https://wodolei.ru/catalog/ustanovka_santehniki/ustanovka_vann/
Он был мужчиной хрупкого телосложения ростом 168 см, легко воспламенялся, с одинаковой легкостью приходя в ярость или сексуальное возбуждение. Но маркиз скорее походил на терьера, впившегося зубами в лодыжку обидчика, чем на свирепого бульдога. Блеск, восторг, яркость красок и утонченность жизни в бравом кавалерийском полку среди товарищей во время или военных действий, или элегантной роскоши мирного периода подходила ему как нельзя больше. Но Сад слишком поздно родился, чтобы участвовать в битвах при Деттингене или Фонтеное, слишком рано — для Ваграма, Йены или Ватерлоо. Военного опыта, полученного им в северной Германии, оказалось маловато. Незадолго до скандала с Роз Келлер ему присвоили чин капитана, командира кавалерийского эскадрона. Рассчитывать на большее после скандала в Аркейе он не мог, но и конного формирования, каким маркиз мог бы командовать, для него не находилось.
При первой же возможности, предоставившейся ему в 1768 году, он покинул Ла-Кост. Несмотря на запрет короля жить в Париже, Сад разыграл приступ геморроя, от которого страдал на самом деле, и обратился с просьбой о получении соответствующего медицинского лечения. Ему позволили поселиться близ Парижа, где он мог оставаться до тех пор, пока будет избегать общества. Благодаря этому, маркиз находился поблизости от семьи в то время, когда в июне 1769 года родился второй сын, получивший имя Донатьен-Клод-Арман. Если только он не появился на два месяца раньше срока, его зачали, несомненно, во время одного из посещений Рене-Пелажи узника в Пьер-Ансиз. Это свидетельствует о том, что заключение Сада нельзя считать таким уж строгим. На этот раз ребенка крестили в присутствии лишь его семьи. Времена, когда при событиях такого рода присутствовали члены королевской фамилии, для Сада канули в Лету.
В конце лета, 24 июля, Сад объявил о своем намерении возобновить службу в Бургундской кавалерии в чине капитана. Полк в тот период дислоцировался в маленьком городке на реке Фонтеней-ле-Кот, в тридцати милях от побережья Бискайского залива, чуть выше Ла-Рошеля. В армию маркиз прибыл в начале августа и представился офицеру, временно командовавшему полком. С удивлением для себя он услышал, что его там не ждали. И дело заключалось не только в послужном списке или военных способностях. Настоящий командир полка не был готов служить с человеком, вытворявшим с женщинами вещи, которые делал Сад. Хотя он и имел чин капитана, звание это считалось скорее почетным, и все просьбы маркиза о получении полномочий в действующей армии повсюду отклонялись. Он продолжал осаждать военного министра до тех пор, пока, наконец, не получил почетное звание маршала кавалерии и то преимущественно благодаря тому, что до него этот титул носил его отец. Кроме того, это звание избавило Сада от необходимости ходатайствовать о месте капитана в действующей армии, а полковника — от дальнейших визитов назойливого, но нежелательного волонтера.
Пока маркиз занимался разъездами, связанными с желанием получить армейскую должность, мадам де Монтрей, испытывая досаду, возобновила переписку с аббатом де Садом. Граф де Сад к этому времени скончался, и если кто мог отказать моральное влияние на молодого человека из фамилии Сад, то только его дядья. Старший из них, командор ордена Святого Иоанна Иерусалимского и приор Тулузский с парижским домом в Сен-Клу, не имел с ним ничего общего. Покладистый аббат де Сад на правах его юношеского наставника мог найти подход к строптивому племяннику и найти отклик в неиспорченной части его души. Но священник, познавший силу гнева обеих сторон по случаю самозванного появления в Ла-Косте три года назад мадемуазель де Бовуазен, предпочитал больше не вмешиваться. Дело было вовсе не в бесчувственности, как полагала мадам ле Монтрей. Несмотря на репутацию старого доброго развратника, пропасть между ним и племянником год от года расширялась. В перечень его собственных развлечений не входило избиение привязанных девушек. В самом деле, вскоре аббат де Сад стал одним из тех людей, кто в тесном кругу первым высказал мысль о маниакальности молодого господина, которого следует изолировать от общества. Таким образом, в течение какого-то периода времени Сад, пытавшийся купить себе должность в каком-нибудь бравом кавалерийском полку, оказался вне пределов влияния мадам де Монтрей. Данное «приобретение» могло стоить семье от десяти до двадцати тысяч ливров.
