Как ни крути, это говорило о многом. Внутри Билл выбрал стол в углу и сел так, чтобы видеть всех, кто входит и выходит, а револьверы передвинул поближе к животу, чтобы в случае надобности они сами прыгнули к нему в ладони. Мы потягивали виски и разговаривали, но собеседник мой был напряжен и, когда хозяин заведения случайно уронил стакан, мгновенно принял оборонительную стойку. Потом он немного успокоился, и наша беседа вернулась в прежнее русло.
— Почему тебя так интересует генерал? — спросил он наконец.
Разумеется, я не стал упоминать о своих истинных намерениях, а ответил, что хотел бы наняться к нему следопытом. Затем, решив перейти на менее скользкую тему, добавил:
— Я слышал, у тебя возникли проблемы с его братом Томом?
— Это было давно, — сказал он.
Здесь следует внести некоторую ясность. Дикий Билл никогда не лез в драку первым. Да ему и не требовалось быть забиякой, это всегда делали другие. Билл никогда ничем не хвастался, не любил говорить о своих подвигах, с радостью гасил любые скандалы и останавливал драки, которые еще можно было остановить. В том, что имя его обросло нелепыми легендами, повинен не он, а трепачи, кичащиеся своей «дружбой» со знаменитостями и доводящие каждый их шаг до полного абсурда. Даже тридцать лет спустя я встречал людей, божившихся, что они были в тот день на рыночной площади и собственными глазами видели, как их кумир с двухсот ярдов послал десять пуль, вошедших одна за другой в точку над буквой «i».
Бармен снова уронил стакан, Билл опять схватился за оружие, и я не удержался от вопроса:
— Чего ты так боишься?
— Быть убитым, — прямо ответил он и пригубил свое виски, а затем в его голубых глазах мелькнуло что-то похожее на догадку, и он спросил: — Ты пришел, случайно, не за этим?
Я от души расхохотался и ответил:
— Ты же сам пригласил меня выпить!
— Послушай, — сказал Билл, — скажи мне честно, тебя подослал Том Кастер? Что до меня, так я не держу на него зла. С этим давно покончено. Но, если он хочет снова начать вражду, ему не следовало присылать парня со «смит-вессоном» сорок четвертого калибра. Это я говорю для твоего же блага.
Я страшно гордился своим новым оружием и почувствовал себя оскорбленным. Кроме того, как он посмел подумать, что я вообще могу работать на кого-то, носящего фамилию Кастер!
— А теперь ты меня послушай, Хикок, — сказал я. — Я никому и никогда не служил наемником. Если я кого-нибудь и убью, то для себя, а не для другого. Коли желаешь драться — доставай свои чертовы пугачи, и посмотрим, чья возьмет!
— Остынь, — ответил он. — Я не хотел обидеть тебя. Давай еще выпьем.
Он хотел подозвать хозяина салуна, но тот куда-то вышел, и Билл попросил меня сходить за новой бутылкой.
— А тебя что, ноги не держат? — все еще в запале спросил я.
— Просто не хочу получить пулю в спину, — извиняющимся тоном сказал он и тут же поспешно добавил: — Нет, не от тебя. Тебе я верю, старина. Но вот остальные…
Я обвел взглядом полупустое помещение (было еще слишком рано) и увидел человек десять-двенадцать посетителей, показавшихся мне совершенно безобидными. Четверо играли за своим столом в карты, пятеро или шестеро мирно болтали у стойки, а еще один, вдребезги пьяный, спал, уткнувшись носом в выскобленную поверхность стоящего в центре залы стола.
Боязнь Билла пройти через практически пустой салун показалась мне странной. Он или трус, или что-то задумал. Первое отпадало сразу, значит… значит, он просто хочет, чтобы я подставил ему свою спину.
Вот вам отличный пример той подозрительности, в которой жил тогда весь Дикий Запад. Я познакомился с ней, едва оказался в компании Билла Хикока. Было такое ощущение, словно все тело превратилось в один туго натянутый нерв. В этот самый момент один из картежников сорвал банк и радостно заорал, и мы с Биллом мгновенно схватились за оружие. Взяв себя в руки, я сказал:
— Вот ты и заразил меня своими страхами.
— Я? Ничуть не бывало. Просто ты начинаешь понимать, что тут у нас за жизнь. Но ничего, держи пушку под рукой, и все обойдется. Кстати, не мешало бы тебе заказать себе новую кобуру, без этих лишних ремешков и прочих дурацких украшений. Запомни, от того, как быстро револьвер окажется в твоей руке, зависит, кто выстрелит первым. И вовсе необязательно носить его на поясе…
Он еще минут двадцать посвящал меня во всякие тонкости и ухищрения в обращении с оружием, что я воспринял как акт подлинного доверия с его стороны. Билл даже клялся, что один его знакомый прятал маленький пистолетик у себя под ширинкой, и тот его не раз выручал, однако закончилось все плачевно: как-то в драке ему двинули сапогом в промежность, и он отстрелил себе свое мужское достоинство.
