Паша вздохнул и незаметно сунул лаборантке Леночке еще одну пятидесятидолларовую купюру.
— Содержание алкоголя в крови не превышает допустимой нормы, — зверея, прочитал сотрудник ФСБ новое заключение. — Как это, мать вашу, не превышает? Да от него же разит!
Леночка подмигнула майору и с явным удовольствием посмотрела на «чекиста». Фээсбэшников она не любила.
— Раз анализ подтверждает, что майор Зюзин трезв, это значит, что он трезв, — отчеканила лаборантка. — Не знаю, как делают экспертизу у вас в ФСБ, а у нас он трезвый, хоть сто экспертиз проведите.
Фээсбэшник сдался, хотя и накатал рапорт в соответствующие инстанции. В ответ пришла бумага из центрального управления ГИБДД, в котором майор Зюзин характеризовался как ценный кадр и офицер безупречной репутации. В результате майора временно перевели на патрульную машину и за ним закрепилось прозвище ТТ — Трезвый Террорист.
Итак, расставшийся с майором Зюзиным Колюня разгребал по Страстному бульвару в направлении Петровки. Термином «разгребать» или «раздвигать» обозначалась весьма специфическая походка, напоминающая нечто среднее между движениями раскованных американских негров-рэпперов и конькобежцев на длинную дистанцию.
Синяевский опер в такт шагам ритмично разворачивал туловище то в одну, то в другую сторону, и широко, со вкусом размахивал локтями, словно разбрасывая в сторону всех и вся. Этой крутой походочкой Колюня показывал окружающим, что у него все о’кей, что он пребывает в кайфе и чувствует себя на вершине мира.
В огромном, нависающем над штанами животе опера при каждом движении приятно побулькивало пиво. Маленькие прищуренные близко поставленные глазки помещались в аккурат между загорелой приплюснутой лысиной с торчащими над ушами последними островками жестких курчавых волос и причудливо змеящимся вниз многократно переломанным носом, под которым презрительно и угрожающе кривились узкие плотно сжатые губы.
Заправленная в джинсы грязноватая, некогда белая маечка открывала густую поросль растительности на груди и массивных квадратных плечах.
Даже пребывая в хорошем настроении, стадвадцатикилограммовый Колюня наводил на окружающих суеверный ужас, когда же он зверел и «съезжал с катушек», от него шарахался даже ОМОН.
К родимому зданию Петровки, 38, Колюня шел просто так, от нечего делать. Раз все равно проходит мимо, отчего бы не узнать, как дела у ребят?
Перед входом в здание УВД стоял крытый грузовичок ОМОНа. На грязном, запыленном крыле какой-то шутник, прямо по анекдоту, пальцем написал «цэ-менто-воз».
Сами омоновцы в полном боевом прикиде — масках, камуфляге, бронежилетах, с автоматами готовились погрузиться в грузовик.
— Колюня! — распахнув объятия, к Чупруну бросился полковник Обрыдлов, его непосредственный начальник. — Ты вовремя! Мы едем на задержание Пасюка. Давай с нами!
— Пасюка? — ухмыльнулся опер. — Такого я не пропущу. У меня с этим гадом свои счеты.

Богдан Пасюк по прозвищу Удмурт, основной торговец оружием синяевской группировки, грубо подмял под себя инспектора налоговой службы Агнессу Деникину, не подозревая о том, что к двери ее квартиры стягивается подразделение ОМОНа.
Агнесса застонала и выгнулась дугой, почувствовав шеей жесткие очертания спрятанного под подушкой автоматического пистолета «Кедр». Это прикосновение возбуждало ее даже сильнее, чем пронзающая ее насквозь твердая, как оружейная сталь, плоть Богдана.
Омоновцы переглядывались, прикидывая, кто первый ворвется внутрь.
— Давай! — шепнул Колюне полковник Обрыдлов и протянул ему свой пистолет.
Крепко обхватив ладонью рукоять оружия, опер жестом предложил омоновцам расступиться. Задумчиво почесав через маечку волосатую грудь, Чупрун с яростным фырканьем встряхнулся всем телом, как кикбоксер перед решающей схваткой, вызывая прилив внутренней агрессии.
Глаза Колюни устрашающе выпучились, верхняя губа приподнялась, обнажив неровный звериный оскал желтоватых прокуренных зубов.
Сто двадцать килограммов яростной Колюниной плоти врезались в обитую рыжим дерматином дверь налогового инспектора. Дверь жалобно хрустнула и сорвалась с петель. Ведомый скорее чутьем, чем рассудком, опер безошибочно завернул в спальню и, сильно оттолкнувшись ногами от порога, как прыгун в длину, потной торпедой пролетел разделяющее дверь и кровать расстояние и всей своей тушей плюхнулся на не успевшего понять, что происходит, бандита.
Вдавленная вглубь дорогого ортопедического матраса, Агнесса Деникина тихо вякнула, с ужасом почувствовав, как под двумя центнерами живого веса прогнулись и хрустнули ребра, безжалостно выдавливая из легких резервные запасы воздуха. Агнесса хотела крикнуть или прошептать хоть слово, умоляя освободить ее, но не смогла издать не звука.