Деньги сами по себе всегда являлись источником споров. В своем письме от 2 марта 1769 года мадам де Монтрей сообщила аббату де Саду, что его племянник уже истратил семнадцать тысяч ливров из двадцати тысяч приданого ее дочери. Деньги, в основном, шли на оплату удовольствий, получаемых им в petit maison. За период их брака в общей сложности на «случайные развлечения» маркиз израсходовал шестьдесят шесть тысяч ливров (долг, который еще предстояло погасить).
Несмотря на то, что его лишили соблазнов Парижа, Сад продолжал много путешествовать. В течение сентября 1769 года, десять месяцев спустя после своего освобождения из Пьер-Ансиз, он отправился в Голландию. Должно быть, маркиза привлекал царивший там дух свободы, но его неприятно поразили серость и флегматичность голландского общества. По крайней мере, как он говорил, хотя бы театры оказались сносными. Если его утверждения о том, что он бывал и в Англии, правдивы, скорее всего его поездка туда явилась продолжением путешествия по Голландии. Как следует из воспоминаний Сада, именно в туманном Альбионе увидел он копию документов суда над Жанной д'Арк, которые затем использовал при написании романа «Изабелла Баварская», а также непоставленной трагедии в духе Расина и Корнеля. Эти источники маркиз обнаружил в королевской библиотеке, под которой он имел в виду собрание книг, переданных Георгом III Британскому музею в качестве библиотеки короля.
Где раздобыл Сад денег для этих путешествий? В январе 1782 года в письме своему бывшему наставнику, аббату Амбле, он признается в существовании некоего труда, вероятнее всего, эротического романа, «написанного пером Арентино», опубликованного незадолго до его поездки в Голландию. Не вдаваясь в дальнейшие подробности, маркиз лаконично сообщает, что полученные за него деньги позволили ему оплатить удовольствия одного из крупнейших городов Франции и два месяца прожить в Голландии. Рискуя испортить впечатление, следует сказать, что Арентино, главным образом прославился как сатирик, «Flagello del Principi». Если так, то Сад, скорее всего, получил вознаграждение за помощь литературного и политического плана в создании произведения в большей степени оскорбительного, чем эротического.
В 1790 года Ж.-А. Дюлор в кратком биографическом списке бывших аристократов сообщал, что маркиз, путешествуя после освобождения из Пьер-Ансиза, добирался даже до Константинополя. Возможно, это и так, но других свидетельств в пользу данного утверждения, кроме указанного рапорта, не имеется. Во время отсутствия Сада Рене-Пелажи и ее сестра Анн-Проспер оставались в Париже или Эшоффуре. По его возвращению из Голландии обе сестры вместе с ним поселились в Ла-Косте, вследствие чего в апреле 1771 году у маркиза родился еще один, последний ребенок, дочь Мадлен-Проспер.
Его отношение к Мадлен-Проспер представляется поучительным, особенно, если вспомнить, с какой энергией герои Сада развлекаются с собственными дочерьми и как горячо отстаивают право отцов на сексуальное обладание своими детьми. К маленькой дочке он не проявлял особой нежности, не говоря уже о половом влечении. Сад отмечал, что Мадлен слишком проста и глупа, в конце концов, она вызывала у него столько же разочарования, как и его второй сын. Это может служить еще одним предостережением от ошибочного мнения, что художественные произведения Сада отражают его собственные поступки или специфические желания.