Да, сэр, в тот день я многому научился. До этого я не испытывал особых трудностей со стрельбой, но теперь понял, что рядом с виртуозным Биллом я сущий младенец. Конечно, по части оружия он был самым настоящим фанатиком. И в этом нет ничего странного, ведь только оно и могло спасти его от верной смерти.
Однако я изрядно устал и, напомнив ему о намерении промочить горло, встал, но он меня остановил:
— Сядь, старина, я сам схожу.
Ему оставалось пройти до стойки несколько футов, когда пьяный, спавший за центральным столом, внезапно встал, и в руке его блеснула вороненая сталь. Грохнул выстрел. Все произошло в считанные доли секунды, и я с ужасом уставился на широкую спину Билла, ожидая увидеть на ней расползающееся красное пятно. Переведя же взгляд на «пьяницу», я вообще перестал что-либо понимать: тот снова сидел за столом, уронив голову, только на этот раз из дырки в его лбу текла кровь, смешиваясь с виски из опрокинутого стакана.
Он не успел спустить курок. Билл увидел его в висевшем над стойкой зеркале и среагировал мгновенно, даже не обернувшись. Затем как ни в чем не бывало он взял откупоренную бутылку и подошел взглянуть на труп. На звук выстрела в салун влетел шериф Том Спирз и тоже склонился над убитым.
— Ты знаешь его, Билл? — спросил он.
— Нет, — ответил Хикок, вставляя в барабан новый патрон, и вернулся за наш стол.
— Это брат Строуэна, — сказал кто-то из картежников.
Взбудораженный происшедшим, я в два глотка осушил свой стакан и поинтересовался:
— Строуэн… Твой старый знакомый?
Билл налил себе и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза, словно собираясь вздремнуть. Минуту спустя он ответил:
— Так звали одного бродягу в Хэйзе.
— С ним были проблемы?
— Я убил его… Так вот, о твоем «смит-вессоне», пушка, конечно, отличная, но ее боек имеет дурную привычку слишком сильно плющить капсюли гильз, и их клинит при выталкивании. Я бы на твоем месте раздобыл что-нибудь попроще, скажем, «кольт»…
Тем временем Спирз и двое парней вытащили труп из салуна, и шериф крикнул с порога:
— Слышь, Билл, загляни потом ко мне в участок.
Ему надо было составить отчет о происшествии. Хикок вяло помахал ему левой рукой. В правой, которую он держал под столом, по-прежнему был револьвер.
Как-то позже я спросил Билла, подозревал ли он того «пьяного».
— С самого начала, — ответил тот, — как и всякого, из кобуры которого не торчит рукоятка револьвера. Раз не торчит, а кобура есть, значит, он где-то спрятан. Спрашивается зачем?..
Наблюдательность его и внимание к мелочам были просто поразительными. В этом я могу сравнить его разве что с лучшими индейскими разведчиками. Однако выйди я на улицу и войди назад, он вполне мог меня и не узнать. Люди вообще интересовали его мало, и некоторое время спустя я понял, что и о Кастере-то он говорил с симпатией лишь потому, что видел во мне наемника и хотел понять, какую именно игру я затеял.
Но он мог и посочувствовать. Так, заметив, что инцидент в салуне меня сильно впечатлил, он сказал:
— Для мужчины всегда тяжелее быть свидетелем, нежели участником. Лучшее лекарство — это найти женщину. Пойдем, я покажу тебе лучшее заведение в городе.
Но прежде мы остановились в ресторанчике и съели по целому оковалку жареной говядины, потому что, как это ни смешно, и у него и у меня приключения будили просто зверский аппетит.
Заведение, куда он меня привел, скромно именовалось танцзалом. День едва пошел на убыль, и мы оказались первыми посетителями. Девицы, лениво позевывая, слонялись у дверей, а над входом красовалась надпись: «ПРОСИМ СДАТЬ ОРУЖИЕ». Мы решили не обратить на нее внимания, но прямо за дверью нас встретил здоровенный детина в полосатой рубахе и заявил:
— Простите, парни, но правило есть правило.
Дикий Билл посмотрел на него своими ясными голубыми глазами и спокойно спросил:
— Долли здесь?
— Сначала сдайте оружие, — последовал невозмутимый ответ. — Да вы не беспокойтесь, парни, с ним ничего не случится. Я к каждой пушке цепляю ярлычок с именем владельца, — громила полез в карман и извлек оттуда стопку бумажек и карандаш.
Зная принципы Билла, я уже решил, что пробил час нового жертвоприношения, но в эту самую минуту на пороге появилась могучая дама лет сорока с огромной грудью, затянутой в шикарно отделанный лиф красного атласного платья. Казалось, что она живет на одном вдохе, а стоит ей выдохнуть, и ее наряд треснет по всем швам. На голове ее красовалась целая копна черных волос, а над верхней губой — усы того же цвета.
— Билли! — проревела она густым басом и сгребла Хикока в объятия, награждая громкими чмокающими поцелуями. — На мистера Хикока наши правила не распространяются.
