Там он снова остановился и замер.Дом был тих, как может быть тих только пустой дом. Человек открыл дверь отмычкой и вошел в холл. После уличного холода здесь было тепло. Лампочка возле телефона делала темноту не такой глубокой, как снаружи.Человек пересек холл, остановился возле двери в кабинет и прислушался. Потом осторожно открыл дверь и вошел. Обратно он вышел минут через десять. На этот раз он поднялся по лестнице в два пролета, начинавшейся в глубине холла. Когда он дошел до лестничной площадки, входная дверь тихо отворилась и снова закрылась. Человек на лестнице сунул правую руку в карман и без всякой суеты спрятался в тот угол лестницы, где она уходила на верхние этажи. Он прислушался к чужим шагам, ступавшим по мрамору. Раздался щелчок выключателя.Холл залил свет, и в этом свете вся балюстрада была как на ладони. Человек на лестнице вышел вперед, перегнулся через балюстраду и заглянул в холл. Он увидел только черно-белые плитки пола и слева — открытую дверь в столовую. В столовой зажегся свет, и в это же время он услышал слабый шорох. Кто-то спускался по лестнице, но не по этой — звук был слишком слаб.Кто-то спускался по черной лестнице. Человеку ничего не оставалось, как только стоять там, где он стоит, и постараться остаться незамеченным. Но острое желание узнать, кто вошел в дом, заставило его пройти по коридору до двери, ведущей на черную лестницу. Подождал, прислушиваясь. Мягкие, шаркающие шаги прошлепали вниз. Он открыл дверь. На лестнице было темно. Он стал спускаться в темноту.Внизу оказалась обитая байкой дверь. Он осторожно открыл ее. Перед ним был темный коридор, но в его дальнем конце мелькнул свет. Открылась еще одна дверь, в проеме высветилась фигура мужчины, и дверь закрылась.Человек пошел туда. Перед второй дверью остановился и прислушался. Было тихо, но в комнате горел свет. Он осторожно заглянул в нее. Там было пусто. Он оказался в буфетной. Вторая дверь вела в короткий переход до столовой. Голоса в столовой заставили его остановиться.Со всей осторожностью он повернул ручку и чуть приоткрыл дверь. В столовой были двое, и он без труда узнал их. Лицом к нему стоял лакей Вильям Коул, держа бокал виски с содовой. Пальто его было разорвано у ворота, манжет правого рукава болтался, волосы растрепаны. Вторым был дворецкий Пуллен. Они разговаривали.— Кто это был? — спросил Пуллен. Речь его была торопливей, чем полагалось человеку, исполняющему обязанности дворецкого.— Откуда я знаю? Не успел спросить, доложу я тебе. Я еле ноги унес.— Нашел?Вильям глотнул виски.— Нашел конверт. Куда они подевали бумагу, не знаю.Он вынул длинный конверт и швырнул его на стол. Пуллен прочел: «Наша декларация о браке».— Да, это оно.— Но там пусто. Я только успел его взять, как пришлось срываться и бежать. Когда заглянул в конверт, готов был убить…— Где декларация? Вот что я хочу знать.— Конечно, девчонка взяла. Вопрос в том, где девчонка.— Кимберлей ее уже нашел. Я сходил к Фостерам, там ничего нет, разве что она носит ее на себе. Она выходила с Милларом.— Эта девчонка слишком задержалась. Пора ей уходить. Когда ее не станет, пусть появляется хоть сотня деклараций. Пора ее убрать, и дело с концом.Вильям залпом допил виски.— Ну вот сам и убирай.— Это не моя задача.— А почему это она моя? — возмутился Вильям.— Твоя! Не так ли, Ленни Морисон? — с вызовом спросил Пуллен и тут же отпрянул, увидев перекосившееся лицо Вильяма.— Заткнись! Еще раз так меня назовешь — пожалеешь. А что касается девчонки, это работа для Эгберта, не так ли?— У него не выйдет. Я все время это говорю. Серая Маска дал эту работу тебе. Ее нужно сделать аккуратно, а Эгберт такой недотепа, каких свет не видывал. Так что смотри у меня! Больше никаких проволочек.Человек у дверей послушал еще минут десять, потом попятился и растворился в темноте дома.Мисс Силвер на площади терпеливо дожидалась больше часа. Когда мужчины вышли, она двинулась за ними. Глава 37
В четверг миссис Фостер спустилась к завтраку в состоянии сильного возбуждения.— Ну, знаешь, это уж чересчур! Я понимаю, Арчи — мой кузен… Джордж, нечего так смотреть, я не сказала, что он твой кузен или чей-то еще, — он мой. Только не делай вид, что твои родственники — ангелы, которые никогда нам не надоедают, не отправляют жить в гостиницах, не приводят странных девиц посреди обеда.Из-за газеты выглянуло широкое лицо Джорджа Фостера.— Ну, начинается… Вдохни поглубже и начни сначала, дорогая.— Джордж!— В чем дело, дитя мое?— Я готова убить Арчи! Сначала он взваливает на меня эту девушку в разгар обеденного приема…— Дорогая моя Эрнестина!— А потом мой стол буквально разворотили, потому что я была тверда и настояла, чтобы вечером Арчи с ней ушел.