В 1771 году он подвергся краткосрочному аресту за долги. Маркиз пробыл под стражей в Фор-л'Эвек в Париже в течение восьми дней, откуда его выпустили 9 сентября. Вскоре после этого он занялся делами в замке Ла-Коста. Подобно своим героям из «120 дней Содома», на зиму Сад удалился в крепость, возвышавшуюся над высокими крышами и узкими проходами, оставленными между сложенными из известняка домами селения. Затворниками вместе с ним сделались не молодые рабыни, увезенные в глухомань обманным путем для сексуальных развлечений, а группа актеров и актрис, нанятых маркизом для исполнения любительских спектаклей в его частном театре. В течение зимы 1771—1772 года Сад воплощал свои фантазии на сцене, как позже будет излагать их на страницах своих романов. 20 января 1772 года в домашнем театре он поставил одну из собственных пьес.
Весной того года для работы в своем театре маркиз нанял в Марселе семь актеров и пять актрис, а также руководителя «оркестра». Спектакли шли с мая по октябрь и проходили попеременно то в частном театре Ла-Косты, то в салоне дома с эркерными окнами в Мазане, построенного в стиле неоклассицизма. Порой сценой служил его высоко расположенный сад с задником из летних полей, простиравшихся до Карпент-раса и Роны. Большинство пьес ставилось в театрах того времени, но, по крайней мере, одна из них принадлежала перу самого Сада, — «Женитьба века», в которой наряду с нанятыми актерами и актрисами, играл он сам, Рене-Пелажи и Анн-Проспер.
Мадам де Монтрей продолжала высказывать возмущение относительно того, как транжирятся деньги семьи, прослышав что-то о летнем театральном сезоне.
Выражая недовольство той недостойной ролью, которая будто бы отводилась ее дочерям, участвовавшим в представлениях, она в большей степени беспокоилась не из-за пьес, а из-за того, что сестрам приходилось якшаться с компанией актеров и актрис и быть среди них равными среди равных. Сада не интересовал любительский театр как средство времяпрепровождения буржуазии. В Мазане и Ла-Косте он был представлен в более профессиональной форме, и мадам де Монтрей не зря считала сцену не самым подходящим местом для дочерей Эшоффура.
Еще не подошла к концу зима 1771—1772 года, как Сад уговорил Анн-Проспер разделить с ним постель. Естественно предположить, что случилось это до того, как следующим летом дело выплыло наружу. Вероятно, связь началась много раньше. Из двоих сестер младшая выглядела интересней и загадочней и считалась более скромной и таинственной, но зато обладала большей свободой в сексуальном плане. Репутация Сада как мужчины, предлагавшего в задрапированной черной тканью комнате Жанне Тестар противоестественный половой акт или высекшего Роз Келлер, в глазах Анн-Проспер ничуть не пострадала. Рене-Пелажи оказалась свидетельницей связи, которую косвенно можно было бы назвать кровосмесительной. Вопрос о том, оставалась ли она только сторонней наблюдательницей или являлась также ее соучастницей, остается спорным. Во всяком случае, видимых попыток вмешаться в отношения мужа и сестры, супруга не предпринимала. На самого Сада греховность инцеста оказывала такое же возбуждающее влияние, как и драмы, связанные с именами Жанны Тестар и Роз Келлер.
Жизнь в Ла-Косте текла своим чередом, пока весна 1772 года не перешла в лето. Южный край деревни окаймлял туманный силуэт Люберонской гряды. За ней скрывался зеленый административный город Экз-а-Прованс с его фонтанами и проспектами, элегантной роскошью построенных в стиле рококо особняков. Еще южнее лежал Марсель.
