— Ты слышал, Дона Педро выпустили.— Слышал.— И что думаешь?— Я ничего не хочу знать! — замахал руками Арнольд. — Для меня все в прошлом. Все это уже всемирная история, понимаешь…— Понимаю.— Плохо понимаешь… Я не хочу вообще вспоминать.— А придется, — с досадой произнес Сапковский. — Менты начали копать наши счета, проводки. Гринев, урод такой горластый. Слышал о нем?— Еще бы.— Он в Мюнхен отправился. Компру на нас собирать, — угрюмо улыбнулся Сапковский.— Зачем?— Все затем же. Они считают, что денежные потоки как-то связаны с убийством Глушака. И с Сорокой.Подошел официант и со словами «Приятного аппетита» поставил на стол заказ.— Хреново. — Арнольд взял рюмку, посмотрел ее на свет. — Могут что-то и накопать. Хотя вроде все проводки грамотно делали.— Если возьмутся, много чего могут накопать. Ментам почему-то втемяшилось в голову, что те бабки ушли через наши каналы.— Деньги, которые собрал Сорока?— Точно. — Сапковский налил в бокал вспенившееся холодное пиво.— И Глушак так считал. — Арнольд подцепил вилкой огурчик, хрумкнул им. — Отсюда неутешительный вывод напрашивается: кто-то из нашего узкого круга при этих делах.— Чушь это все!— Может, так… А может, и не так. Плут…— И чего ты меня взором Дзержинского буравишь? — раздраженно осведомился Сапковский. — Ты что, считаешь, я при этих поганых делах?— Я не знаю, Плут…— Зато я знаю, что ни причем!— Так ведь и я знаю, чти я ни при чем…— Ну ты даешь!— Ладно, дурной какой-то разговор, Плут. — Арнольд махнул разом рюмку, крякнул; — Проехали… Глава 6ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА
В Мюнхене Гринев встретился с Марком Шварцманом, тем самым эмигрантом, с которым были общие дела у Глушко и фирмы «Восток». Как и ожидалось, выходец из СССР, привыкший к спокойной европейской жизни, с высоты положения гражданина Германии начал отнекиваться от всего и вообще заявил, что с представителем России общаться не желает. Сопротивлялся он недолго. Гринев в паре емких матерных слов доходчиво расписал ему, что ждет его бизнес, которым он повязан с Россией, и что ждет его самого, появись он сдуру в Полесской области. Давить на людей заместитель начальника уголовного розыска умел и любил, так что выдавил из эмигранта, как из тюбика, все содержимое.— Забылся ты, браток, — произнес по-отечески Гринев. — Разучился власть уважать.— Так тут разве власть, — хмыкнул эмигрант, признавший в нем власть настоящую. — Лохи, а не власть… Германия еще жива за счет того, что каждый немец с детства стучать привык. У них это протестантской моралью называется. Увидел, что сосед правила движения нарушил, — позвони в полицию. А так тут все лохи лохами.— Только живут вон как, — обвел рукой окрест себя Гринев.Они сидели в кафе, куда заглянули по выходе из Управления криминальной полиции после того, как нашли общий язык.— А лохи не только бедные, но и богатые бывают, — грустно заметил эмигрант.Спорить с ним Гринев не стал, хотя и был не во всем согласен.В результате командировки удалось выяснить теперь совершенно определенно, что Глушко во время последней поездки в Германию на самом деле узнал, что по каналам «Востока» прошли большие деньги.— Он взбесился, когда мы просчитали по поводу этих денег, — говорил Марк, прихлебывая из кружки пиво. — Орал, что его, Глушака, обули, как пацана. И намекал, что кто-то из его корешей спелся с каким-то воротилой.— С чего он взял? — осведомился Гринев.— Мол, только с Сорокой на пару такое дело не потянешь. Сороку потом убрали — его с самого начала использовали втемную. И поделили бабки. — Несмотря на оторванность от родины, современной лексикой Шварцман владел свободно.— Какой такой воротила?— Глушко не распространялся…Немцы пообещали копать в этом направлении дальше, но пока ничего у них не получалось. Задерживаться Гриневу там резона не было, и он вернулся домой.Гринев прибыл вполне довольный жизнью. Зашел в кабинет к Ушакову сияющий, в новой рубашке и галстуке.— Отоварился, — заметил начальник уголовного розыска.— Немножко.— Давай излагай…Гринев поведал о своих достижениях.— И что нам с этим делать? — спросил Ушаков, выслушав своего заместителя.— Надо повторно трясти окружение Глушко.— Надо… Людей нет.— Пусть губоповцы и работают.— Сейчас, — усмехнулся начальник уголовного розыска. — Пока они отличились тем, что накатали в Москву докладную, будто убийства таксистов раскрутили под их непосредственным руководством, а уголовный розыск там вообще где-то вдали маячил.— Что-то не помню их там.— Операция «Ураган», — развел руками Ушаков. — Им результат нужен. А результата нет. Надо воровать чужие результаты. Непонятно?— Да мне-то давно все понятно.