— И вообще неизвестно, вернулись ли деньги на самом деле. Это ведь всего лишь учетные записи, цифры и буквы. Написать можно что угодно, но это еще не значит, что деньги были возвращены. Бухгалтерия стала новым дьявольским изобретением нашего мира. По-моему, налицо растрата чистой воды. Более того, она наводит меня на мысль, что эта парочка имела отличный мотив убрать Орсино, и вовсе незачем все сваливать на Мальволио.— Но кто же послал за мной в Дом гильдии?..— Неважно. Кто-то из простой вежливости решил сообщить вам о смерти герцога, но за время пути сообщение слегка исказилось, или сам посланец что-то перепутал. Тем не менее вы мгновенно пришли к худшему из возможных заключений и помчались сюда расследовать убийство. А я из-за этого упустил первую появившуюся у меня за много лет возможность участвовать в Празднике дураков непосредственно в Доме гильдии, и теперь мне приходится играть вторую скрипку при шуте, который не способен управляться с собственным смычком и к тому же не просыхает от пьянства.— Прошу прощения?— Со временем, возможно, и прощу, но пока я удивляюсь, какого черта мы здесь делаем.— Проверяем подозреваемых, — ответил я. — Давай продолжим наверху.Я закрыл расчетную книгу на застежку и поднялся по лестнице в личный кабинет Клавдия.Было бы слишком щедро назвать его обычной комнатой. Точнее было бы назвать его пустой комнатой, крайне незатейливым помещением, обремененным лишь стулом и столом. На последнем располагался какой-то узкий деревянный ящик около тридцати сантиметров в высоту и двадцати в ширину. Спереди его закрывали две створки, закрепленные на боковых петлях. Я присел и открыл их, чтобы взглянуть на единственную ценность в комнате.Это оказался складень с иконами, подобный тем, что возят с собой путешественники. На его центральной панели находилось прекрасно выполненное мозаичное изображение Спасителя, благословляющего того, кому посчастливилось высвободить его из этого темного затворничества. На двух боковых панелях располагались миниатюрные сцены жития святых. Слева святой Павел чудотворно спасал какую-то девушку сначала от смерти на костре, а потом от жутких челюстей львов и медведей. А справа другая скудно одетая девица сперва отплясывала перед солдатами, а потом, очевидно приобщившись к истинной вере, проводила свою жизнь в уединенной пещере.— Святую Феклу я узнаю, — сказал Бобо. — А кто эта святая плясунья?— По-моему, святая Пелагия. Странный выбор. Должно быть, складень сделан в Константинополе. Посмотри, какие длинные носы. Это византийский стиль.— Согласен. Но что с того? Мы и так знаем, что он религиозен. В промежутках между трудами на благо герцога он заходит сюда помолиться. Хотя тут особый случай, явно не связанный с римской церковью. Возможно, он грек, или сириец, или даже обращенный турок. Но к нашему делу это не имеет никакого отношения.Пока он разглагольствовал, я разглядывал центральную икону. Панель казалась чересчур объемной, более объемной, чем требовалось для мозаичного образа Иисуса. Я осторожно пробежал пальцами по раме. Послышался тихий щелчок, и Иисус четко разделился почти посередине, когда раскрылись две половины мозаики. Я поднес фонарь поближе и заглянул в открывшуюся полость. Там я увидел самого себя. В потайном отделении хранилось зеркало. Ни больше, ни меньше.— Что вы там увидели? — с интересом спросил Бобо, и я встал, чтобы он сам смог посмотреть.Он заглянул внутрь, вздрогнул и тихо рассмеялся.— Я вижу дурака, — сказал он, глянув на меня. — А что увидели вы?— Умудренного жизнью торговца, — ответил я. — Давай выбираться отсюда.
