Мне не с кем поговорить, скучно до безобразия. Звонить мистеру Хешу нет смысла, он все время говорит сам, а то, что он говорит, просто ужасно. Он говорит, что у меня вообще не будет никаких денег, пока не найдется завещание или те два свидетельства. Еще он говорит, что уверен, что завещания не было, из-за того, что мой бедный папа сказал его отцу. А вчера он сказал, что не было и свидетельств, потому что так сказано в папином письме. Но он говорит, что мне не о чем беспокоиться, потому что мы с Эгбертом придем к какому-то соглашению, и это самое лучшее, что можно сделать. Но я решила сама зарабатывать себе на жизнь! Я думаю, это так романтично — самой зарабатывать и быть бедной сиротой, а не богатой наследницей. Быть бедной сиротой романтично до безобразия, в книжках они всегда ведут до безобразия бурную жизнь. На богатых наследницах женятся из-за денег, так что лучше их не иметь. Никому не говори, но я дала объявление в газету и получила ответ — я пойду к какому-то человеку, которому нужна симпатичная секретарша! Я боялась, что слишком молода для этой работы, но он написал, что любит молодых., и спрашивал про цвет волос и все такое. Я послала ему маленькую карточку, которую мадемуазель сделала в прошлом семестре, и он сказал, что уверен, что я ему подойду, так что завтра я иду к нему. Я никому не сказала. А главный секрет — только ты никому не говори! и пожалуйста, порви письмо, потому что у тебя есть привычка разбрасывать письма, а это ужасный секрет. Я не сказала ему, что я Маргот Стандинг, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, где я, — ни Эгберт, ни мистер Хеш, никто. Я назвалась Эстер Брандон. Ты согласна, что имя красивое до безобразия и очень романтичное? Я его не сочинила, я его нашла. Я устроила в доме настоящий обыск, хотела найти эти свидетельства или хоть что-нибудь о моей матери. У нас на чердаке есть ящик со старыми вещами. Однажды я захотела что-то из этого надеть на праздник, спросила папу, и он сказал „нет“ совершенно устрашающим голосом, а миссис Бьюшамп сказала, что я не должна была даже спрашивать, она считала, что это вещи моей матери. Я стала искать там что-нибудь другое, но там были только платья — ужасно смешные, длинные с оборками, с огромными рукавами, со множеством косточек. Ты не представляешь себе, как они пахли. На самом дне лежала зеленая настольная книга, на обложке золотое тиснение: М.Э.Б. Я решила, что это восхитительная находка — но ничего подобного, книга была внутри пустая. Единственное, что там было, — это обрывок бумаги, застрявший в уголке. Я его вынула, а там было написано Эстер Брандон, как будто подпись, как будто это обрывок письма. Я решила, что имя романтично до безобразия и что так могли звать мою мать, потому что на обложке было Э.Б. Когда мне понадобилось имя, чтобы устроиться на работу, я решила, что буду Эстер Брандон. Но ты никому не говори! И имей в виду: как только дочитаешь письмо, разорви его на мелкие кусочки, а не так, как в книгах, — бросят обрывки где попало, а негодяй подберет их, сложит и узнает то, что ему знать не следует».Закончив письмо, мисс Стандинг бросила жалобный взгляд на пустую коробку из-под конфет и прошла в гостиную. Она не ожидала застать там Эгберта и, если бы могла, ретировалась бы незамеченной. С другой стороны, с ним можно хотя бы поговорить, к тому же ей стало любопытно, с чего это он влез на стул и разглядывает картину в дальнем углу гостиной.— Никакой это не Тернер!— Ты о чем?