— А у нас людей нет. Те, что есть, уходят. Скоро отказняк некому будет написать. Полюбуйся, еще два рапорта — Ушаков положил ладонь на две бумажки.— На увольнение?— Один на увольнение. Другой на перевод в другую службу.— И скатертью дорога, — пробежав глазами рапорта, махнул рукой Гринев, как Ленин в старых фильмах. Только вождь пролетариата указывал дорогу к светлому будущему, а заместитель начальника уголовного розыска отсылал куда подальше. — Двумя дурачками меньше… Думаешь, им интересно по двадцать часов в сутки работать? Они на асфальт с жезлом встанут и будут водителей трясти. Или в разрешительную систему пойдут — деньги с бандитских охранных агентств грести лопатой и в ус не дуть. И на шиша им этот розыск нищий сдался?— С кем останемся? — вздохнул Ушаков. — В райотделах некомплект по двадцать-тридцать процентов.— Да хоть пятьдесят, — отмахнулся Гринев. — Это лучше, чем дефективных держать, от которых неизвестно что ждать.— Да уж. Клоунов у нас немало, — кивнул Ушаков. Ему вспомнилось, как два года назад в банде, промышлявшей налетами на квартиры, пригрелись два оперативника Кумаринского уголовного розыска, повышавшие свой профессионализм планированием преступлений. А так как профессионалы они были никчемные, то попались быстро. После этого случая у Ушакова возникло чувство, что ему в душу наплевали.— Балласт нам не нужен. За борт — и все дела, — Гринев опять рубанул ладонью воздух.— Нас самих, старичье, скоро за борт…— Это точно. — Гринев задумался, помолчал. Потом спросил:— А вот ты знаешь, какой проходной балл нынче в нашу высшую школу милиции?— Не интересовался.— Семь тысяч долларов. Скажи, не слышал.— Слышал.— Посмотри, вокруг начальника вышки кто крутится. Один Кавказ. Скоро нам та смена придет, которая за семь тысяч поступала. Ты думаешь, они такие деньги выкидывали за образование? Сейчас! Это вложение капитала. Отдал семь тысяч, за год работы их оправдал да еще лишние остались… Тогда уж лучше вообще милицию расформировать. Так что хрен с ними. Пусть рапорта пишут.— Семь тысяч… Растут цены, — усмехнулся Ушаков.— Это ж надо — семь тысяч баксов за поступление. — покачал головой Гринев. — Да по паре сотен за каждую сессию. И говорят, еще дешево. В Москве дороже… Василич, смотрю я на все это и жду…— Чего?— Когда проснусь. — Гринев поправил свой новый классный галстук и спросил:— А помнишь, как он в депутаты рвался?— Помню.Начальник высшей школы год назад собирался в депутаты Госдумы, принародно заявляя, что надеется на то, что за него будут голосовать сотрудники милиции и их семьи. Те самые детишки, которым он проходной балл в семь тысяч баксов влепил.Старый немецкий особняк с новым евроремонтом, принадлежавший начальнику высшей школы, но записанный на какого-то его дальнего непонятного родственника, гордо возвышался в центре города рядом с коттеджами табачных королей и по стати, отделке и, главное, цене не слишком им уступал. Знай наших!— Кто только эту сволочь начальником школы держит? — Гринев выматерился.— Тот, кого он устраивает, — сказал Ушаков. — Кругооборот денег в природе.— Деньги, деньги… Тьфу… Чего дальше будет, если все так пойдет… Меня одно успокаивает.— Что?— Что жить недолго осталось. Через год-другой на пенсию. А опера долго не живут. Треть в ящик играют в течение двух лет после увольнения. Сдохну, и пускай другие это дерьмо хлебают!— Ну, тебя занесло…— А!.. — Гринев хлопнул ладонью по столу.— Кстати, пока тебя в Германию носило, тут новости появились.— Грохнули кого?— Похоже на то.— И кого?— Корейца и Ломоносова. Гринев присвистнул и произнес:— Шамиль. Вот паскудник. Как он Корейца, бедолагу, достал-то?— А черт знает. Наверное, кто-то продал.— Да наверняка. — Гринев усмехнулся. — А знаешь, из этой всей шушеры мне Корейца единственного жаль.— В нем что-то человеческое было, — согласился начальник уголовного розыска.— Обаятельный был, гад. Не то что Шамиль — тварь холоднокровная. Как крокодил. Лежит в тине и людей жрет, к воде подходящих. Я надеялся, Кореец первым успеет.— Не успел…Зазвонил телефон. Ушакову трубку брать не хотелось — это наверняка губоповцы, опять будут ныть, что нужно отметить в сводках совместные мероприятия в рамках операции «Ураган». Но звонили настойчиво.— Кто такой настырный? — Начальник уголовного розыска взял трубку. — Слушаю, Ушаков.— Лев Васильевич? — послышался чем-то знакомый сипящий голос. Говорить, похоже, собеседнику было трудновато.— Он самый.— Это Ан. Вы мне можете уделить несколько минут?— Кореец, — удивленно произнес Ушаков. Теперь он узнал этот голос. Он действительно принадлежал Александру Ану.— Нам надо встретиться. — Кореец закашлялся. — Вам это нужнее, чем мне…— Подожди, дай подумать… Глава 7МЕНТЫ И БАНДИТЫ
