывшим министром обороны Макнамарой. Она состоит из трех частей. Первая — обоснование и подготовка к тотальному удару. В соответствии с ней Пентагон требует не жалеть усилий, чтобы иметь возможность нанести противнику термоядерный удар. В то же время лелеется надежда, что, закопавшись под землю, спрятав в подземных убежищах ракеты и командные пункты, можно избежать уничтожения своего ракетно-ядерного потенциала при ответном ударе.
Вторая часть доктрины сформулирована в выступлении Макнамары летом 1962 года в Мичиганском университете. Основной военной целью США в случае возникновения ядерной войны должно быть уничтожение вооруженных сил противника, а не его гражданского населения.
Если проще сказать, то окажется, что речь идет о попытке выработать некие «правила ведения» термоядерной войны. Теоретические построения Кана, Шеллинга и других не остались без следа. Ядерные бомбы надо взрывать по «джентльменским» правилам: не над городами, а над военными объектами. Только вот беда: как отделить военные объекты от невоенных? Как распорядиться смертоносными радиоактивными осадке-ми, которые, возникнув, скажем, от взрыва над военным объектом, обрекут на мучительную смерть все живое на сотни километров вокруг? Американские специалисты еще в начале 60-х годов подсчитали, что если ядерные бомбы будут обрушены только на военные объекты США, а города останутся нетронутыми, то из 180 миллионов имевшегося тогда американского населения 70 миллионов погибли бы от радиоактивных излучений.
Третья часть доктрины именуется в Пентагоне «правом неядерного выбора». Суть ее заключена в следующем: поскольку времена, когда Вашингтон тешил себя иллюзиями «ядерного превосходства», безвозвратно ушли, Соединенные Штаты должны развивать обычные вооруженные силы.
В доктрине Макнамары ярко видны двойственность и метания идеологов и политиков. С одной стороны, она исходит из допустимости термоядерной войны. В то же время полагается необходимым дополнить традиционную политику ядерной мощи рассуждениями о «сохранении городов», «правилах ведения войны», «неядерном выборе». Еще недавно заокеанские стратеги целиком полагались на термоядерный кулак, охотно рассуждали о «глобальной войне». Ныне в лексиконе появились и осторожные выражения: «гибкое реагирование», «неядерный выбор», «ограниченная война». Дело здесь не в терминологических тонкостях, а в значительно более глубоких и важных процессах. По-видимому, речь шла в то время о медленном (значительно более медленном, чем это диктуется жизнью), непоследовательном, в немалой степени стихийном приспособлении политико-стратегических концепций Вашингтона к изменившейся расстановке сил на мировой арене. Но и в новых доктринах тотальная война остается наиболее вероятной альтернативой всем другим планам, а в некоторых случаях единственным выходом, Создаются «гипотетические сценарии», «канонические варианты», экстраполируются некие «условные тенденции», и на основе их многократности выводятся ожидания, сооружаются проекции, очищенные от случайностей. И все это для того, чтобы гипотетическое развитие событий выдать за реальное, а возможное смертоносное решение представить как научно обоснованное.
Одну из своих книг Г. Кан назвал «Эскалация». В ней он утверждает, что «эскалация», или постепенное повышение уровня насилия, может спасти человечество от всеобщей войны. Он предлагает абстрактную схему-теорию, но теперь уже в виде «лестницы эскалации», состоящей из многих ступеней и порогов — от «мнимого кризиса» до «бессознательной войны». И снова, по словам автора, эти ступени и пороги лишь «моделированные явления», своего рода метафоры, абстрактный методологический прием. Нереальность их объясняется тем, что не хватает опыта всеобщей атомной войны. А коль термоядерной войны еще не было, рассуждает автор, то «многие наши понятия и доктрины должны опираться на абстрактные и аналитические соображения».
Хотя советская угроза и представляется автору проблематичной, все же во всех его рассуждениях о войне и насилии фигурирует СССР как главный участник мирового конфликта. Кан предлагает новую игру — игру в «слабака»: кто первый струсит, тот и свернет с пути эскалации. Эта игра является продолжением и развитием теории игр в уничтожении городов, но там по принципу: кто первый опомнится. Новая игра предназначена для того, чтобы помочь правительству «повысить способность контролировать насилие». Если довести эту способность до совершенства, то эскалация может стать даже «повивальной бабкой истории». И не меньше. Смысл абстракций Кана сводится к тому, чтобы посеять вреднейшую и опаснейшую иллюзию о возможности контроля самой ядерной войны.
Конечно, и подобного рода идеологи империализма не остаются совсем уж слепы и глухи к реальной жизни — в противном случае капитал не стремился бы воспользоваться их услугами. С течением времени воззрения Кана претерпели определенные изменения. В своей последней книге «Грядущий бум» он в какой-то мере отходит от мысли о возможности решения исторического спора между капитализмом и социализмом посредством мирового ракетно-ядерного столкновения. Теперь центр тяжести противоборства двух систем лежит, по его мнению, в области экономики. Но Кан по-прежнему придает важнейшее значение тому, чтобы «приемлемость ядерной войны» оставалась в числе активных инструментов внешней политики США, солидаризируется с требованиями администрации Р. Рейгана о дальнейшем наращивании военной мощи, утверждает, что в современных условиях «сдерживание» должно опираться на превосходство в силе и способность к ядерному шантажу».