— Эта картина — не Тернер. — Он засмеялся грубым смехом. — Для дяди и гуси были лебеди. Он не знал цену вещам, которые покупал. Конечно, он не стал меня спрашивать, а то бы я ему с самого начала сказал, что это не Тернер.— В любом случае она безобразна, — сказала Маргот.Эгберт фыркнул и спрыгнул со стула.— Безобразна? Ну и что, кому какое дело? Будь это Тернер, картина стоила бы тысячи фунтов, а раз это не Тернер, она не стоит и тысячи пенсов.— Боже милостивый, Эгберт, какое это имеет значение? У тебя и так будет куча денег.— Дело не в деньгах. К тому же…— У тебя уже есть горшки. Не знаю, что ты будешь с ними делать.Эгберт разозлился:— Денег не бывает слишком много. К тому же их будет не так много, как ты думаешь, после уплаты налога на наследство и прочее.— Боже милостивый, ты уверен до безобразия, что все достанется тебе, — сказала мисс Стандинг. — А что, если я нашла завещание или одно из свидетельств, о которых так хлопочет мистер Хейл, что ты тогда будешь делать?Что-то промелькнуло в глазах Эгберта — страх и нечто более отвратительное, чем страх. Не зная почему, Маргот затаила дыхание. Ей захотелось выскочить из комнаты, хлопнув дверью, но вместо этого она повторила свой вопрос:— Что бы ты стал делать?— Ты что-то нашла? — В голосе Эгберта появились незнакомые Маргот интонации, и ей снова захотелось выскочить за дверь.— Может, и нашла. Там есть ящик, принадлежавший моей матери…Он сделал к ней шаг.— Вот как? И что в нем было? Что ты нашла?Маргот отступила на шаг.— Старые платья. Жуть какие неудобные.— Что еще?— Настольная книга. Хочешь знать, что в ней было?— Бумаги? — спросил Эгберт.Маргот засмеялась. Она не понимала, почему ей так страшно.— Ты говоришь чепуху, — раздраженно сказал Эгберт. — Я не верю, что там были какие-то бумаги.— Может, и не было.— Ты должна немедленно показать их мистеру Хейлу.— Может, должна, а может, нет…— Чушь! Послушай, мне нужно с тобой поговорить.— Ты и так со мной говоришь.— У меня к тебе особый разговор. Про настольную книгу ты пошутила, это понятно. Никаких шансов на завещание у тебя нет, а письма твоего отца ясно показывают, что нет смысла цепляться за надежду — ты не получишь ни копейки из его денег. Но я сказал мистеру Хейлу, что тебе не о чем беспокоиться, потому что я намерен поделиться.Маргот вытаращила глаза.— Поделиться?— Ну, это я так выразился. На самом деле никакого дележа не будет, но результат будет тот же, как если бы дележ был. Я вот что имею в виду: если у девушки полно красивых нарядов и карманных денег, есть хороший дом и даже машина — ну так вот, больше ей ничего и не надо, так?— Возможно.— Так. Что еще ей может понадобиться?— Я не знаю… Я не знаю, что ты имеешь в виду.— Я имею в виду, что нам нужно пожениться, — сказал Эгберт.Маргот вздрогнула.— Эгберт, что за безобразная идея!— Нисколько не безобразная. Это будет для тебя хорошее обеспечение.Маргот хихикнула.— Это будет безобразие. — Она опять хихикнула. — Ты что, делаешь мне предложение?— Да. — В его тоне не мелькнуло ни тени любовной страсти.— Мне еще никогда не делали предложения. Я не знала, на что это похоже.— Отнесись к этому серьезно. Это будет очень хорошо для нас обоих.Маргот попятилась к двери. Страх не отпускал ее.— Нет, не будет. Мне это противно. Противно до безобразия. Да я скорее пойду замуж за кого угодно — за мистера Хейла, за месье Декло, старика, который учил нас рисованию и нюхал табак!— Полагаю, ты шутишь. Если не выйдешь за меня, не получишь ни пенса — ни единого пенса.Что-то жаркое, влажное и жгучее хлынуло к глазам.— Мне не нужно ни пенса, и лучше уж я выйду замуж за шарманщика, чем за тебя!На этот раз она выбежала из комнаты, от всей души хлопнув дверью. Глава 14