Джордж ухмыльнулся.— Кажется, тебе не пришлось проявлять много настойчивости, Арчи был этому только рад.— О, конечно, у них любовь, только это его и извиняет. Джордж, если ты и дальше будешь шелестеть газетой, я закричу.— А в чем дело?— Ну знаешь, Джордж, ты мог бы проявить побольше понимания после того, как я пережила шок из-за грабителя, и обеда, и этой беспризорной Арчиной курочки — все свалилось на меня сразу. И еще мне хотелось бы знать, что привело к нам мисс Силвер. Она спрашивала эту девушку.— Кто такая мисс Силвер?Эрнестина вспыхнула и прикусила губу.— Ты прекрасно знаешь. Она вернула те отвратительные бриллианты, которые подарила твоя мать. И должна сказать, я не думала, что ты так к этому отнесешься… я не могу слышать, что я должна думать обо всем сама!Джордж молчал, он вернулся к новостям гольфа.— Джордж, я думаю, тебе следует хоть что-то сказать! Ты просто утонул в этой несчастной газете! Я думаю, ты будешь продолжать читать, даже если в каждой комнате будет по грабителю!— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Ух ты! Сэнди Герд вчера сделал классный раунд!— Ну знаешь, Джордж!!!— В чем дело?— Если ты еще раз скажешь про гольф, я расплачусь…— О чем ты хочешь поговорить?— Конечно, о грабителе. Зачем он приходил?— Полагаю, чтобы что-нибудь украсть…— Тогда почему он перевернул весь стол в пустующей комнате, но не взял мои бриллианты? Ты не можешь сказать, что это значит?Джордж не мог. Он потерял интерес к грабителю. Раз ничего не украдено, зачем шум поднимать? Он вновь обратился к гольфу.Мисс Грета Вильсон опоздала к завтраку. Закончив есть, она отправилась со своей хозяйкой, которая уже несколько успокоилась, в поход по магазинам, который Джордж грубо назвал «походом любопытных носов».— Мужчины, кажется, не задумываются, что женщинам нужна одежда, — сказала миссис Фостер. — Джордж безнадежен. Если я говорю, что хочу вечернее платье, он начинает хвастать — да, он буквально хвастается, какая у него гора вечерних нарядов.Грета хихикнула.— Я люблю смотреть наряды. А еще лучше — покупать их, правда?Они пересмотрели множество вещей. Эрнестина купила шляпу, свитер, несколько пар шелковых чулок, которые ей особенно приглянулись. В полдень она с ужасом вспомнила, что обещала Рине Латочи непременно позвонить и сказать адрес Джима Максвела.— Я его специально нашла, но Джордж меня отвлек, и У меня совершенно вылетело из головы. Пойдем в «Харрисон», я оттуда позвоню.Они свернули к большому магазину. Из переулка выехал автомобиль и остановился у края тротуара.Миссис Фостер оставила Грету бродить по первому этажу, а сама помчалась наверх, к телефону.— Меня не будет по крайней мере минут двадцать, потому что подозвать Рину к телефону — это целая история Мне придется переговорить со всеми в доме, пока ее позовут. Какое-то сумасшествие.Грета была довольна, что ее оставили одну. Она смотрела на ошеломляющие ткани, сияющие всеми цветами радуги, и сочиняла десятки нарядов. Потом ей попался отдел поскучнее, где продавали пледы для путешественников. Ее не интересовали пледы для путешественников, но один она пощупала, чтобы оценить, насколько он мягкий. В это время произошла любопытная вещь: на мгновенье перед ней возникла мужская рука. Мужчину она не видела, он стоял сзади, видела только руку — широкую, волосатую — и рукав из темно-синей шерсти. Рука положила конверт на мохнатый коричневый плед и исчезла так же внезапно, как появилась.Огромными, как блюдце, глазами Грета смотрела на конверт, и становилась все бледнее и бледнее. Конверт был серый, но не изысканно-серого цвета, а просто сделанный из грубой серой бумаги, что было совершенно необычно. На конверте было четко и ясно написано: «Мисс Маргот Стандинг».После минутного колебания Маргот взяла конверт и вскрыла его.Когда Эрнестина Фостер закончила разговор с Латочи, она вспомнила, что обещала купить фрукты к обеду. Она выбрала ананас, потом решила, что если он будет кислый, то Джордж спросит, сколько она за него заплатила. Минут десять она колебалась, выбирая между виноградом и персиками, и наконец купила яблоки и бананы и побежала искать Грету.Греты не было ни в отделе шелков, где она ее оставила, ни в банке, где они договорились встретиться. Не было ее и в ювелирном отделе, и в отделе мехов, перчаток, белья, галантереи, стекла и фарфора, грампластинок… Нигде.