Заметно было, что говорил он такое не в первый раз и роль ему эта по душе. — На ваши трудовые заработки никто не покушается. Но есть мудрое и верное по жизни слово — делись. Делиться придется… По полторы тысячи долларов с каждого — это по-божески.— Что?! — завопил раненым зверем боцман, который расписал в уме заработанные деньги до копейки — сколько на поправку деревенского дома, сколько на возведение новой баньки, сколько детишкам на молочишко. И в этом списке расходов жадный седой мерзавец никак не фигурировал.— Много? — деланно удивился седой. — Это меньше вашей месячной зарплаты. А в море вы год, так что для вас это безделица. А сколько хороших людей в России, можно сказать, с голоду пухнут. Кризис, понимаете.— Ага, а вы группа малоимущих? — крикнул неугомонный матросик.— Мы что, будем спорить и портить отношения? — Тонкогубая улыбка седого стала змеиной.— А если будем?Седой пожал плечами и кивнул «гиппопотаму». Тот был ближе к матросику и резко рванулся вперед, сорвал несговорчивого паренька со стула, опрокинул на лол, придавил к паркету, упер в лоб ствол «скорпиона» и злобно прорычал, обдавая жертву бактериологическим дыханием изо рта:— Затрахал! Убью, проститутка!Кто-то из мариманов, привыкший к кабацким заварухам, попробовал вскочить, и здоровяк в кресле у выхода взмахнул автоматом. Прогрохотал выстрел. Пуля чиркнула в потолок, пошла рикошетом и впилась в деревянную панель на стене.— Сидеть, фраера дешевые! Тут не шутки шутят! — гаркнул седой хозяин застолья. — На куски искромсаем!Когда все успокоились, он в том же вежливом русле продолжил:— Братки, вы поймите одно — платить придется. Так уж заведено. Оно вам дешевле встанет… Не захотите… Мы же вас даже мордовать и убивать не будем. Просто все документы отнимем, и посчитайте, в какую копеечку вам тогда ваше возвращение влетит. Так что будем договариваться.— А у кого нет таких денег? — спросил боцман, успевший подальше спрятать доллары.— Это плохо, — озабоченно побарабанил пальцами по столу седой.— Нет бабок, — завелся боцман. — Мы пустые. Все на счетах. Только по прибытии и можем получить.— Это затрудняет дело… Но не особенно… Вы про машины не забыли?— Про какие машины? — завопили матросики.— Про льготные, братишки. Про льготные… Глава 3МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ
— Машину выслали? — спросил устало Ушаков.— Да. Уже вышла.— Хорошо, — кивнул Ушаков, хотя ничего для себя хорошего в этой повторяющейся из месяца в месяц, из года в год ситуации не видел.Дежурная машина вышла. Сейчас она несется по засыпающему городу, распугивая мигалкой скучающих на панели шлюх. Через десять минут она остановится во дворе, а Ушаков, поприветствовав водителя и поежившись от забирающегося под воротник дождя, сядет на переднее сиденье. И будет гонка по ночному городу. Будет перемигивание проблесковых сигналов милицейских машин на месте происшествия. Будет неподвижное скрючившееся тело в фарах патрульного «уазика». Сколько раз все это видано? Когда тебе сорок пять лет и из них двадцать ты на оперработе, подсчитать сложно. Очень много. Из недели в неделю, из года в год. Расстрелянные, удушенные, отравленные, нашедшие свою смерть в подвалах, на блатхатах, улицах, чердаках люди. И необходимость искать тех, кто с ножом, пистолетом, ядом, из корысти, мести, в пьяном угаре или вообще непонятно из-за чего забрал чужую жизнь. И никакого дела нет никому, что ты устал, что после отпуска, а это уже полгода, у тебя не было ни одного выходного, что тебе хочется послать всех к чертовой матери и просто завалиться дома на диван и не вставать неделю. Нет, не выйдет! Ты обязан подавать пример, быть самым энергичным, напористым, моментально схватывать самую суть и давать только действительно ценные указания, принимать исключительно правильные решения. Потому что ты начальник уголовного розыска Полесской области. Но не просто начальник уголовного розыска, а полковник Ушаков, человек, которого знает и боится каждая позорная псина в этой части русской земли. И ты просто не имеешь права уронить лицо.Ушаков натянул на себя синий старомодный плащ, поправил его перед зеркалом. Пригладил усы. Усмехнулся. В принципе, он еще выглядит ничего, хоть и жизнью замотанный, и под глазами тени пролегли. Рост метр восемьдесят пять, сухощавый, лицо немножко вытянутое по-лошадиному, но женщинам нравится. И усы — сколько он их уже таскает — кажется, двадцать пять лет. Прекрасные пышные черные усы, которые требуют ежедневного ухода.