Маргот выскочила из гостиной и побежала вниз по лестнице. На полпути она притормозила и перешла на степенный шаг. Почему, собственно, она должна убегать от Эгберта? Это пока еще не его дом, хоть он и ведет себя так, как будто его.Она остановилась, посмотрела вниз и вдруг заметила, что из кармана ее белого джемпера торчит письмо к Стефании. Надо пойти опустить его в почтовый ящик, только нужно наклеить марку. В кабинете всегда есть марки.Наклеив марку, она пошла на почту. На улице было скверно: снова опустился туман, под ногами хлюпало, хотя Дождя не было.Маргот вернулась домой с таким чувством, что нет на свете ничего приятнее этого дома. Еще бы конфеты… Но конфеты кончились, и хоть мистер Хейл дал ей десять шиллингов, они ей понадобятся для осуществления величайшей авантюры: она решила пойти работать секретаршей. Она заранее забавлялась тем, какие волнующие истории будет описывать Стефании. Как досадно, что она оставила тетрадку на диване в гостиной — на сегодня Эгберта ей хватит с избытком.Она остановилась у дверей гостиной и прислушалась. Кажется, ушел… Да и зачем ему оставаться. Она была уверена, что он ушел, но все-таки повернула ручку со всей осторожностью, приоткрыла дверь и заглянула в щелку.Эгберт опять стоял на стуле, но уже перед другой картиной, а потому не мог видеть Маргот и диван, на котором лежала тетрадь. Она приоткрыла дверь пошире — тетрадь лежала на диване. Эгберт внимательно разглядывал пухлую, жирную бабу на картине, думая о том, что драпировки на ней намотано, наверное, ярдов сто.Маргот решилась рискнуть. Диван стоял углом между стеной и окном, и если действовать тихо и проворно, то Эгберт ничего не заметит. Она проскользнула в комнату, подкралась к дивану, и уже было положила руку на тетрадь, но тут Эгберт спрыгнул со стула.Маргот действовала быстро, как никогда в жизни. Прежде чем Эгберт повернулся, она нырнула за диван, потихоньку прокралась вдоль него и села на пол у стенки, успев напоследок заметить, что Эгберт подошел к звонку и надавил на кнопку. Здесь он ее не найдет, для этого ему пришлось бы перегнуться через спинку дивана.В ней взыграл детский инстинкт — захотелось поиграть в прятки. Интересно, сколько Эгберт здесь проторчит? Не хотелось пропускать чай. И зачем он позвонил? Приходить на звонки — это дело тупицы Вильяма. Маргот считала, что нет на свете лакея тупее Вильяма.Кто-то вошел и закрыл за собой дверь. Маргот ничего не видела, только слышала, как Эгберт сказал:— Заходите. Я хотел с вами поговорить.И потом другой голос:— Где она?— Пошла на почту отправить письмо. — Это опять был голос Эгберта.На звонок должен был прийти Вильям, но этот другой голос принадлежал не Вильяму. Это вообще не был голос лакея — он звучал отрывисто и неприязненно.Опять раздался голос Эгберта.— Ну вот, я ее спросил, а она не хочет. Я же говорил вам что она не захочет меня, говорил, что ничего хорошего из этого не выйдет.Да уж, это не Вильям пришел на звонок. Вильяму Эгберт ни за что не стал бы рассказывать, что он сделал ей предложение и получил отказ. Маргот опять про себя хихикнула, вспомнив, что она ему сказала.Человек, который не мог быть Вильямом, фыркнул:— Конечно, вы все только запутали, у вас страсть устраивать неразбериху.Кто бы это мог быть? Слуги не посмели бы так разговаривать с Эгбертом. Но ведь он позвонил, а на звонки должен приходить Вильям.— Ничего я не запутал — я ей внятно объяснил, как это для нее выгодно.