К концу июня 1772 года в сопровождении своего камердинера Латура Сад отправился в Марсель. 21 июня он на неделю остановился в отеле «Де Трез Кантон». Возможно, что в величайший порт страны привели его и иные дела, но одна из целей — устроить для группы актеров ужин, намеченный на 25 июня.
Две недели спустя все столицы Европы услышали о жуткой оргии, устроенной все тем же пресловутым маркизом де Садом, который подверг порке Роз Келлер и обещал изрезать ее живьем. Из некоторых сообщений следовало, что последняя выходка по своей жестокости превзошла самые ужасные сексуальные забавы римских императоров. Пять лет спустя в «Секретных мемуарах», приписываемых перу Башомона, шла речь о великолепном костюмированном бале, устроенном маркизом для сливок общества Марселя. В самый разгар веселья стало ясно, что одержимый сатанинским духом хозяин вечера отравил шоколад, которым потчевал гостей. Вскоре бальная комната и улицы вокруг оказались усеяны стенающими мужчинами и женщинами, корчившимися в последних муках. Но рассказ этот содержал еще одну, более страшную, подробность. Многие женщины неумышленно приняли более слабый яд, и по этой причине не умерли сразу. Они выскакивали из бальной залы и бросались на первых встречных мужчин, срывали с себя одежду и требовали сексуальной связи. Дьявол-маркиз привел их в состояние «бешенства матки», которое требовало немедленного утоления желания, в противном случае жертвы неминуемо сходили с ума.
Нетрудно вообразить, что подобная история, навеянная его репутацией, не могла не льстить самолюбию Сада и не вызывать морального удовлетворения. Но она больше походила на сцену из его будущих литературных произведений, чем на настоящую жизнь маркиза. Но драма, происшедшая в Марселе, и разразившийся вслед за ней скандал, имели реальное происхождение. Так что же произошло на самом деле? Как же все случилось?
— 2 —
Можно не сомневаться, в город Сад отправился в поисках наслаждений. По сравнению со сдержанными женщинами Парижа, девушек Прованса он всегда считал более страстными, горячими, готовыми принять участие в экстравагантных сексуальных играх. И найти подходящую компанию ему не составляло особого труда. В семнадцатом веке Марсель частично перестроили. Стройный классицизм Канберы, где производители пеньки когда-то выращивали коноплю, теперь пересекал центр города и упирался в бассейн старого порта. К востоку от него шел длинный участок рю де Ром и более короткая улица д'Обань, по которым осуществлялось движение транспорта, направлявшегося в Прованс и Италию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
При первой же возможности, предоставившейся ему в 1768 году, он покинул Ла-Кост. Несмотря на запрет короля жить в Париже, Сад разыграл приступ геморроя, от которого страдал на самом деле, и обратился с просьбой о получении соответствующего медицинского лечения. Ему позволили поселиться близ Парижа, где он мог оставаться до тех пор, пока будет избегать общества. Благодаря этому, маркиз находился поблизости от семьи в то время, когда в июне 1769 года родился второй сын, получивший имя Донатьен-Клод-Арман. Если только он не появился на два месяца раньше срока, его зачали, несомненно, во время одного из посещений Рене-Пелажи узника в Пьер-Ансиз. Это свидетельствует о том, что заключение Сада нельзя считать таким уж строгим. На этот раз ребенка крестили в присутствии лишь его семьи. Времена, когда при событиях такого рода присутствовали члены королевской фамилии, для Сада канули в Лету.
