комплект мебели для ванной
Его одежда не защищала, но зато давала возможность свободно и быстро двигаться по снегу. Он первым дошел до середины поля и стоял, подобно ангелу-мстителю, глядя на приближающегося Кагасуке.Кагасуке представлял ужасающее зрелище; он облачился в полное боевое снаряжение: на нем была фиолетового цвета броня, в лунном свете казавшаяся мертвенно-серой. На его шлеме был вырезан двурогий дьявол. Клепаная пластинка закрывала его шею, все туловище от груди до низу было защищено панцирем и юбкой из металлических полос, соединенных декоративными скрепами и подбитых кожей; его правый бок был закрыт железными полосами на кожаной подкладке, а на спине была тоже железная полоса на сыромятной коже. На плечах был закреплен кожаный передник, спускавшийся до голеней, а голени, защищенные сапогами из медвежьего меха, были еще покрыты тремя металлическими пластинами, закрашенными черным лаком. С ног до головы он представлял собой бронированную военную машину, почти неуязвимую в бою, почти не являющуюся человеком.Ветер и снег усилились и покрывали противников белой пеленой. Кагасуке вытянул свой меч легким движением кисти руки. Тяжесть панциря почти не отражалась на его силе и быстроте движений. Йоши молниеносно отпарировал и в свою очередь нанес удар, отозвавшийся звоном панциря.Серый горизонт посветлел с появлением холодного желтого солнца; противники двигались взад и вперед, продолжая схватку. У Йоши было преимущество в быстроте движений, но оно частично снижалось снежной поверхностью, из-за которой сложные движения были опасны: любое отлично рассчитанное движение могло сорваться из-за того, что под снегом окажется небольшой оледеневший участок. С другой стороны, снаряжение Кагасуке затрудняло его тем, что снег проникал в щели, прилипал к прокладке, это мешало движению.Раз за разом меч Йоши звенел, ударяясь о кожаные и металлические полосы. Раз за разом Кагасуке нацеливал удар на неуловимый призрак, беззвучно исчезавший из-под удара. Поединок продолжался бы до тех пор, пока один из них не упал бы от усталости, но вдруг Йоши потерял равновесие, из-за своего больного бедра поскользнувшись на льду. Он упал на бок и сразу покатился в сторону. С торжествующим ревом Кагасуке бросился вперед, и с ним произошло то же самое. Он упал на ледяную поверхность с ужасающим треском и лежал, как огромная перевернутая черепаха. Меч вылетел у него из руки, он был оглушен и слабо махал руками.Йоши мгновенно оказался на ногах. Он бросился на лежащего Кагасуке, поставил колено на его грудь, приставил меч к горлу. На мгновение Йоши заколебался, и острие дрогнуло. Но когда Кагасуке с выпяченными от ненависти глазами подался вперед, Йоши скрипнул зубами и, прошептав: «За Генкая! За Айтаку!», воткнул лезвие под защитную полосу в горло. Тело Кагасуке вздрогнуло в страшной конвульсии и упало в снег.Солнце было теперь достаточно высоко, чтобы осветить расплывающееся красное пятно, густо распространявшееся по снегу вокруг головы мертвеца.
Совет заседал уже почти час, когда недавно утвержденный представитель вошел и занял свое место. Подушка рядом с министром Левой стороны оставалось пустой. Представители Минамото, увидев Йоши живым, решили, что он благоразумно постарался избежать самоубийственного поединка с Кагасуке, но Хироми сдержанно улыбнулся и сжал рукой плечо Йоши. Князь Чикара, министр Левой стороны, произнося речь, вдруг сжал губы и замолчал. Где Кагасуке? Он всегда приходил вовремя, за исключением тех случаев, когда у него были поединки с Минамото. Чикара не знал о происшествии предыдущего вечера, но он заметил улыбку Хироми, его прикосновение к плечу Йоши и легкий утвердительный кивок. Внутреннее чувство подсказало ему, что он больше никогда не увидит брата живым. Он невольно вздрогнул. На его пути легла длинная тень призрака из прошлого. Неужели это никогда не кончится? ГЛАВА 60 Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим — он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, — вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета: Странный пушистый зверьСидит глубоко внутри меня,Отвернув мордуОт смерти, которая скоро придетИ окутает меня тьмой. Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, — ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.Он погасил лампу, повернулся на бок и натянул на себя одеяло. «Завтра, — сказал он себе, — я пойду к ней».Он заснул, не зная, что в другой части Киото группа советников Тайра обсуждает одно дело, которое должно было изменить его жизнь.