На месте происшествия, во дворе старого, с островерхой крышей и давно ставшими ненужными трубами печного отопления немецкого дома уже работала опергруппа. Следователя прокуратуры и судмедэксперта уже успели вытащить из теплых квартир. Заместитель начальника областного розыска, обладатель фигуры слегка заплывшего жиром штангиста-тяжеловеса полковник Гринев тоже был здесь. Он умудрялся всегда успевать первым на места происшествий, движимый каким-то спортивным интересом, а еще стремлением потом изводить подчиненных упреками, что те всюду вечно опаздывают.— Что, правда Сорока? — Ушаков подошел к своему заместителю.— Он, валет табачный. Еще один, — громко хохотнул Гринев, глядя на труп, возле которого судмедэксперт, присев на колено, говорил что-то в диктофон.— Табачная война, — сказал Ушаков.— Ну да, — кивнул Гринев. — Еще одного зазевавшегося мимоходом волки сжевали.— Второй за этот год.— Но не последний, — еще беззаботнее хохотнул Гринев.— Накликаешь, — поморщился Ушаков.— Ты думаешь, мне сколько-нибудь их, сволочей, жалко?— Вряд ли.— Чем их меньше, тем нам лучше. Знаешь, если бы не моя правопослушность, я бы их сам валил.— Верю, — вздохнул начальник уголовного розыска. Ему стало грустно. Ушаков знал Николая Ивановича Сороку, еще когда тот был начальником передового цеха завода металлоконструкций и про него писали хвалебные статьи в рубрике «Правофланговые» в «Правде Полесска». Неплохой был мужик…— Будем раскрывать, — сказал Ушаков.— А что, и раскроем, — бодро, с некоторым излишним энтузиазмом заверил Гринев, отвечавший за борьбу с умышленными убийствами и лучше, чем кто другой, знавший, сколько убийств табачных дельцов зависло в последние два года. — Куда мы денемся.— Пора уже раскрывать, — сказал Ушаков. — Надо браться за них всерьез.Кто хорошо знал Адмирала — так кликали в области полковника Ушакова, тот прекрасно представлял, что если этот человек определил для себя цель, то достигнет ее обязательно.— Наша возьмет, — произнес Ушаков негромко, и в его словах звучал вызов. Глава 4БОЛЬШОЙ КИДОК
Арнольд Колпашин нежился в ванне с гидромассажем и множеством электронных выкрутасов типа компьютера с голосовой индикацией на русском языке. Это чудо бытовой техники он оборудовал на первом этаже своего недавно отремонтированного в лучших новорусских евроремонтных традициях старого немецкого особняка. Один из его знакомых умудрился поставить такую ванну на втором этаже, и кончилось тем, что она рухнула вместе с потолком — хорошо, что никого не зашибла.Арнольд знал толк в водных процедурах. В жизни, конечно, предостаточно удовольствий, но что может сравниться с хорошей гидромассажной ванной? Или с доброй русской банькой? Раки покрупнее или, на худой конец, креветки, пивко холодное, только не немецкое или голландское, а наше отечественное, лучше разливное, хотя хорошего разливного в последнее время днем с огнем не сыщешь, и русская баня — вот он, предел мечтаний.Под тугими теплыми струями он расслабился и впал в состояние, сравнимое с нирваной. Сознание плыло по волнам, и ему было хорошо. И страшно не хотелось возвращаться к заботам, к тысячам вопросов, которые нужно решать в офисе, к переговорам с мелкими поставщиками и к тяжелой беседе, которую предстоит провести с наглеющим таможенником. Таможня хочет иметь все больше, делая все меньше, но Арнольд на нее не обижался — это желание всех паразитов на земле. А такая вещь, как окно в границе, да еще надежное и прочное, считай, стеклопакет, стоит очень дорого.Наконец, решив, что с него достаточно, Арнольд начал постепенно возвращаться к действительности. Напоследок ополоснулся холодной водой, пофыркал, растер докрасна свою мускулистую, хотя и начинающую, как у всех бывших спортсменов, заплывать жирком фигуру, и отправился на кухню. Там колдовала Лена, как какой-нибудь оператор системы управления на главном пульте электростанции, переключаясь от миксера к тостеру, от тостера к микроволновке с дистанционным управлением. Для нее этот процесс мог сравниться разве только с удовольствием от постельных ласк. Арнольд однажды предложил ей нанять прислугу, чтобы готовила и за домом следила, но это предложение было с негодованием отвергнуто.— Готово, — пропела она, и Арнольд, проходя, впился ей в плечо зубами.— У-р-р, — утробно заурчал он при этом.— Откусишь! — воскликнула она.— Муж я или не муж? — с напускной суровостью произнес он.— Муж, муж.— Во, и паспорт могу показать. — Он сграбастал ее в объятия и укусил еще крепче, так что она взвизгнула. — Уйди, дурак! Я тут ему готовлю, а он…— Кусается… Все правильно. В нашем деле зубы остфые нужны.— И ты на мне их тренируешь.