Эти слова были адресованы вышибале, который как-то сразу сник и промямлил:
— Хикок?!
Затем его лоснящаяся физиономия словно пошла трещинами, и он в прямом смысле слова растворился в воздухе. Да, сэр, великая вещь слава! Некоторое время спустя я имел удовольствие наблюдать, как этот верзила разделался с тремя пьяными охотниками на бизонов, имея в своем распоряжении лишь небольшую дубинку. Но сейчас, при одном упоминании легендарного имени, он скис и предпочел убраться от греха подальше.
— А что это с тобой за коротышка? — кокетливо промычала дама и перенесла на меня свое внимание вместе с весом тела.
Оказавшись погребенным под ее гигантским бюстом, я едва мог дышать, а то, что я вдыхал, было запахом пота и виски. Меня чуть не стошнило, да и кому приятно оказаться в любовных объятиях немытой, нетрезвой, престарелой потаскухи? Я ее отпихнул, причем довольно нелюбезно.
— О-о-о, — жалобно загудела она, и ее толстые губы сложились в обиженное сердечко, — наш маленький лисенок кусается?
Хикок расхохотался и сказал:
— Он немного нервничает, разве не видишь? Подбери-ка ему девицу посимпатичней!
Я прошел мимо строя девиц, среди которых попадались даже симпатичные, стараясь найти какую-нибудь почище и желательно без таинственных прыщей на лице. Одни отпускали сальные шуточки, другие просто призывно улыбались, третьи держались нарочито холодно… Как говорится, «на всё вкусы, господа, на все вкусы!». Наконец мой выбор пал на ту, что жалась в самом конце ряда с видом оскорбленной добродетели. Она была моего роста, худа, рыжеволоса и не особенно красива. Красное платье открывало ее плечи и ноги ниже колен. Каблуки туфель так сносились, что их хозяйка стояла немного покачиваясь.
Ну просто конфетка, не правда ли? Ха-ха… Но мне вовсе не была нужна женщина. Сама мысль отправиться в бордель пришла в голову Хикоку, меня никто не спрашивал, а отказать парню, только что без лишних церемоний пристрелившему человека, согласитесь, довольно рискованно.
Вот я и выбрал ту девицу, о которой мог заранее сказать, что при любых обстоятельствах она оставит меня совершенно равнодушным. Мы отправились танцевать под бренчание маленького фортепьяно; музицировал на нем лысый человечек, именовавшийся всеми не иначе как «маэстро». Из меня танцор — как из дерьма пуля, а когда на ногах тяжелые сапоги, да еще партнерша виснет на шее, и того хуже. Минут через пять я выдохся окончательно, был весь истыкан костями липнувшей ко мне девицы, но все еще пытался выделывать ногами некое подобие развеселой джиги, которую шпарил треклятый маэстро.
Наконец я отцепил от себя девицу, и она поняла это как сигнал к тому, что пора тащить меня в спальню. Мне, впрочем, было все равно. В ее крохотной комнатенке стояли кровать с железной спинкой и хромоногий стул, не внушавший ни малейшего доверия. Она зажгла керосиновую лампу и поставила ее на пол в углу. Я уселся на кровать, а девица, в мгновение ока скинув с себя платье и оставшись в чем мать родила, устроилась у меня на коленях.
Я и раньше видел, что она очень молода, но насколько, понял только сейчас. Ее крохотная грудь, узкие бедра и по-мальчишески угловатые плечи выдавали в ней еще не до конца сформировавшегося подростка.
— Сколько тебе лет? — удивленно спросил я.
— Двадцать.
— Будет врать-то!
— Ну ладно, восемнадцать, — ответила она и принялась расстегивать на мне рубашку.
Я спихнул ее с колен и встал. Интересно, неужели Хикок и ему подобные могут испытывать к этому ребенку что-нибудь, кроме жалости?
Решив, что я собрался уходить, она испугалась и принялась поспешно уверять меня, что, несмотря на свой возраст, все знает и умеет, никто, мол, по крайней мере до сих пор, на нее не жаловался.
— Все, что мне нужно сейчас, — это услышать правду о твоем возрасте. Я не собираюсь валяться с тобой в постели, так как вчера… э-э… слегка перекувыркался с другой женщиной. Но не беспокойся, свой доллар ты все равно получишь.
— Доллар?! — завопила она с таким искренним негодованием, что мое впечатление о ее детской наивности и неискушенности стало резко меняться. — Ах ты, дешевка, ублюдок, да в этом доме просто расстегнуть штаны стоит в пять раз дороже!
— Ты что, детка, рехнулась? — возмутился в свою очередь я. — За пять долларов я откажусь трахаться даже с русской царицей!
Свет лампы дрогнул и разгорелся ярче. И тут, посмотрев на ее рыжие волосы, я понял, что она мне кого-то напоминает.
— Мне уже скоро семнадцать, — отозвалась девочка. — А ты убирайся отсюда со своим вонючим долларом, или я попрошу Гарри вышвырнуть тебя отсюда вон.
В ее возмущении было даже что-то трогательное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54