В ту ночь мне привиделся странный сон, смутивший наутро мои мысли. Я бежал по лесу безлунной ночью, а эхо разносило вокруг низкий злобный смех. Ветви деревьев цеплялись за мою одежду, царапали кожу. Я споткнулся о вылезающие из земли корни, поранив ноги на острых камнях. В конце концов я выбежал на поляну, ровную круглую поляну в самом центре леса. Смех доносился с одной стороны, потом с другой, но мне никак не удавалось понять, кто же смеется.Вдруг из леса вылетел в мою сторону какой-то предмет. Я поймал его и увидел, что это — дубинка жонглера. Я швырнул ее обратно, но с противоположной стороны ко мне прилетела другая. Ее я тоже отбросил назад, и тут множество дубинок полетело в меня отовсюду. Я вертелся волчком, ловя и отбрасывая их, все быстрее и быстрее. Я знал, что рано или поздно уроню одну из них. ГЛАВА 10 «У меня есть шутовской колпак с бубенцами, — размышлял он. — Я пошлю его ей и умру…» У. Б. Йейтс. Шутовской колпак. И вновь я проснулся почти в полдень, дрожа от холода. Или от страха, или оттого, что слишком много выпил, или оттого, что не допил. Проклятая борода доводила меня до полного отчаяния. Несмотря на позднее пробуждение, я не чувствовал себя отдохнувшим, поскольку из-за ночных кошмаров спал урывками. Хотелось бы мне досмотреть этот сон. Возможно, я все-таки узнал бы того злобного насмешника.Настал последний день уходящего года, и я решил, что Новый год встречу чистым. Кроме незаконченного собора в городе появилось еще одно новое и роскошное сооружение — общественные бани, построенные за причалами, выше по течению реки. Я оседлал Зевса и отправился с ним на прогулку, гораздо более энергичную, чем мне хотелось, но бедняга застоялся в конюшне, и надо было дать ему порезвиться.Если собор носил черты готического северного величия, то бани явно построили на восточный манер. Должно быть, Орсино, играя роль крестоносца сговорился с какими-то строителями из племени турков-сельджуков. Низкое квадратное здание завершалось восьмиугольной ротондой, увенчанной простым куполом. Устроенные в стенах отдушины выпускали клубы пара, суля гостеприимное тепло. Я оставил Зевса у коновязи, вошел в раздевальню и стащил с себя одежды. Сдав белье в стирку, я купил у сидящего в углу банщика чистое полотенце и проследовал по мраморному полу к коридорчику, ведущему в так называемую тапидарию, или теплую баню.Несколько мужчин уже растянулись на каменных лавках, и мускулистые массажисты подготавливали их тела для парилки. Пар клубился в другом конце этого помещения, и там же находились потрескивающие с двух сторон печи. Я забрался на свободную лавку и отдался на волю энергичного юноши, который немилосердно намял мне бока, пока наконец каждая клеточка моего тела не взмолилась о пощаде. Я заплатил парню и побрел в последний зал.Там в круглом бассейне, составлявшем около девяти метров в диаметре, толпились обнаженные мужчины, смывая свои грехи и печали, а заодно возрождаясь после массажа. Бассейн подогревался снизу. Я искренне посочувствовал команде печников, поддерживающей огонь в банном гипокаусте Отопительная система в домах Древнего Рима.

, особенно в такую холодную погоду, но вода была восхитительна. Я погрузился с головой, насколько хватило воздуха в легких, потом лег на спину и взглянул на сводчатый потолок, искусно украшенный картой ночного неба с золотыми звездами, поблескивающими в факельном свете. Выглядело прелестно, хотя… Мне частенько приходилось лежать на травке, созерцая реальные небеса, и всего золота мира не хватило бы, чтобы превзойти их.Взяв мыло и мочалку, я направился в одну из семи ниш, где стояли небольшие ванны. Я бухнулся в свободную ванну, после чего банщик вылил на меня пару шаек горячей воды и старательно принялся за работу. Он уже намылил мне голову и бороду, когда поблизости зарокотал знакомый басок:— Поосторожнее, парни. Он может оказаться бешеным.— Приветствую вас, сэр Тоби, — сказал я, не поднимая глаз.— Будь я проклят, если это не наш приятель торговец, — сказал он.Естественно, он был обнаженным, и, признаюсь, мне еще не приходилось видеть на одном костяке большего количества розовой плоти. Сэр Тоби с шумом забрался в самую большую ванну, которую, должно быть, построили персонально для размещения его объемов, и удовлетворенно вздохнул.— Райское блаженство, не правда ли? — заметил он.Я кивнул.— Лучшее благоприобретение, доставшееся нам от крестовых походов, если вы спросите меня. Единственная приличная вещь, собственно говоря. Эти неверные на редкость чистоплотны. Чище, чем евреи, если вы можете представить такое.— Неужели?— Конечно, сами они не моются все вместе. Непристойно, непристойно. Но турецкие бани великолепны.— Единственное, чего в них не хватает, это кувшина вина, — с ленивой мечтательностью протянул я.— Кувшином тут не обойдешься, — заявил он, поднимая над краем ванны огромный бурдюк.Сэр Тоби основательно приложился к бурдюку, а потом переслал его мне. Пока еще шел старый год, и я позволил себе выпить.— Ну и как вы провели время в крестовом походе? — спросил я.