— Чего ему в нас стрелять? — ответил отец. — В людей стрелять не позволено, за это в тюрьму сажают. Хотя… кто его знает, что ему вздумается, этому нехристю!— Ого-го! — подхватил Ендрек. — Пусть-ка попробует!— А что ты ему сделаешь?— Вырву ружье и снесу к старшине. Да еще разика два сам выстрелю дорогой.Между тем охотник, зарядив свой ланкастер, подошел к мужику. Из сумки его, притороченные, свисали окровавленные останки воробья.— Слава Иисусу Христу! — поклонился Слимак, срывая с головы шапку.— Добрый день, гражданин! — ответил стрелок, приподнимая бархатный картузик.— Эх, красота-ружье! — вздохнул Ендрек.Панич поправил пенсне и внимательно поглядел на мальчика.— Понравилось, а? — спросил он. — Это не ты ли мне вчера подал картуз?— Я самый, а вы, пан, ехали верхом и без ружья.— Значит, я твой должник! — воскликнул панич, доставая из кармана кошелек. — Возьми-ка, — сказал он и протянул мальчику серебряную монету. — А это твой отец?.. Тот, что вчера хотел отстегать тебя кнутом?..Мужик поклонился до земли.— Гражданин! — сказал панич обиженным тоном. — Если ты хочешь, чтобы у нас с тобой сохранились дружеские отношения, не кланяйся мне так низко и надень шапку. Пора забыть эти пережитки рабства, которые и нам и вам приносят одни неприятности. Надень шапку, гражданин, прошу тебя…Слимак оторопел и вконец растерялся; он хотел было исполнить приказание, но рука отказалась ему повиноваться.— Совестно мне при господах в шапке стоять, — пробормотал он.— Брось ты дурить! — прикрикнул на него панич.Он вырвал шапку из руки Слимака, насильно нахлобучил ему на голову, а затем то же самое проделал и с оробевшим Стасеком.«Вот холера!» — подумал мужик, решительно не понимая демократических настроений панича.— Вы что, в имение идете? — спросил охотник, закидывая ружье за плечо.— В имение, панич.— По какому-нибудь делу к моему зятю?Мужик опять хотел поклониться в ноги, но панич удержал его.— А какое у вас дело?— Хотел просить милости у пана: сдать нам в аренду вон тот лужок, что лежит меж рекой и моим хуторком.— Зачем он вам?— Вчера мы с моей бабой сторговали корову, да боимся, что кормов для нее не хватит, вот и хотим просить милости…— А много у вас скота?— Всего-то пять голов божьих тварей: стало быть, две лошади да три коровы, — да еще свиньи.— А земли у вас много?— Какое там много, панич! Еле-еле десять моргов, и то из года в год все меньше родит, — вздохнул мужик.— Потому что вы не умеете хозяйничать, — сказал панич. — Десять моргов земли, любезный, — это огромное состояние! За границей на таком участке живет с удобствами несколько семейств, а у нас и на одно не хватает. Что ж удивительного: ведь вы сеете одну рожь…— А что сеять, панич, раз пшеница не родится?— Овощи, приятель, вот настоящее дело! Под Варшавой огородники платят за аренду по нескольку десятков рублей за морг и, несмотря на это, прекрасно живут.Слимак грустно понурил голову, но сердце у него так и кипело: слушая доводы панича, он пришел к заключению, что или ему вовсе не сдадут луг в аренду, раз у него уже есть десять моргов, или заставят платить несколько десятков рублей за морг. А то зачем стал бы панич рассказывать про все эти чудеса, если бы не хотел ему внушить, что у него и так чересчур много земли, а потому он должен дороже платить за аренду?Они подошли к воротам.— Я вижу, сестра в саду, — сказал панич, — вероятно, там же и зять. Я пойду попрошу его уладить ваше дело. До свидания.