Кореец очнулся, ощущая, как с трудом его душа возвращается в истерзанное тело.Голова гудела. Тошнило. Казалось, он никогда не сможет заставить это вдруг ставшее чужим тело сделать хоть что-то. Но он сумел усилием воли разбить сковавшую его ледяную глыбу.Он лежал в скрюченной позе в «хавире». Во рту был какой-то кислый противный вкус. Все вокруг было поломано.— Ox, — простонал он, пытаясь подняться.Не получилось. Черный водоворот начал засасывать его. Кореец собрал волю в кулак. На этот раз ему удалось приподняться на руках. Он уселся на полу, прислонился спиной к холодной стене, с которой обвалилась штукатурка и проступил кирпич.Взрывная волна переломила крышку стола пополам, но стол спас Корейца.В помещении было темно. В окно заглядывала будто обрезанная посредине луна, но она не могла разогнать мрака.Кореец ощупал грудь — то место, куда врезала отлетевшая часть крышки стола, — но переломов, похоже, не было. С трудом достал зажигалку, щелкнул ею, извлекая колеблющийся язычок пламени. Слабого света хватило, чтобы в углу комнаты высветилась темная масса.— Эх, Ломоносов, — прошептал Кореец, попытался встать на ноги, но не смог. Подполз. Ощупал тело своего ближайшего помощника и друга, уже сведенное трупным окоченением. Значит, без сознания Кореец пробыл долго. — Вот черт, — прошептал он.Ломоносов мертв. Кореец, в отличие от многих своих коллег и конкурентов, имел слабость привязываться к людям, с которыми прошел огонь и воду, никогда не предавал их, по возможности прощал им слабости. А с Ломоносовым они воевали бок о бок с того первого дня, когда решили брать под контроль первые группы перегонщиков машин.— Суки, — едва слышно прошептал Кореец. — Ответите. За все…Самое удивительное, что в этой свалке в боковом кармане ветровки уцелел сотовый телефон. Пластик на крошечной синей коробочке дал трещину, но при нажатии кнопки матово-зеленым загорелось табло, по нему поползли цифры.Собираясь с остатками сил, сидя на полу, прижавшись спиной к стене. Кореец прокашлялся. Потом нащелкал номер и прохрипел:— Кунак.— Слушаю, шеф.— Тревога. Ломоносова завалили.— Вы где?!— На «хавире». — Кореец опять закашлялся, ощущая, как грудь пронзает острая боль, и боль эта, как ни странно, отрезвляет, привязывает его сознание к действительности. — Я еле жив. Присылай людей…— Сейчас! — взволнованно крикнул Кунак. — Мигом будем, Кореец. Мигом!— Втроем приезжайте. Ты, Дюк и Бундес… Больше никому ни звука…— Уже мчимся!..Теперь можно расслабиться. Не до конца. Немножко… Он прикрыл глаза и положил под руку пистолет. Он не знал, насколько тяжело подстрелил Пробитого и не вернется ли тот добить жертву. Поэтому усилием воли удерживался на краю, не позволяя себе отключиться.Потом подоспели братишки на двух машинах. Они залетели в дом, уложили Корейца на лежак, начали перевязывать армейским медпакетом. Кунак служил в Афгане и знал, как оказывать первую медицинскую помощь раненым.— Серега? — спросил Кореец о судьбе шофера.— Убили, — сообщил Кунак. — Ножом проткнули… Кто посмел. Кореец? Какая сука?!— Пробитый…— Всегда чувствовал, что он падла! — Кунак сжал кулак и со злостью врезал им по стене. — Ух, голыми бы руками порвал…— Не волнуйся. Порвешь, — прошептал Кореец. — Если найдешь…Корейца хотели поднять и нести в машину, но он с трудом поднялся сам, качнулся, опершись о каменное плечо мощного тяжеловеса Дюка. Кореец знал, что перед своей командой он должен всегда оставаться на ногах.— Приберите здесь, — велел он.— Трупы? — спросил Кунак.— Мне тебя учить? Не в милицию же обращаться… Врач группировки, которого привезли к Корейцу на законспирированную съемную хату, осмотрев главаря, успокоил встревоженную братву:— Небольшая контузия. Переломов нет. Дней десять отлежаться — и все как рукой снимет.Десять дней Кореец отлеживаться не собирался. У него имелись свои планы. Он провалялся ровно столько, чтобы быть в состоянии встать и не рухнуть от головокружения.О том, что он выжил, знали всего четыре человека — самых приближенных, в которых он был уверен. Больше в факт своего спасения посвящать он никого не собирался. Наоборот, в Полесске активно распространяли слух, что Кореец мертв. Положение живого трупа было достаточно выгодным. Правда, пребывать слишком долго в списках отправившихся на тот свет он не собирался — так можно довести до того, что, когда ты воскреснешь, тебя просто не воспримут всерьез. Он собирался отлеживаться на дне ровно столько, сколько хватило бы на решение главной проблемы.Кореец не то чтобы был слишком злопамятным человеком, но сделанное ему зло не забывал никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45