Утром двадцатого дня ивы, росшие вдоль улицы Сузаку-Оджи клонились под тяжестью свежего снега. Над юго-западным кварталом зловеще кружили черные птицы: там много бедных и голодных погибли этой ночью от холода. По снегу ходили монахи, разыскивавшие тела погибших; они отмечали их каллиграфическим знаком «А», чтобы Амида Будда обратил на них внимание. Во дворике при дворце группы слуг, болтая, стряхивали снег с ив, сосен и вишневых деревьев, а другие ходили вдоль веранд и длинными палками сбивали ледяные сосульки.Йоши пришел в залу Совета с Хироми и несколькими друзьями.Их поджидала компания советников из клана Тайра.Один из них вышел вперед и громко заявил, что все Минамото — трусы и самый трусливый — Тадамори Йоши. Потом он объявил обычный, как было принято, вызов и закончил его так: «И я, недостойный этой задачи, предлагаю поэтому мой скромный меч на службу князей Тайра и вызываю всех пришедших сюда на смертный бой». Высокий молодой человек, произнесший слова вызова, был одет в платье цвета сливы, на котором и спереди и на спине была вышита эмблема Тайра.Йоши видел его на собраниях, и ему нравились спокойная манера держаться и разумные рассуждения этого человека.— Я не хочу ссориться с вами, Шигей, — сказал Йоши. — У меня нет с собой меча. Ради милости Будды, оставьте нас в покое. — Йоши произнес эти слова спокойно и искренне. Но это не оказало действия.— Значит, это верно. Ты — трусливый выскочка, убивший командира Кагасуке обманным образом.— Если мое признание трусости поможет избежать ненужного поединка, я признаю, что я трус и выскочка, хотя я не убивал обманным образом.Советники Минамото растерянно смотрели на Йоши. Они считали своего защитника горячим человеком, который не упустил бы случая вступиться за свое доброе имя. Их расстроила эта кажущаяся трусость их героя.Молодой Шигей тоже был поражен. Он заколебался в нерешительности. Его спутники свирепо смотрели на него, сердясь на то, что он молчит. Он заговорил сначала неуверенно:— Мы, Тайра, не можем объяснить смерть Кагасуке иначе, чем хитростью и нечестным убийством. — Шигей замолчал и посмотрел на своих друзей, ожидая одобрения. Потом он заговорил более твердо и голос его зазвучал громче. — Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты победил Кагасуке в честном поединке? Нет, я не верю этому заявлению. Если ты не примешь мой вызов, я добьюсь, чтобы тебя наказали, как обычного преступника.
— Да будет так, — сказал Йоши, грустно пожав плечами. — Раз вы не оставляете мне возможности выбора, я принимаю ваш вызов. Вы можете сами указать место и время.— На кладбище к северу от дворца, на вершине горы Хией, через час, — крикнул Шигей.Йоши покорно наклонил голову.
Это было после полудня. Йоши спускался с горы Хией в тяжелом настроении. Сильный порывистый ветер подхватил сухой снег и швырял его мелкой пылью, проникавшей в его платье сзади мокрыми иглами. В течение зимы снежные поля оттаивали и вновь замерзали; отглаженные ветром, они неприятно блестели в бледном свете солнца. Этот пейзаж гармонировал с настроением Йоши. Позади него находилось кладбище с сотнями занесенных снегом старых каменных памятников, каждый из них свидетельствовал о душе, вернувшейся в вечный цикл жизни и смерти.Только одно тело на кладбище было лишено такого памятника. Молодой Шигей.Меч хлопал Йоши сбоку, укоряя за то, что он совершил, — «злой меч, злая душа». На этот раз произошло убийство с заранее известным исходом. Шигей был молодой, сильный, воинственный… и умел фехтовать не лучше, чем ученики школы в Сарашине.Поединок продолжался не более десяти секунд. Шигей ожидал, держа рукоятку меча в обеих руках, подняв лезвие под углом в сорок пять градусов. Казалось, он был уверен в победе, когда Йоши, вынув меч, опустил его к покрытой снегом земле. С мощным выдохом, в котором сконцентрировалась его внутренняя сила, Шигей сделал выпад, направив острие на Йоши, а тот легко отступил влево и одним ударом пронзил грудь Шигея. Инерция движения Шигея вперед усилила быстроту и силу меча Йоши и вогнала острое лезвие сквозь платье глубоко в ребра и внутренние органы. Он застыл на месте, с мечом, еще нацеленным туда, где только что был его противник, потом медленно согнулся и упал в снег вниз лицом.Йоши перевернул тело; он встал на колени и печально прочел молитву, вручая Будде душу юноши. Он поправил платье Шигея так, чтобы закрыть зияющую рану и отправился в долгий одинокий путь с горы Хией.