В конце лета, 24 июля, Сад объявил о своем намерении возобновить службу в Бургундской кавалерии в чине капитана. Полк в тот период дислоцировался в маленьком городке на реке Фонтеней-ле-Кот, в тридцати милях от побережья Бискайского залива, чуть выше Ла-Рошеля. В армию маркиз прибыл в начале августа и представился офицеру, временно командовавшему полком. С удивлением для себя он услышал, что его там не ждали. И дело заключалось не только в послужном списке или военных способностях. Настоящий командир полка не был готов служить с человеком, вытворявшим с женщинами вещи, которые делал Сад. Хотя он и имел чин капитана, звание это считалось скорее почетным, и все просьбы маркиза о получении полномочий в действующей армии повсюду отклонялись. Он продолжал осаждать военного министра до тех пор, пока, наконец, не получил почетное звание маршала кавалерии и то преимущественно благодаря тому, что до него этот титул носил его отец. Кроме того, это звание избавило Сада от необходимости ходатайствовать о месте капитана в действующей армии, а полковника — от дальнейших визитов назойливого, но нежелательного волонтера.
Пока маркиз занимался разъездами, связанными с желанием получить армейскую должность, мадам де Монтрей, испытывая досаду, возобновила переписку с аббатом де Садом. Граф де Сад к этому времени скончался, и если кто мог отказать моральное влияние на молодого человека из фамилии Сад, то только его дядья. Старший из них, командор ордена Святого Иоанна Иерусалимского и приор Тулузский с парижским домом в Сен-Клу, не имел с ним ничего общего. Покладистый аббат де Сад на правах его юношеского наставника мог найти подход к строптивому племяннику и найти отклик в неиспорченной части его души. Но священник, познавший силу гнева обеих сторон по случаю самозванного появления в Ла-Косте три года назад мадемуазель де Бовуазен, предпочитал больше не вмешиваться. Дело было вовсе не в бесчувственности, как полагала мадам ле Монтрей. Несмотря на репутацию старого доброго развратника, пропасть между ним и племянником год от года расширялась. В перечень его собственных развлечений не входило избиение привязанных девушек. В самом деле, вскоре аббат де Сад стал одним из тех людей, кто в тесном кругу первым высказал мысль о маниакальности молодого господина, которого следует изолировать от общества. Таким образом, в течение какого-то периода времени Сад, пытавшийся купить себе должность в каком-нибудь бравом кавалерийском полку, оказался вне пределов влияния мадам де Монтрей. Данное «приобретение» могло стоить семье от десяти до двадцати тысяч ливров.
Деньги сами по себе всегда являлись источником споров. В своем письме от 2 марта 1769 года мадам де Монтрей сообщила аббату де Саду, что его племянник уже истратил семнадцать тысяч ливров из двадцати тысяч приданого ее дочери. Деньги, в основном, шли на оплату удовольствий, получаемых им в petit maison. За период их брака в общей сложности на «случайные развлечения» маркиз израсходовал шестьдесят шесть тысяч ливров (долг, который еще предстояло погасить).
Несмотря на то, что его лишили соблазнов Парижа, Сад продолжал много путешествовать. В течение сентября 1769 года, десять месяцев спустя после своего освобождения из Пьер-Ансиз, он отправился в Голландию. Должно быть, маркиза привлекал царивший там дух свободы, но его неприятно поразили серость и флегматичность голландского общества. По крайней мере, как он говорил, хотя бы театры оказались сносными. Если его утверждения о том, что он бывал и в Англии, правдивы, скорее всего его поездка туда явилась продолжением путешествия по Голландии. Как следует из воспоминаний Сада, именно в туманном Альбионе увидел он копию документов суда над Жанной д'Арк, которые затем использовал при написании романа «Изабелла Баварская», а также непоставленной трагедии в духе Расина и Корнеля. Эти источники маркиз обнаружил в королевской библиотеке, под которой он имел в виду собрание книг, переданных Георгом III Британскому музею в качестве библиотеки короля.
Где раздобыл Сад денег для этих путешествий? В январе 1782 года в письме своему бывшему наставнику, аббату Амбле, он признается в существовании некоего труда, вероятнее всего, эротического романа, «написанного пером Арентино», опубликованного незадолго до его поездки в Голландию. Не вдаваясь в дальнейшие подробности, маркиз лаконично сообщает, что полученные за него деньги позволили ему оплатить удовольствия одного из крупнейших городов Франции и два месяца прожить в Голландии. Рискуя испортить впечатление, следует сказать, что Арентино, главным образом прославился как сатирик, «Flagello del Principi». Если так, то Сад, скорее всего, получил вознаграждение за помощь литературного и политического плана в создании произведения в большей степени оскорбительного, чем эротического.