Логики здесь нет. Но стиль мышления, мировосприятие, отношение к социализму ясны. Стиль опасный, болезненный и устойчивый. Его существо в свое время выразил нынешний президент Р. Рейган. Выступая по радио еще в 1975 году, он сказал: «Русские много раз заявляли нам (именно так, и не иначе! —А. Я.), что их цель — установить во всем мире их систему. Мы вкладываем средства в вооружения, чтобы сдержать их. Но что представляется нам конечным выходом из этого положения? Либо они увидят всю обреченность их пути и откажутся от своих целей… либо… нам придется когда-то воспользоваться нашим оружием».
И наконец, еще об одной разновидности проповеди войны — доктрине «жесткого среднего пути». Ее автор П. Андерсон призывает отказаться «от политики сдерживания в пользу политики инициативы», то есть опять-таки готовиться к термоядерной войне. Не «освобождение» и не «атомное упреждение», а всего-навсего «инициатива», но смысл тот же: превентивный удар. Поскольку компромиссы между Западом и Востоком невозможны из-за коренного различия в жизненных принципах, то и война фатальна. Но страшиться ее не следует. Война сейчас менее опасна, хотя миллионы и будут убиты, а вот через несколько лет спасения уже не будет. Так уж лучше воевать сейчас.
Подобные же идеи развиваются и в книге Р. Стромберга «Коллективная безопасность и американская внешняя политика». Пришло время, утверждает автор, отрешиться от «мессианской веры» предотвратить войну. От иллюзий о мире надо перейти к «консервативному реализму», отрицающему «абсолютные поиски мира и безопасности».
В американской прессе можно было встретить статьи, в которых взгляды наиболее рьяных проповедников «атомной смерти», например Голдуотера или Уоллеса, объявлялись нетипичными. Разумеется, респектабельнее поморщить нос, слушая или читая уоллесов и голдуотеров. Но легкомысленно делать вид, что эти ультристы — всего лишь самодеятельные потешники. Оба они были выдвинуты кандидатами в президенты.
С какой же в то время программой шел на выборы Голдуотер? В книге «Совесть консерватора» утверждается, что «терпимый мир» может быть только после «победы лад коммунизмом». Голдуотер выступает против всяких переговоров с коммунистами, обмена делегациями, за разрыв дипломатических отношений с СССР, за организацию восстаний в социалистических странах и т. д. Эти же идеи изложены и в другой его книге — «Почему не победа?». Победу ультраправых Голдуотер объявляет главной, ближайшей целью американской политики, без чего невозможно достижение наибольшей степени свободы, справедливости, мира и процветания. Перечислив эти ритуальные лозунги, Голдуотер спокойно заявляет, что при осуществлении изложенной им программы борьбы с коммунизмом «не всегда можно избежать стрельбы».
Свобода, справедливость, мир, процветание — эти заклинания не выручили Б. Голдуотера. Он провалился на выборах.
Президентом страны стал Л. Джонсон, который вел избирательную кампанию под лозунгами приверженности к миру. А дальше был разыгран чисто американский спектакль. Лозунги одни, а дела совсем другие. Так и на этот раз: Голдуотера забаллотировали, а голдуотеризм прижился в практических делах политики. Недаром же Голдуотер восторженно отзывался позднее о действиях Л. Джонсона, заметив, правда, что, если бы он, Голдуотер, предлагал то, что уже делает администрация демократов, его, Голдуотера, повесили бы.
Кровожадность, крайний шовинизм, которыми пропитаны многие работы по вопросам войны и мира, не могут не тревожить любого здравомыслящего человека. Если вдуматься в ситуацию, которая сложилась после 1957 года, то она, по признаниям американских политологов, характеризовалась тем, что бессмысленность мировой войны как средства решения международных споров или достижения каких-то задач стала очевидной.
Даже в такой в целом милитаристской работе, как «Советская военная политика» Р. Гартгофа, признается, что у Советского Союза имеется эффективная возможность нанести «ответный и сокрушительный удар по Соединенным Штатам», а это сводит к нулю притягательность превентивного удара, пока еще активно рекламируемого в США. В новых условиях, отмечает Г. Гинзбург в книге «Военная стратегия Соединенных Штатов в 60-е годы», вполне правомерен вопрос: «Имеет ли вообще какой-то смысл в ядерный век та степень качественного и количественного превосходства, которую мы сможем обеспечить?».
Казалось бы, сама логика событий говорила о бессмысленности гонки вооружений. Но от этого средства наживы американские монополисты сами отказаться не могут в силу своей «дурной экономической наследственности». Вот и появилось на свет множество доктрин, основная цель которых, по признанию автора книги «Военная система» Б. Кокрэна, «рассеять гипнотизирующую веру, что ядерной войны не будет, не должно быть и не может быть». Гонка вооружений оправданна, а сложившаяся обстановка, когда, по мнению Кокрэна, может вспыхнуть любая война (обычная или атомная, ограниченная или всеобщая), требует непрерывного усиления этой гонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60