— Это чтобы далеко не ходить…Он сел за стол. На красивом фарфоровом итальянском блюде уже были разложены бутербродики с черной икрой, карбонатом. Готовился еще омлет и тосты с сыром. Арнольд знал, что если с утра хорошо не подкрепиться, то весь день будешь чувствовать себя в чем-то обделенным. Чтобы быть в форме, он должен быть прежде всего сытым и довольным жизнью. Голодный человек — человек злой. А злым деньги не идут.Он плюхнулся на мягкое кожаное синее сиденье уголка, прижмурился — в окно светило яркое солнце. Погода — как по волшебству изменилась. Еще ночью хлестал мелкий, противный дождь, ветер раскачивал деревья и было зябко, мерзко, даром что весна. А теперь светит солнце и, в общем-то, все отлично.— Как ты сегодня? — спросила Лена.— День сумасшедший. С утра надо к Дону Педро.Лена скривила губы, демонстрируя свое отношение к Петру Смагину, директору ТОО «Локс», приятелю и компаньону мужа. Кличку Дон Педро он получил благодаря тому, что своим статным видом и смуглым лицом, а также черными усами походил на героя-любовника из латиноамериканских сериалов. Был он скользок, хитер, и у Лены вызывал чувство брезгливости.— Ты ему как накаркала, — сказал Арнольд. — У него неприятности с таможней. Приличную партию цигарок арестовали.— И не жалко.— Да. Только он наш компаньон. — Арнольд запихнул в рот бутербродик с паюсной икоркой.— Такие компаньоны до добра не доведут…— Отлично, — оценил Арнольд бутербродик, потом протянул руку, сграбастал пульт и включил небольшой телевизор «Филипс», подвешенный на подставке под потолком в углу. И сразу же, как подгадал, нарвался на убойную новость.— Сегодня ночью застрелен пятидесятилетний генеральный директор ТОО «Квадро» Николай Сорока, — вещал унылый, как закоренелый грешник на исповеди у ксендза, диктор местной телепрограммы «Берег». — Наши источники в УВД полагают, что это очередное заказное убийство из серии убийств по табачным делам.— Ой! — вскрикнула Лена, и поднос с поджаренными хлебцами едва не выпал из ее рук. — Николай Иванович!— Мать твою! — Арнольд прищелкнул языком. — Картина Репина «Приплыли»…На экране замелькали кадры — дом, где проживал Сорока, его новый, гладкий, благородный и черный, как рояль, «Мицубиси-Паджеро».— Ой, что сейчас с Катькой! — всплеснула Лена руками, обессиленно присаживаясь на табуретку. В ее глазах застыл ужас. Тот ужас после злосчастного взрыва самодельного устройства в последнее время немножко отступил, но возвращения его Арнольд боялся. Это значило, что опять будут транквилизаторы, бессонница, упреки.— С Катькой, — горько усмехнулся он. — Что сейчас с мужиками!— С кем?— Ох, лучше не напоминай…Тут послышался телефонный звонок. Недолго ждали. Можно представить, как в эти минуты обрывают провода телефонов, настукивают номера на мобильниках. Весь сигаретный бомонд сейчас гудит встревоженным ульем.— Здравствуй, — послышался в трубке голос старого приятеля и компаньона Казимира Сапковского по кличке Плут. Кличку эту он заработал честно.— О, давно не видались, — хмыкнул Арнольд. — Чего голос грустный? Телевизора насмотрелся?— Насмотрелся.— Хорошо мы погорели.— На семьдесят тысяч зелени с общака нашей родной фирмы, — взволнованно воскликнул Плут.— А ты сам? — спросил Арнольд. — Только не говори мне, что свои деньги в проект не вливал.— Вливал.— Сколько?— Под семьдесят.— Ну, это ты переживешь.— А ты?— Мой тридцатник, — сказал Арнольд, и в его голосе ощущалась не свойственная моменту легкость: действительно, чего горевать, если погорел на тридцать тысяч долларов, тогда как лучший кореш погорел на семьдесят, а на сколько погорели другие кореша, вообще приятно представить. — Я человек осторожный.— Осторожный. Ты же еврей натуральный! — воскликнул Плут. — Всегда в выигрыше.— Все сказал?— Ладно, Арнольд, не обращай внимания…— Вообще-то, кто из нас еврей, можно поспорить, Казимирчик.— Ну, завелся, как двигатель моего «Ягуара» — с полоборота, — с досадой произнес Плут. — Пропустим. Что-то с соображалкой туго у меня… Блин, семьдесят. И еще общак на сто.— Последние деньги?— Это почти сто зеленью! Ты понимаешь…— Понимаю…— Арнольд, вот что… Надо встретиться. Втроем. Ты, я и Глушак. Он тоже пострадавший. И влетел, думаю, больше всех нас.— Ox, от него только шум, — поморщился Арнольд.— Пора мириться нам всем. И вместе бороться. Или я не прав?— Поглядим, — без особого воодушевления произнес Арнольд, отлично помнивший, как рассыпалась фирма «Восток», как разошлись они с Глушаком. Разве забудешь, если до сих пор справа ноют сломанные ребра.— Надо людям прощать, — сказал Плут. — Тем более действительно, влезли мы в эту историю все втроем. И разгребать надо попытаться тоже сообща…— Хорошо. Забиваем стрелочку. Ты организуй, Плут. Я с Глушаком сам говорить не хочу. Не правильно поймет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45