В 1790 года Ж.-А. Дюлор в кратком биографическом списке бывших аристократов сообщал, что маркиз, путешествуя после освобождения из Пьер-Ансиза, добирался даже до Константинополя. Возможно, это и так, но других свидетельств в пользу данного утверждения, кроме указанного рапорта, не имеется. Во время отсутствия Сада Рене-Пелажи и ее сестра Анн-Проспер оставались в Париже или Эшоффуре. По его возвращению из Голландии обе сестры вместе с ним поселились в Ла-Косте, вследствие чего в апреле 1771 году у маркиза родился еще один, последний ребенок, дочь Мадлен-Проспер.
Его отношение к Мадлен-Проспер представляется поучительным, особенно, если вспомнить, с какой энергией герои Сада развлекаются с собственными дочерьми и как горячо отстаивают право отцов на сексуальное обладание своими детьми. К маленькой дочке он не проявлял особой нежности, не говоря уже о половом влечении. Сад отмечал, что Мадлен слишком проста и глупа, в конце концов, она вызывала у него столько же разочарования, как и его второй сын. Это может служить еще одним предостережением от ошибочного мнения, что художественные произведения Сада отражают его собственные поступки или специфические желания.
В 1771 году он подвергся краткосрочному аресту за долги. Маркиз пробыл под стражей в Фор-л'Эвек в Париже в течение восьми дней, откуда его выпустили 9 сентября. Вскоре после этого он занялся делами в замке Ла-Коста. Подобно своим героям из «120 дней Содома», на зиму Сад удалился в крепость, возвышавшуюся над высокими крышами и узкими проходами, оставленными между сложенными из известняка домами селения. Затворниками вместе с ним сделались не молодые рабыни, увезенные в глухомань обманным путем для сексуальных развлечений, а группа актеров и актрис, нанятых маркизом для исполнения любительских спектаклей в его частном театре. В течение зимы 1771—1772 года Сад воплощал свои фантазии на сцене, как позже будет излагать их на страницах своих романов. 20 января 1772 года в домашнем театре он поставил одну из собственных пьес.
Весной того года для работы в своем театре маркиз нанял в Марселе семь актеров и пять актрис, а также руководителя «оркестра». Спектакли шли с мая по октябрь и проходили попеременно то в частном театре Ла-Косты, то в салоне дома с эркерными окнами в Мазане, построенного в стиле неоклассицизма. Порой сценой служил его высоко расположенный сад с задником из летних полей, простиравшихся до Карпент-раса и Роны. Большинство пьес ставилось в театрах того времени, но, по крайней мере, одна из них принадлежала перу самого Сада, — «Женитьба века», в которой наряду с нанятыми актерами и актрисами, играл он сам, Рене-Пелажи и Анн-Проспер.
Мадам де Монтрей продолжала высказывать возмущение относительно того, как транжирятся деньги семьи, прослышав что-то о летнем театральном сезоне.
Выражая недовольство той недостойной ролью, которая будто бы отводилась ее дочерям, участвовавшим в представлениях, она в большей степени беспокоилась не из-за пьес, а из-за того, что сестрам приходилось якшаться с компанией актеров и актрис и быть среди них равными среди равных. Сада не интересовал любительский театр как средство времяпрепровождения буржуазии. В Мазане и Ла-Косте он был представлен в более профессиональной форме, и мадам де Монтрей не зря считала сцену не самым подходящим местом для дочерей Эшоффура.