Рука распластанного на налоговом инспекторе Удмурта скользнула под подушку. Перехватив кисть Богдана, Витя злобно подпрыгнул на нем, и, следуя примеру неукротимого Майкла Тайсона, тяпнул Пасюка зубами за ухо.
Ворвавшийся в спальню вслед за бравым опером ОМОН бодро защелкнул наручники на запястьях Богдана. Витя с сожалением выпустил из зубов недоеденное бандитское ухо, и, вытащив из-под подушки «Кедр», сполз с Удмурта.
Пара дюжих ребят в камуфляге и защитных шлемах рывком поставила Пасюка на ноги, и красная как рак полумертвая Агнесса со свистом и хрипом втянула воздух в спрессованные легкие.
Полковник Обрыдлов одобрительно хмыкнул, с интересом изучая ядреные формы Деникиной.
— Налоговый инспектор и два мужчины сверху. Кажется, в групповухе такая позиция называется «гамбургер», — задумчиво заметил он.

— Ты шутишь, — сказал Сергей Ясин.
— Я не шучу, — возразил Максим Лизоженов.
— На наркотики подсел? — осторожно поинтересовался бизнесмен.
— Придумаешь тоже — наркотики! Я торгую, а не употребляю, — обиделся сын советского поэта.
— Решил разыграть меня, да?
— Какие, к черту, розыгрыши! — разозлился Максим. — От этого зависит моя жизнь.
— Твоя жизнь зависит от того, сумеет ли Адам фон Штрассен оттрахать перед камерой Ладу Воронец?
Лизоженов болезненно поморщился.
— Не трави душу.
— Извини за нескромный вопрос. А что, если у Адама не встанет?
— Не встанет? На Ладу Воронец — и не встанет?
— Но ведь он все-таки пес, — заметил Сергей.
— Да хоть кот. Главное, что Адам — мужик. На Ладу у всех встает. На съемках последнего клипа при виде Лады в нижнем белье у нас слон цирковой возбудился. Чуть всю съемочную площадку не разнес. К тому же Адам твой — крутой парень. Он же мастино неаполитано! Зверь, а не пес! Врожденные инстинкты защитника. Высочайший интеллект. Адаму даже обучение не требуется.
— Ты что, рекламу читал? — мрачно поинтересовался Ясин.
— Читал.
— Послушай! — Сергей с надеждой взглянул на приятеля. — А может быть, я вместо Адама…
— Что — ты? — не понял Лизоженов.
— Ну… это… оттрахаю Ладу. У меня точно встанет. Гарантирую.
— Только если ты загримируешься под аргентинского дога, — вздохнул Максим. — Я бы и сам мог Ладу трахнуть, да проблема в том, что Психозу вынь да положь эстрадно-постмодернистскую зооэротику.
— Так это нужно Психозу? — удивленно вскинул брови бизнесмен. К синяевскому авторитету он относился с уважением. Психоз уже в течение пяти лет обеспечивал надежную крышу его фирме. — Он что, извращенцем заделался?
— При чем тут извращения? Это бизнес, — объяснил Максим. — Психоз собирается толкать порнушку зарубежным лохам по Интернету, вот ему и потребовалось нечто оригинальное, чтобы товар был конкурентоспособным.
— Да, Лада Воронец, совращающая Адама фон Штрассена — это действительно нечто оригинальное, — согласился Ясин. — Кстати, как Воронец отнеслась к этой затее? Говорят, в последнее время она переключилась на женщин, мотивируя это тем, что все современные мужики — козлы и педерасты.
— Лада пока ничего не знает.
— Не знает? И как, интересно, ты надеешься ее уговорить?
— С Воронец я разберусь. Кроме того, фон Штрассен — не козел и не педераст. Это же крутой мужик. Зверь. Женщины таких любят.
— Ты уверен?
— Уверен, — подтвердил Максим. — Вообще-то кроме Лады, там будет еще одна певица, начинающая. Поет хреново, зато тело — полный улет. Натуральная блондинка, между прочим.
— И все это счастье — Адаму?
Лизоженов кивнул.
— Сейчас я тебе кое-что покажу, — сказал Ясин. — Сделай вид, что нападаешь на меня, только бей не сильно, не увлекайся.
— Это еще зачем? — удивился Максим.
— Давай, начинай. Адам, Адам! — позвал бизнесмен.
Дверь комнаты медленно приоткрылась, и в нее просунулась здоровенная складчатая морда со скорбными и выразительными темно-карими глазами.
Опасливо косясь на фон Штрассена, Лизоженов размахнулся и несильно ударил приятеля по плечу. Пес повернул голову на бок. В скорбных глазах зажглась искорка неподдельного интереса.
— Бей! Кричи, угрожай мне! — подбодрил товарища Сергей.
Лизоженов, постепенно входя во вкус, принялся осыпать Ясина ударами и оскорблениями.