У Эрнестины резко испортилось настроение. Утром симпатия Греты к одежде вообще и к ее покупкам в частности смягчила ее отношение к непрошеной гостье, но после того, как в поисках Греты она обегала пятнадцать отделов, миссис Фостер снова впала в раздражение. «Отвратительная Арчина курица!» После следующих десяти отделов Эрнестина была не только зла, но и слегка встревожена. Конечно, эта глупышка устала ждать и отправилась домой — у девушек в этом возрасте отвратительные манеры. Но…Она расспросила всех швейцаров. Швейцар, стоявший возле той двери, через которую они входили, хорошо запомнил юную леди. Он знал миссис Фостер в лицо и помнил, что она пришла с юной леди. Более того, он помнил, что юная леди минут через десять вышла. О да, он совершенно уверен, что это была та самая юная леди. Она вышла из магазина и села в машину, которая ждала на другой стороне улицы.— Она вышла одна?— О да, мадам, совершенно одна. В машине сидел джентльмен.— Какой джентльмен?— Не могу сказать, мадам. Машина была закрытая, с шофером. Шофер зашел в магазин и вышел на две-три минуты раньше юной леди.— Какая машина?— «Даймлер», мадам.Эрнестина страшно разозлилась и поехала домой. Дома позвонила своему кузену Арчи Миллару, и ей сказали, что он ушел на ленч. Она оставила для него сердитое послание и на протяжении всего ленча бранила Джорджа за невоспитанность и отсутствие уважения к людям, присущее мужскому полу.— Если Арчи собирался повести девушку на ленч, почему он не сказал? Раздобыл машину бог знает где. Арчи — и «даймлер» с шофером, извольте видеть! До чего это по-мужски — навязать мне девушку, а потом буквально похитить ее за пять минут до ленча, ничего мне не сказав! Теперь не появится в своем офисе часов до трех. Потом примчится сюда и опять подкинет мне девчонку, чтобы я за ней ухаживала. Ну кто, кроме мужчин, способен так вывести из себя?!Арчи позвонил в половине второго.— Эрнестина, привет!— Ну знаешь, Арчи, это уже переходит всякие границы!— Девочка моя, зачем так сердиться? Если будешь продолжать в таком же духе, у тебя раньше времени появятся морщины.— Должна сказать, что тебе следовало дать мне знать, что собираешься вести девушку на ленч. Я уж вообразила бог весть что.— Э-э… что все это значит?— Говорю, ты должен был меня предупредить.— Предупредить о чем?..— Джордж, конечно, принял твою сторону, мужчины всегда заодно.— Что я такого сделал?— Если собрался вести ее на ленч, а я думаю, что вы договорились еще вчера, почему она мне ничего не сказала, а попросту сбежала из «Харрисона»?— Эрнестина, о чем ты говоришь?.. Где Грета?..— Понятия не имею. Разве вы не вместе обедали?— Нет. Может, ты все-таки скажешь, что случилось?— Так ты не забирал ее из «Харрисона»?— Нет, конечно.— Тогда кто же?— Послушай, расскажи толком, что случилось.— Я поднялась наверх позвонить Рине Латочи, потому что обещала дать ей адрес Джима Максвела, а Джордж так приставал, что я забыла про это, пока мы с Гретой не подошли к «Харрисону».— Ну?— Как всегда, Рину долго не подзывали к телефону. А когда я закончила разговаривать, то нигде не смогла найти Грету. Я обошла все отделы. Знаешь, оказывается, там есть вещи, о которых я и не слышала. Все обошла, а ее нигде нет. Я стала расспрашивать швейцаров. Один ее видел, он сказал, что Грета вышла десять минут назад, села в «даймлер», который стоял напротив, и уехала. Конечно, я подумала, что это был ты!— «Даймлер»!— С шофером. Швейцар сказал, что внутри сидел мужчина. Это был ты?— Нет. Я не видел ее со вчерашнего дня.Эрнестина не узнавала голос Арчи, так он изменился.— Тогда кто же там был?— Во сколько это случилось?— Значит, так… Когда я вспомнила, что надо позвонить Рине, было около двенадцати, а швейцар сказал, что она вышла через десять минут.— Эрнестина, я же сказал тебе не оставлять ее одну!Эрнестину это оскорбило.— Ну знаешь, и это ты называешь оставить одну?!Арчи повесил трубку. Глава 38
Чарлз провел целый день на Торнхил-сквере, разбирая бумаги. Часов в пять он закончил и вышел на улицу через сад. Смеркалось, но было еще светло. В аллее было темнее, чем в саду.Он запер дверь в стене, немного постоял и пошел направо. Почему именно направо, Чарлз не мог объяснить — просто свернул направо, а не налево и пошел по темной аллее.По правую руку от него были сады домов на Торнхилсквере, по левую — более узкие садики домов, выходящих на Джордж-стрит. С обеих сторон кирпичные стены то там, то сям прерывались деревянными дверьми. Из-за наклона улицы справа были видны только верхние этажи домов, но дома на Джордж-стрит являли миру все свои освещенные окна, задернутые шторами.Чарлз прошел несколько метров и только тогда понял, что его ведет сентиментальное желание взглянуть на дом Пельхамов. Он мог бы взглянуть на него в любой день после возвращения, это правда, но правда и то, что у него ни разу не возникало такого желания. Сейчас он понял причину этого. Его манил именно пустой дом, потому что в пустом доме живут тысячи воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27