Еще не подошла к концу зима 1771—1772 года, как Сад уговорил Анн-Проспер разделить с ним постель. Естественно предположить, что случилось это до того, как следующим летом дело выплыло наружу. Вероятно, связь началась много раньше. Из двоих сестер младшая выглядела интересней и загадочней и считалась более скромной и таинственной, но зато обладала большей свободой в сексуальном плане. Репутация Сада как мужчины, предлагавшего в задрапированной черной тканью комнате Жанне Тестар противоестественный половой акт или высекшего Роз Келлер, в глазах Анн-Проспер ничуть не пострадала. Рене-Пелажи оказалась свидетельницей связи, которую косвенно можно было бы назвать кровосмесительной. Вопрос о том, оставалась ли она только сторонней наблюдательницей или являлась также ее соучастницей, остается спорным. Во всяком случае, видимых попыток вмешаться в отношения мужа и сестры, супруга не предпринимала. На самого Сада греховность инцеста оказывала такое же возбуждающее влияние, как и драмы, связанные с именами Жанны Тестар и Роз Келлер.
Жизнь в Ла-Косте текла своим чередом, пока весна 1772 года не перешла в лето. Южный край деревни окаймлял туманный силуэт Люберонской гряды. За ней скрывался зеленый административный город Экз-а-Прованс с его фонтанами и проспектами, элегантной роскошью построенных в стиле рококо особняков. Еще южнее лежал Марсель.
К концу июня 1772 года в сопровождении своего камердинера Латура Сад отправился в Марсель. 21 июня он на неделю остановился в отеле «Де Трез Кантон». Возможно, что в величайший порт страны привели его и иные дела, но одна из целей — устроить для группы актеров ужин, намеченный на 25 июня.
Две недели спустя все столицы Европы услышали о жуткой оргии, устроенной все тем же пресловутым маркизом де Садом, который подверг порке Роз Келлер и обещал изрезать ее живьем. Из некоторых сообщений следовало, что последняя выходка по своей жестокости превзошла самые ужасные сексуальные забавы римских императоров. Пять лет спустя в «Секретных мемуарах», приписываемых перу Башомона, шла речь о великолепном костюмированном бале, устроенном маркизом для сливок общества Марселя. В самый разгар веселья стало ясно, что одержимый сатанинским духом хозяин вечера отравил шоколад, которым потчевал гостей. Вскоре бальная комната и улицы вокруг оказались усеяны стенающими мужчинами и женщинами, корчившимися в последних муках. Но рассказ этот содержал еще одну, более страшную, подробность. Многие женщины неумышленно приняли более слабый яд, и по этой причине не умерли сразу. Они выскакивали из бальной залы и бросались на первых встречных мужчин, срывали с себя одежду и требовали сексуальной связи. Дьявол-маркиз привел их в состояние «бешенства матки», которое требовало немедленного утоления желания, в противном случае жертвы неминуемо сходили с ума.
Нетрудно вообразить, что подобная история, навеянная его репутацией, не могла не льстить самолюбию Сада и не вызывать морального удовлетворения. Но она больше походила на сцену из его будущих литературных произведений, чем на настоящую жизнь маркиза. Но драма, происшедшая в Марселе, и разразившийся вслед за ней скандал, имели реальное происхождение. Так что же произошло на самом деле? Как же все случилось?
— 2 —
Можно не сомневаться, в город Сад отправился в поисках наслаждений. По сравнению со сдержанными женщинами Парижа, девушек Прованса он всегда считал более страстными, горячими, готовыми принять участие в экстравагантных сексуальных играх. И найти подходящую компанию ему не составляло особого труда. В семнадцатом веке Марсель частично перестроили. Стройный классицизм Канберы, где производители пеньки когда-то выращивали коноплю, теперь пересекал центр города и упирался в бассейн старого порта. К востоку от него шел длинный участок рю де Ром и более короткая улица д'Обань, по которым осуществлялось движение транспорта, направлявшегося в Прованс и Италию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56