О профессии Йоши узнали все; внезапно оказалось, что никто больше не собирается вызывать его на поединок, и он смог сосредоточить внимание на канцелярской работе, занимавшей все его время. При первой возможности он послал Нами записку с просьбой позволить навестить ее. Он вставил в нее стихи, напоминавшие о тех, которые он сложил однажды, гуляя с Нами в садах дворца Кийомори в Фукухаре. Ссылаясь на тот же сюжет, он написал: Лебеди, все еще плавающиеСреди цветов лилии,Не забыли,Что они когда-то напомнилиО радости бедному путнику. Он получил ответ на следующий день в свитке, закрытом шелковой лентой. Он сорвал ленту дрожащими пальцами. Там были стихи, написанные изящными каллиграфическими знаками на толстой красной бумаге: Лист лилии плавает,На его поверхности небольшой груз:Терпеливая зеленая лягушечкаВсе еще плавает на голубой водеВ ожидании ее прекрасного Принца. Какая умная, прекрасная, по-настоящему талантливая женщина! .Он глубоко любит ее. Он отправится к ней сегодня же вечером.В то время, когда Йоши читал письмо Нами, в местной гостинице в северо-восточном квартале встретились шесть человек. Комната, с четырех сторон занавешенная бамбуковыми занавесями, была пуста, если не считать две свечи в высоких подсвечниках, нескольких разбросанных подушек и жаровни, шипевшей и потрескивавшей в бесплодной попытке нагреть холодное помещение.— Он должен умереть, — сказал возглавляющий шестерку.— Никакого сомнения. Мы все согласны. Когда и как нам это сделать?— Надеюсь, мы не совершаем ошибку. Мы выходим за пределы наших прав, принимая это решение тайком от Чикары, — сказал один, значительно старше других.— Чикара стал слишком осторожным. Не можем же мы ждать, пока он решит действовать. — Вожак был придворным с мягкими неопределенными чертами лица. Его дыхание со свистом проходило сквозь зубы. Он говорил убежденно, и его молодые собеседники кивали в знак согласия.Только самый старший колебался:— Все-таки, это будет неповиновением тем, кто стоит во главе нас, — задумчиво сказал он, посмотрел на других, затем глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Совет заседал уже почти час, когда недавно утвержденный представитель вошел и занял свое место. Подушка рядом с министром Левой стороны оставалось пустой. Представители Минамото, увидев Йоши живым, решили, что он благоразумно постарался избежать самоубийственного поединка с Кагасуке, но Хироми сдержанно улыбнулся и сжал рукой плечо Йоши. Князь Чикара, министр Левой стороны, произнося речь, вдруг сжал губы и замолчал. Где Кагасуке? Он всегда приходил вовремя, за исключением тех случаев, когда у него были поединки с Минамото. Чикара не знал о происшествии предыдущего вечера, но он заметил улыбку Хироми, его прикосновение к плечу Йоши и легкий утвердительный кивок. Внутреннее чувство подсказало ему, что он больше никогда не увидит брата живым. Он невольно вздрогнул. На его пути легла длинная тень призрака из прошлого. Неужели это никогда не кончится? ГЛАВА 60 Когда нашли командира Внутренней охраны, с обескровленным, когда-то красным лицом, клан Тайра гудел от рассказов о вызове, брошенном Кагасуке. Люди Тайра собирались по двое, трое и обсуждали, как могло получиться, что их непобедимого воина мог кто-то одолеть. Как могло быть, что этот человек из Окитсу, ничтожество, сразил могучего Кагасуке в честном бою? Хотя Кагасуке никогда не пользовался популярностью даже в своем клане, все, признавали его прекрасное владение мечом и стрелами; он был самым лучшим воином, за исключением князя Чикары.Минамото, наоборот, были в восторге. Они расспрашивали Хироми о прошлом Йоши, и он неохотно рассказал им все. Сторонники Минамото ходили по залам дворца без страха впервые с того времени, как они были приняты в Большой Совет.Йоши сидел у себя дома, очень расстроенный. Ханзо приучил его к мысли, что меч является отражением души его владельца. Злой меч означал злую душу. До смерти Айтаки Йоши отказывался применять свое умение фехтовальщика-профессионала против своих врагов. Да, обычные самураи могли биться на поединках и убивать противников менее сильных или менее умелых; так было среди самураев. Однако Йоши был чем-то большим — он был учителем фехтования, и он обязан был придерживаться более строгих моральных правил.