Мужик поклонился до земли, но одновременно подумал:«Холера бы тебя взяла, и за что ты на меня взъелся! Вчера к моей бабе приставал, малого подстрекал, нынче мне как будто кланяться не велит, а сам этакие деньги хочет содрать за луг! Ох, чуяло мое сердце, что не к добру я его встретил».Из дома донеслись звуки органа.— Тятенька, играют!.. Где это играют? — закричал Стасек.— Верно, пан играет.И действительно, хозяин дома играл на американском органе. Крестьяне внимательно слушали непонятную им, но прекрасную музыку. У Стасека раскраснелось лицо, он весь дрожал от волнения. Ендрек присмирел, а Слимак снял шапку и стал читать молитву, прося бога смилостивиться над ним и защитить от ненависти панича, которому он, ей-ей, не сделал ничего худого.Орган умолк. Как раз в это время панич встретил в саду сестру и оживленно начал ей что-то рассказывать.— На меня наговаривает, — пробормотал мужик.— Гляньте-ка, тятенька, — начал Ендрек, — пани-то как на шершня смахивает! Вся желтая, в черную крапинку, в поясе тонкая, а в боках толстая. А так ничего — красивая пани.— Похуже всякого шершня этот подлец на желтых ногах, хоть он и тонкий, как жердь, — ответил отец.— А чем он плох? Он мне денежку дал. Вот что дурак он — это пожалуй, но, как видно, добрый пан.— Ничего, отберут они еще свою денежку.Между тем панич, изложив сестре дело Слимака, стал ее отчитывать.— Меня поражают, — разглагольствовал он, — черты рабства, которые я вижу в народе. Этот несчастный неспособен разговаривать, не сняв шапку с головы, к тому же он до того растерян и запуган, что мне просто жалко смотреть на него. Он мне на весь день испортил настроение.— Но чем же я виновата и что я должна делать? — спросила пани.— Подойти к ним ближе, добиться, чтобы они тебя не боялись…— Ты просто неподражаем, — ответила она, пожав плечами. — Прошлой осенью я устроила праздник для детей наших батраков именно затем, чтобы они меня не боялись, и на другой же день они переломали у меня все персики. Ближе к ним подойти?.. Я и это делала. Однажды я зашла в хату, где лежал больной ребенок, и за один час так пропиталась всякими запахами, что мне пришлось почти новое платье отдать горничной. Нет, благодарю за такое миссионерство…Оживленно беседуя по-французски, они подошли к ограде, у которой стоял мужик.— По крайней мере для него ты должна что-нибудь сделать, — сказал панич, — он мне очень нравится.Пани поднесла к глазам лорнетку.— Ах, это Слимак! — воскликнула она. — Limacon. Limасоn — по-французски «улитка», slimak (слимак) — по-польски значит то же самое.

Подумай, какая смешная фамилия!— Почтеннейший, — обратилась она к мужику, — брат хочет, чтобы я для тебя что-нибудь сделала; я, конечно, очень рада. У тебя есть дочь?— Нету, пани, — ответил мужик, целуя сквозь решетчатую ограду край ее платья.— Жаль. Я могла бы научить девочку плести кружева. Предварительно вымыв ее, — прибавила она по-французски.«А насчет луга — ни словечка!» — подумал мужик.— Это твои мальчики? — продолжала пани расспрашивать Слимака.— Наши, дорогая пани.— Так присылай их ко мне, я буду учить их грамоте.— Разве есть у них время, пани? Старший всегда в хозяйстве нужен…— Тогда пришли младшего.— Так и он уже ходит за свиньями…Пани подняла глаза к небу.— Вот и сделай что-нибудь для них! — сказала она брату по-французски.«Ох, и страсти ж они затевают против нас!» — подумал мужик, сильно обеспокоенный беседой на незнакомом языке.