— Спасите! Помогите! Убивают! — притворно корчился от боли бизнесмен. — Адам! Взять его! Взять! Фас!
Мастино неаполитано неспешно пропихнул могучее мускулистое тело в дверной проем, сел на пол и, время от времени поворачивая голову из стороны в сторону, с ленивым любопытством наблюдал за ходом поединка.
— Взять его! Взять! — надрывался Сергей.
Фон Штрассен тряхнул щеками и шумно сглотнул слюну.
— Все! Больше не могу! Устал! — задыхаясь, выпрямился Максим.
Пес встал и, неторопливо приблизившись к Лизоженову, задумчиво понюхал его ботинок. Еще немного подумав, он задрал ему носом штанину и нежно лизнул в щиколотку, словно благодаря за доставленное удовольствие.
— Что это с ним? — недоуменно спросил Максим. — Я боялся, что он меня загрызет. А как же врожденные инстинкты защитника?
— Туфта. Рекламный трюк для таких идиотов, как я. Как подумаю, что это бродячее кладбище собачьего корма будет трахать Ладу Воронец и роскошную натуральную блондинку — прямо выть хочется. Разве это справедливо?
— Жизнь вообще несправедливая штука, — сочувственно вздохнул Лизоженов.

— Тело генерала обнаружили здесь, у памятника Зое с кислотой, — сказала Катя, указывая на скромный гранитный обелиск, стоящий на газоне перед небольшим одноэтажным магазином.
— Памятник Зое с кислотой? — недоуменно повторил Денис, скользя взглядом по строчкам, высеченным на сером граните: «Жителям поселка Рузаевка, погибшим на фронте в годы Великой Отечественной войны».
— Его все так называют, — пояснила Серова. — Зоя Козлодемьянская — это замдиректора магазина. Она коммунистка, а Регина, директор магазина — демократка. Они все время ругаются из-за политики. Однажды они в очередной раз поссорились, и Зоя сказала: «Сейчас я вылью серную кислоту на твой поганый язык».
Кислота для автомобильных аккумуляторов стояла в туалете, так что Зоя побежала за ней, а Регина, спасая свою шкуру, выскочила из магазина. Козлодемьянская погналась за Региной. Зрелище было то еще, если учесть, что обе дамы весят далеко за центнер, а кричат так, что запросто заглушают пароходную сирену. Все покупатели и сотрудники магазина высыпали наружу, чтобы посмотреть.
Магазинное начальство побегало вокруг памятника, а потом замдиректора споткнулась о плиту в его основании, упала и пролила кислоту. Видишь, здесь даже пятно осталось. С тех пор рузаевцы называют этот обелиск памятником Зое с кислотой.
— Веселая у вас здесь жизнь, — заметил Денис. — И часто у вас случаются такие представления?
— По несколько раз на дню, — пожала плечами Катя. — Замдиректора всегда гоняется за директором.
— Странно это как-то, — удивился Зыков. — Почему же тогда директор ее не уволит?
— Потому что Зоя обеспечивает ментовскую крышу. Вусмерть упаивает ментов в сауне. Ты не поверишь, но она запросто может перепить целый взвод омоновцев, не говоря уже о хиляках из ОБХСС. Она недавно одному обэхаэсэснику голову проломила, насилу спасли. Роковая женщина. И магазин роковой. Знаешь, какой у него номер? 666. Число Антихриста.
— И ее не посадили? — удивился Денис.
— Кого? Зою? Ты что! Такую не посадят. И вообще, она не нарочно. ОБХСС пришло делать контрольную закупку. Ну, как водится, напились все вдребадан — и дирекция, и продавцы, и обэхаэсэсники. Сначала в баре при магазине пили, а потом в подсобку перешли. Тут в Зое бес и взыграл. Она крикнула: «Держите бабочку» — и прыгнула на руки тому парню. Обэхаэсэсник высокий был и тощий, а Козлодемьянская как-никак центнер с гаком. Парень сдуру ее подхватил, да вместе с Зоей и рухнул. Ей ничего, она сверху была, а он о напольные весы голову раскроил. Череп треснул, швы пришлось накладывать, но ничего, обошлось, потом они с Зоей даже любовь крутили.
— С ума сойти, — восхитился Денис. — А откуда ты все это знаешь?
— У меня на площадке их продавец собаку тренировал. Сенбернара-эпилептика. Я потом ему частные уроки давала, а заодно и отоваривалась в магазинчике по блату. Он по совместительству бандит синяевской мафии.
— Кто бандит? — опешил Денис. — Сенбернар-эпилептик?
— Да нет. Бандит — продавец. А сенбернар так ничему и не научился. Он все время лежит, как тряпка, когда не ест, а потом у него начинается припадок, и он выскакивает в окно, высаживая оконную раму. Поэтому у Глеба на всякий случай всегда несколько запасных рам со стеклами припасено. Пес одну высадит, он другую вставит.
— Глеб — это бандит-продавец? — на всякий случай уточнил Зыков.
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41