— Вы все запутали. В восемнадцать лет девушка хочет, чтобы ее любили. Полагаю, вы об этом не подумали.— Она не дала мне возможности… Она мне не нравится, я ей тоже, и делу конец.— Конец? Вам следовало помнить о приказе. Вы знаете, как он не любит, когда его приказы не выполняются.— Он не может надеяться, что я женюсь на девушке, которая меня не хочет… — У Эгберта был обиженный голос.— Он ждет, что вы или женитесь на ней, или уберете ее. Он не желает рисковать — слишком много денег на кону.Маргот не верила в реальность происходящего, ей казалось, что она слушает пьесу — страшную пьесу. По спине забегали мурашки. Кто этот «он»? Почему он хочет, чтобы Эгберт на ней женился? Это мистер Хейл? Что они имеют в виду, когда говорят, что Эгберт должен или жениться на ней, или убрать ее? Как ужасно это звучит!Эгберт сказал:— Он не может заставить меня жениться на ней.И тогда мужчина, который не мог быть Вильямом, произнес:— Ну ладно, это была всего лишь уступка вашим семейным чувствам. На самом деле он предпочитает убрать ее с пути — и дело с концом.У Маргот похолодели руки. С каждой минутой ей становилось все страшнее.— Это он тоже не может заставить меня сделать, — возмутился Эгберт Стандинг.Второй засмеялся. Он этого смеха девушке не стало легче.— Я думаю, когда вы получите приказ, вы сделаете все, что вам велят. Сегодня мне идти отчитываться, и я думаю, что мы оба поступим в точности так, как нам будет сказано. И я думаю, что это будет касаться Маргот.— Чш-ш! — Эгберт приложил палец к губам.— Да ты труслив как заяц! Жаль, конечно. Она хорошенькая, но я с ним согласен: лучше будет убрать ее с пути. Разожгу-ка я камин, пока здесь. Местный колорит! И даже напыщенный Даниэль меня не остановит, если будет приставать с вопросом, что я здесь делаю.Маргот услышала, как в камин подбросили полено, потом зашуршал уголь. Через минуту дверь открылась и снова закрылась. Человек, который не мог быть Вильямом, ушел.Ей пришлось прождать еще десять минут, прежде чем ушел Эгберт Стандинг. Глава 15
На следующий день, согласно договоренности, Чарлз Морей пришел в офис мисс Силвер. Перед ней лежала раскрытая тетрадь с его именем. Страницы были исписаны аккуратным мелким почерком.Мисс Силвер сидела и вязала. Первый носок она, похоже, закончила и приступила ко второму, потому что под стальными спицами свисали всего два-три дюйма темно-серого полотна. Она с отсутствующим видом кивнула Чарлзу, подождала, когда он сядет и скажет «доброе утро», и только после этого разжала губы.— Как жаль, что вы не пришли раньше.— Почему, мисс Силвер?Мисс Силвер вздохнула.— Очень жаль. Хотите услышать отчет? Я начну с Джафрея.— Кто такой Джафрей?— Мужчина, о котором вы желали узнать, — он живет у миссис Браун на Глэдис-Виллас, пять, Чисвик.— Да. Что вам удалось выяснить?— Сейчас скажу. — Не прекращая вязать, она заглянула в тетрадь. — До недавнего времени он был на службе у мистера Стандинга, миллионера, о семейных делах которого вы тоже хотели узнать.— На службе?— Да, в качестве слуги и мастера на все руки у него на яхте.— Вы хотите сказать, что Джафрей оставался на яхте в отсутствие мистера Стандинга?— Да, это я и хочу сказать. Мистер Стандинг хотел, чтобы на яхте был человек, знающий его привычки. Он отправлял телеграмму: «Приеду на борт тогда-то», и Джафрей все подготавливал к его приезду. Он мог себе позволить платить за свои причуды. Миссис Браун оказалась очень приятной, разговорчивой особой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27