Из дома вышел помещик; заметив жену и шурина, он прибавил шагу и через минуту был уже возле них. Слимак опять принялся кланяться, у Стасека от волнения навернулись слезы на глаза, и даже Ендрек в присутствии пана утратил свою обычную смелость. Между тем «вооруженный» ланкастером демократ передал зятю просьбу Слимака, горячо защищая его интересы.— Да пускай его арендует этот луг! — воскликнул помещик. — По крайней мере я избавлюсь от скандалов за потраву, к тому же это один из самых честных мужиков во всей деревне.Весь этот разговор велся по-французски, и у Слимака мурашки бегали по спине при мысли, что господа что-то замышляют против него. Он готов был вернуться ни с чем, лишь бы поскорее убраться с глаз долой.Выслушав доводы шурина, помещик обратился к мужику:— Значит, ты хочешь, чтобы я дал тебе в аренду два морга луга у реки?— Ежели милость ваша будет, — ответил мужик.— И чтобы пан скинул нам рублика три, — быстро прибавил Ендрек.У Слимака захолонуло сердце, а господа переглянулись.— Что это значит? — спросил пан. — С чего, собственно, скинуть три рубля?Слимак машинально потянулся за ремнем, но, спохватившись, что в такую минуту нельзя выдрать Ендрека, впал в отчаяние и решился сказать всю правду.— Да не слушайте вы, пан, этого прохвоста! — закричал он. — Дело было так: баба моя совсем меня заела, что я, дескать, не умею торговаться, и наказала мне выторговать рублика три за луг. А теперь этот щенок такое сделал, что мне впору провалиться со стыда!— Да ведь маменька велели, чтобы я за вами смотрел и чтобы мы оба ноги у пана целовали. Тогда, говорит, он, может, сколько-нибудь уступит, — оправдывался Ендрек.Тут Слимак совсем лишился языка, а пани и оба ее спутника так и покатились со смеху.— Ну вот, — снова по-французски обратился помещик к шурину, — вот он, твой мужик. Тебе он не позволит разговаривать с его женой, боясь, что ты ее соблазнишь, а между тем без нее шагу ступить не смеет. Предложи ему самую выгодную сделку, он не решится на нее без санкции жены и, пожалуй, не поймет без ее пояснений.— Очень хорошо! Так и следует! — поддакнула пани, закрывая лицо батистовым платочком. — Они восхитительны, наши мужики… Если бы ты меня так же слушался, мы давно бы уже продали эту скучную деревню и укатили в Варшаву.— Но, дорогой мой, мужики вовсе не такие идиоты, какими ты их изображаешь, — не соглашался шурин.— Мне незачем изображать их идиотами: они таковы в действительности. Наш мужик состоит из желудка и мускулов, а от воли и разума он отрекся в пользу жены. Слимак — один из самых смышленых мужиков во всей деревне, однако ты сию минуту мог убедиться в его глупости.— Но…— Никаких «но», дорогой мой мужикоман. Если угодно, я еще раз могу тебе доказать, какие это олухи.— Но, друг мой…— Прости, пожалуйста, — прервал помещик, — через секунду ты сам увидишь, где его ум.И он обернулся к Слимаку, который в величайшей тревоге ждал, чем кончится этот веселый, но непонятный ему спор.— Как же, Юзеф? Значит, жена велела тебе взять у меня луг в аренду?— Так оно и есть.— И велела хорошенько поторговаться?— Так оно и есть. Что правда, то правда.— Ты знаешь, сколько Лукасяк платит мне в год за морг луга?— Говорил, будто десять рублей.— Следовательно, ты должен будешь мне платить двадцать рублей за два морга.Мужик на минуту задумался.— Все ж таки, может, вы сделаете такую милость… — не договорил он.— И хоть рубля три скину? — подхватил помещик.Слимак смутился и умолк.— Хорошо, — сказал помещик, — я тебе уступлю три рубля, так что ты будешь платить всего семнадцать рублей в год. Ну что, доволен?Мужик поклонился до земли, но не мог дотянуться до ног пана и обхватил решетку; однако лицо его вместо удовольствия выражало растерянность.