Айтака был отомщен. Йоши повторял это себе бесконечное число раз, но не получал от этого удовлетворения. Кагасуке, распростертый на снегу, с горлом, открытым для удара, — вспоминать это не было приятно. Йоши взял кисточку и лист бумаги багрового цвета: Странный пушистый зверьСидит глубоко внутри меня,Отвернув мордуОт смерти, которая скоро придетИ окутает меня тьмой. Он вздрогнул, окончив последние строчки своего мрачного стихотворения. Отодвинул чернильный камень и вымыл кисточку. Этот бесплодный самоанализ продолжался слишком долго. Он собрался лечь спать, но ничего не получилось: сна не было. Он смотрел на неровное пламя свечи, и его мысли перешли к дяде Фумио, матери и Нами, особенно Нами. В течение многих таких же холодных одиноких ночей он думал об их последнем разговоре в Фукухаре. Часто, засыпая, он вспоминал, как она говорила: «Пора забыть ребенка и смотреть на меня как на женщину», и еще: «Может быть, как многие другие, я заведу себе любовника, чтобы мне не было скучно». Сегодня вечером Йоши представлял ее себе такой, какой она была во время празднования победы лучников в Императорском павильоне. Как хороши были ее губы, когда она послала ему воздушным поцелуй и слова: «Приходи повидаться, когда сможешь». Какие у нее блестящие глаза, какой изящный нос, мягкие очертания подбородка, красивые волосы. Йоши стремился к тому, что казалось недостижимым, и в этот момент понял то, что он должен был понять давно. Несмотря на брак с Чикарой, Нами отвечала ему любовью. Лежа одиноко в своей холодной постели, он понимал, что она открыла свои чувства, и он тяжело вздыхал, думая о том, как глуп он был, не поняв этого. Ему надо пойти к ней… Каковы бы ни были последствия, он должен увидеть Нами и сказать, что любит ее. Жизнь фехтовальщика вдруг показалась пустой по сравнению с тем, какова была бы жизнь, если бы Нами принадлежала ему. Счастье постоянной любви, тепло и близость, которые она могла дать, — ради этого стоило жить, и ни честь, ни долг не могли этого заменить.Он погасил лампу, повернулся на бок и натянул на себя одеяло. «Завтра, — сказал он себе, — я пойду к ней».Он заснул, не зная, что в другой части Киото группа советников Тайра обсуждает одно дело, которое должно было изменить его жизнь.
Утром двадцатого дня ивы, росшие вдоль улицы Сузаку-Оджи клонились под тяжестью свежего снега. Над юго-западным кварталом зловеще кружили черные птицы: там много бедных и голодных погибли этой ночью от холода. По снегу ходили монахи, разыскивавшие тела погибших; они отмечали их каллиграфическим знаком «А», чтобы Амида Будда обратил на них внимание. Во дворике при дворце группы слуг, болтая, стряхивали снег с ив, сосен и вишневых деревьев, а другие ходили вдоль веранд и длинными палками сбивали ледяные сосульки.Йоши пришел в залу Совета с Хироми и несколькими друзьями.Их поджидала компания советников из клана Тайра.Один из них вышел вперед и громко заявил, что все Минамото — трусы и самый трусливый — Тадамори Йоши. Потом он объявил обычный, как было принято, вызов и закончил его так: «И я, недостойный этой задачи, предлагаю поэтому мой скромный меч на службу князей Тайра и вызываю всех пришедших сюда на смертный бой». Высокий молодой человек, произнесший слова вызова, был одет в платье цвета сливы, на котором и спереди и на спине была вышита эмблема Тайра.Йоши видел его на собраниях, и ему нравились спокойная манера держаться и разумные рассуждения этого человека.— Я не хочу ссориться с вами, Шигей, — сказал Йоши. — У меня нет с собой меча. Ради милости Будды, оставьте нас в покое. — Йоши произнес эти слова спокойно и искренне. Но это не оказало действия.— Значит, это верно. Ты — трусливый выскочка, убивший командира Кагасуке обманным образом.— Если мое признание трусости поможет избежать ненужного поединка, я признаю, что я трус и выскочка, хотя я не убивал обманным образом.Советники Минамото растерянно смотрели на Йоши. Они считали своего защитника горячим человеком, который не упустил бы случая вступиться за свое доброе имя. Их расстроила эта кажущаяся трусость их героя.Молодой Шигей тоже был поражен. Он заколебался в нерешительности. Его спутники свирепо смотрели на него, сердясь на то, что он молчит. Он заговорил сначала неуверенно:— Мы, Тайра, не можем объяснить смерть Кагасуке иначе, чем хитростью и нечестным убийством. — Шигей замолчал и посмотрел на своих друзей, ожидая одобрения. Потом он заговорил более твердо и голос его зазвучал громче. — Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты победил Кагасуке в честном поединке? Нет, я не верю этому заявлению. Если ты не примешь мой вызов, я добьюсь, чтобы тебя наказали, как обычного преступника.