— Совершенно смехотворно, — громогласно посетовал он. — Выступили отсюда, кичась нашим величием, а прибыли к месту действий, измученные морской болезнью. Но дальше было еще хуже. Мы месяцами слонялись вокруг лагеря, умирая от жгучего солнца да от скуки. Бывали, конечно, и ожесточенные кровавые бойни, в которых мы сражались с переменным успехом. Но к счастью, на нашу долю их выпало немного. Заручившись благословением Рима, наш отряд в основном мародерствовал и грабил на дорогах, а священники поджидали нашего возвращения, чтобы благословить трофеи. Самым интересным из всего похода оказалось то, что Эндрю умудрился попасть в плен.— И герцог освободил его.От смеха бока сэра Тоби затряслись, и волны мыльной воды хлынули через борта ванны.— Если под освобождением подразумевается, что он доехал до мусульманского города и заплатил за него выкуп, то освободил. Но это скорее напоминало торговую сделку, чем штурм крепости. Конечно, они отчаянно торговались. Держали его у себя целый месяц, пытаясь взвинтить цену, но отпустили-таки нашего рыцаря. Уж на его содержании они точно не разорились — он ест как птенчик. Как мне помнится, его изрядно пытали, чтобы добыть хоть какие-нибудь сведения, да только Эндрю никогда в жизни не знал ничего путного, и в итоге им надоело с ним мучиться и нам позволили забрать его.— А сами вы, сэр Тоби, участвовали в сражениях?— Ну конечно, — сказал он и надолго припал к бурдюку. — Я с честью вел себя на поле брани, но ни за что не хотел бы оказаться там вновь. Рим может устраивать войны без меня. Я отошел от всего этого: от капелланов, епископов, генералов и всей их братии. Мы вернулись, трубя о наших победах, но зная про себя, что мы простофили, жулики и лицемеры. С тех пор я решил, что не стану тратить жизнь ни на что более основательное и священное, чем добрая пирушка, горячая баня и любимая женушка, и поэтому пребываю в счастье и довольстве.Он откинулся назад и взглянул на поддельные небеса.— Поглядите-ка на эту красоту, — тихо сказал он. — По возвращении герцог затеял два строительства. Одно для удовольствия, другое для благочестия. И какое же из них закончено первым?Банщик нервно топтался около него, и сэр Тоби наконец стрельнул в него взглядом.— Да не трясись ты, ничего не случится! — взревел он. — Отправляйся по своим делам, а я продолжу омовение. — Он повернулся ко мне и подмигнул. — Они жутко боятся, понимаете. Не того, что я обижу их, а того, что спьяну засну и утону в этой ванне, и тогда им понадобится целый полк, чтобы извлечь меня отсюда. А кстати, если подумать, это неплохой способ перехода в мир иной. Какая-нибудь грешная бабенка оседлает меня, и я угасну, не скучая по небесам.— Я удивлен, что с таким отношением вы стремитесь к ответственности регентства.Он мельком глянул на меня.— О, значит, вы уже прослышали об этом? Что ж, вопреки видимости, мои помыслы чисты. Меня не интересует власть или богатство. Я просто хочу защитить этого парня от всей нашей знатной своры. Только до тех пор, пока он сам достаточно не повзрослеет, чтобы постоять за себя. Если ему подсунут тетушку или матушку, он так и останется в счастливом ребяческом неведении. А со мной он научится пить, сквернословить, волочиться за женщинами, узнает все, что нужно настоящему мужчине.— Возможно, вы могли бы взять на себя роль наставника, — предположил я.Сэр Тоби расхохотался.— Клянусь Богом, вы попали в самую точку, — сказал он. — Я открою собственную школу. Академия сэра Тоби для талантливых бездельников, с дополнительным дегустационным курсом! Я и директор, и главный лектор. Все преподается на наглядных примерах.— Позвольте мне записаться к вам немедленно, — сказал я, вылезая из ванны и вытираясь полотенцем.Он одобрил мое предложение и вернулся к созерцанию звездного свода.
Я хотел побеседовать с Виолой. Меня мучило предчувствие, что Мальволио вскоре заявит о себе. Я пока сомневался, стоит ли открываться герцогине до конца, но уж если до этого дойдет, то признаюсь, что только ей и мог бы довериться среди всех моих здешних знакомцев.Однако гора и Магомет не смогли встретиться из-за чересчур ревностного слуги. Наблюдение за герцогским домом не принесло плодов, поэтому я решил дождаться ее в том, наверное, единственном месте, где она бывала без свиты. Взяв с собой дневной запас еды и питья, я вышел из северных городских ворот и поднялся по горному склону.Кладбище располагалось на возвышенности, с которой открывался отличный вид на город, на каменистом плато с чахлой растительностью. Рытье могил в такой почве было сродни непосильному каторжному труду, поэтому большинство состоятельных семей предпочитало возводить там мавзолеи. Процесс этот вылился в обычное показное состязание. Место последнего родового упокоения герцогов Орсино можно было назвать довольно скромным по сравнению, ну скажем, с Парфеноном. Спустя ряд столетий в нем стало тесновато, и поговаривали, что некоторые из старейших останков тихонько перенесли в менее роскошную семейную недвижимость. Но, разумеется, со стороны почивших не поступило никаких жалоб.По соседству с местом последнего герцогского пристанища я приметил небольшую рощицу, нагреб кучу опавшей листвы и зарылся в нее, накрывшись предварительно одеялом, захваченным из «Элефанта».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32