«Неспроста он не торгуется! — подумал Слимак. — Видать, этот шуринок тут что-то подстроил!..»И прибавил вслух:— Так уж сделайте милость, примите от меня задаток. Моя-то дала мне аккурат десять рублей, а остальные велела занести завтра.Он достал из-за пазухи платок, вынул из узелка десять рублей и протянул их помещику.— Погоди, — прервал помещик, — деньги я возьму после, а пока хочу тебе кое-что предложить. Ты помнишь, за сколько в прошлом году купил у меня морг луга Гжиб?— За восемьдесят рублей.— И, кроме того, он оплатил нотариуса и землемера, не так ли?— Святая истина.— Ну, так слушай. Я продам тебе два морга луга, которые ты хочешь арендовать, по шестидесяти рублей, то есть на двадцать рублей дешевле, чем Гжибу. Мало того, ты не потратишь ни гроша на землемера и на нотариуса. Но знаешь, с каким условием?Мужик смиренно пожал плечами.— С тем условием, чтобы ты решил это дело сам, сейчас же, не спрашиваясь жены. Итак, слушай: ты заплатишь сто двадцать рублей за луг, которому цена больше ста шестидесяти, выгадаешь ты на этом чистых сорок рублей, но… решай немедленно. Завтра, даже сегодня вечером, после того как ты посоветуешься с женой, я уже не продам на этих условиях.У Слимака заблестели глаза. Ему показалось, что наконец-то он проник в сущность заговора, направленного против него.— Странный каприз бросать на ветер сорок рублей, — проговорила по-французски пани.— Не беспокойся, — ответил муж. — Я ведь их знаю!..— Ну как, — повернулся он к Слимаку, — купишь луг, не советуясь с женой?— Да не годится оно как-то, — отвечал мужик с деланной усмешкой. — Вы — пан, а и то советуетесь с пани и с паничем, а я и подавно…— Вот видишь? — обратился к шурину помещик. — Ну, не идиот ли?Панич через решетку похлопал Слимака по плечу.— Ну, приятель, соглашайся скорее, и ты оставишь пана с носом… Он уже решил, — обратился он к зятю.— Что, покупаешь, Юзеф? Значит, по рукам? — спросил помещик.«Дурак я, что ли?» — подумал мужик, но вслух сказал только:— Да не годится как-то без жены покупать…— Может, подумаешь?— Да не годится оно этак, — повторил мужик, довольный тем, что пан сам подсказал ему удобную отговорку.Он притворился, будто очень огорчен, но уперся на своем и не собирался покупать этот луг.— В таком случае бери луг в аренду. Давай задаток, а завтра приходи за квитанцией.— Вот тебе твой мужик, пан демократ! — обратился он к шурину, который с досады грыз ногти.Слимак уплатил десять рублей, господа попрощались и ушли. Убедившись, что на него не смотрят, мужик окинул их горящим взглядом и в волнении зашептал:— Эге! Хотели мужика надуть, не хуже немцев! Но и мне тоже ума не занимать стать! Правильно, значит, говорил Гроховский, что в нынешнем году наверняка будут землю раздавать; то-то им и не терпится продать!.. Сто двадцать рублей за этакий луг, да ему цена не меньше как двести… Нашли дурака… Они рады бы хоть и сто двадцать взять, коли придется отдавать землю задаром.— А что-то здорово мудрят наши господа, будь им неладно… — заметил Ендрек.— Цыц! — напустился на него отец, но про себя подумал: «На что сопляк, а и то смекнул, что мудрят…»Вдруг его поразила другая мысль:«А может, и не будут нынче землю раздавать, а просто господам взбрела такая блажь — продать мне луг по дешевке?»Его бросило в жар. В эту минуту он готов был бежать за помещиком, броситься ему в ноги и умолять, чтобы тот отдал ему луг хотя бы и за сто тридцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32