— Да будет так, — сказал Йоши, грустно пожав плечами. — Раз вы не оставляете мне возможности выбора, я принимаю ваш вызов. Вы можете сами указать место и время.— На кладбище к северу от дворца, на вершине горы Хией, через час, — крикнул Шигей.Йоши покорно наклонил голову.
Это было после полудня. Йоши спускался с горы Хией в тяжелом настроении. Сильный порывистый ветер подхватил сухой снег и швырял его мелкой пылью, проникавшей в его платье сзади мокрыми иглами. В течение зимы снежные поля оттаивали и вновь замерзали; отглаженные ветром, они неприятно блестели в бледном свете солнца. Этот пейзаж гармонировал с настроением Йоши. Позади него находилось кладбище с сотнями занесенных снегом старых каменных памятников, каждый из них свидетельствовал о душе, вернувшейся в вечный цикл жизни и смерти.Только одно тело на кладбище было лишено такого памятника. Молодой Шигей.Меч хлопал Йоши сбоку, укоряя за то, что он совершил, — «злой меч, злая душа». На этот раз произошло убийство с заранее известным исходом. Шигей был молодой, сильный, воинственный… и умел фехтовать не лучше, чем ученики школы в Сарашине.Поединок продолжался не более десяти секунд. Шигей ожидал, держа рукоятку меча в обеих руках, подняв лезвие под углом в сорок пять градусов. Казалось, он был уверен в победе, когда Йоши, вынув меч, опустил его к покрытой снегом земле. С мощным выдохом, в котором сконцентрировалась его внутренняя сила, Шигей сделал выпад, направив острие на Йоши, а тот легко отступил влево и одним ударом пронзил грудь Шигея. Инерция движения Шигея вперед усилила быстроту и силу меча Йоши и вогнала острое лезвие сквозь платье глубоко в ребра и внутренние органы. Он застыл на месте, с мечом, еще нацеленным туда, где только что был его противник, потом медленно согнулся и упал в снег вниз лицом.Йоши перевернул тело; он встал на колени и печально прочел молитву, вручая Будде душу юноши. Он поправил платье Шигея так, чтобы закрыть зияющую рану и отправился в долгий одинокий путь с горы Хией.
О профессии Йоши узнали все; внезапно оказалось, что никто больше не собирается вызывать его на поединок, и он смог сосредоточить внимание на канцелярской работе, занимавшей все его время. При первой возможности он послал Нами записку с просьбой позволить навестить ее. Он вставил в нее стихи, напоминавшие о тех, которые он сложил однажды, гуляя с Нами в садах дворца Кийомори в Фукухаре. Ссылаясь на тот же сюжет, он написал: Лебеди, все еще плавающиеСреди цветов лилии,Не забыли,Что они когда-то напомнилиО радости бедному путнику. Он получил ответ на следующий день в свитке, закрытом шелковой лентой. Он сорвал ленту дрожащими пальцами. Там были стихи, написанные изящными каллиграфическими знаками на толстой красной бумаге: Лист лилии плавает,На его поверхности небольшой груз:Терпеливая зеленая лягушечкаВсе еще плавает на голубой водеВ ожидании ее прекрасного Принца. Какая умная, прекрасная, по-настоящему талантливая женщина! .Он глубоко любит ее. Он отправится к ней сегодня же вечером.В то время, когда Йоши читал письмо Нами, в местной гостинице в северо-восточном квартале встретились шесть человек. Комната, с четырех сторон занавешенная бамбуковыми занавесями, была пуста, если не считать две свечи в высоких подсвечниках, нескольких разбросанных подушек и жаровни, шипевшей и потрескивавшей в бесплодной попытке нагреть холодное помещение.— Он должен умереть, — сказал возглавляющий шестерку.— Никакого сомнения. Мы все согласны. Когда и как нам это сделать?— Надеюсь, мы не совершаем ошибку. Мы выходим за пределы наших прав, принимая это решение тайком от Чикары, — сказал один, значительно старше других.— Чикара стал слишком осторожным. Не можем же мы ждать, пока он решит действовать. — Вожак был придворным с мягкими неопределенными чертами лица. Его дыхание со свистом проходило сквозь зубы. Он говорил убежденно, и его молодые собеседники кивали в знак согласия.Только самый старший колебался:— Все-таки, это будет неповиновением тем, кто стоит во главе нас, — задумчиво сказал он, посмотрел на других, затем глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43