Михаил Рогожин: «Мой нежный убийца»

Михаил Рогожин
Мой нежный убийца



OCR
«Рогожин М. Мой нежный убийца»: ЭКСМО-Пресс; М.; 2000

ISBN 5-04-005143-3 Аннотация В Греции все есть. Есть там и рисковые русские парни, проворачивающие дела с крупной партией героина. Лимон — один из них, жесткий и уверенный в себе, он давно привык к опасности. Да и его подружки Инга и Ольга тоже не бледнеют от вида крови. А кровь обязательно прольется — только вот чья? Ведь чем лакомей добыча, тем больше хищников кружится вокруг нее… Михаил РОГОЖИНМОЙ НЕЖНЫЙ УБИЙЦА * * * Выпить в баре не удалось, потому что объявили посадку. И это к лучшему — ноги просто подкашиваются. Боже, какой ужас позади! Заманали! Иду за Лимоном без всяких вопросов и расспросов. Все равно куда. Странно, никто на нас не обращает внимания. Девушки на контроле, точно сонные куры, лениво глядят в монитор, мент вообще сидит за аркой, через которую все проходят. Мне безумно хочется спросить Лимона, взял ли он с собой пистолет или бомбу? Но страшно. Наверное, нет. Не идиот же! Проходим по какому-то коридору и сразу попадаем в самолет. Я аж спотыкаюсь от неожиданности. А стюардесса с дешевой улыбкой тут же предлагает помочь мне снять шубу. Во сервис! Главное, чтобы мою норку не сперли! На всякий случай оставляю при себе. Никогда в таких самолетах не летала. Кресла — громадные, широкие подлокотники, играет музыка, воздух — сплошной кондишн!Не успела повалиться в кресло, подбегает стюард и спрашивает, не хотим ли мы выпить? Еще как хотим! Мгновенно перед нами ставят два бокальчика с коньяком. Беру свой и впервые с того самого паспортного контроля смотрю в глаза Лимону. Он слабо улыбается в ответ. Небось тоже из последних сил. Пьем молча, хотя я готова сказать ему массу всяких слов. Но пусть пока побудут во мне. Не пропадут. Коньяк либо разведен, либо не действует из-за нервной перегрузки. Прошу еще. Оказывается, мы — в бизнес-классе, здесь дают сколько хочешь.Лимон закуривает — я продолжаю пить. Из многочисленных мучающих меня вопросов задаю лишь один:— Ты был в Греции?— Никогда.— Здорово! Мы ведь даже не знаем ихнего языка!— Я знаю, — успокаивает Лимон.— Какой? — не верю ему.— Язык денег. Понятен во всех странах мира…Надо же, какой находчивый. С таким не пропадешь. В эту минуту впервые чувствую себя в безопасности. Ласковая волна подхватывает меня, закрываю глаза и полностью отдаюсь ее покачиванию. Устало допиваю коньяк и отключаюсь. Обычно я улетаю на качелях, висящих над прудом, но сейчас так хорошо в море. Мне некуда торопиться…Как веселы солнечные зайчики, скользящие на гребнях частых невысоких волн. Приближаюсь к берегу и точно знаю, что там, среди серо-фиолетовых валунов, Наташка и Пат. Они, наверное, уже помирились и играют разноцветными камушками, поджидая меня. Теперь им уже не разлучиться.Я не стану Пата упрекать. Передо мной он и впрямь ни в чем не виноват. А Наташка его и так простила.Интересно, как он выглядит после всего?Волна мягко выбросила меня на шелковистый ярко-желтый песок и бесшумно откатилась. Хочу подняться, но ноги и руки увязают в песке. Приходится передвигаться на четвереньках. Огибаю узкую высокую скалу с острыми зубастыми краями. В полоске тени сидит на корточках Наташка и что-то рисует прутиком на песке. Картинка из нашего детства. Умора! Я ползу на карачках, она сидит на корточках. И обе не удивляемся этому. «А где же Пат?» — хочу спросить, но Наташка предупреждает вопрос.— Он не придет сюда…— Но ты же простила? — удивляюсь я.— Не мне дано прощать, — со слезами на глазах признается Наташка. — Когда увидишь его, передай, пусть успокоится. В конце концов, прощение дается немногим, а покой обретают все.Я подобралась к ней и увидела на песке нарисованный прутиком широкий крест, на нем написаны какие-то слова. Не знаю, зачем принялась их разбирать. Написано было не по-русски, хотя, голову даю на отсечение, Наташка ни одного иностранного языка не знала. Болтать с иностранцами умела, но писать… Поднимаю голову, чтобы спросить, и с досадой вижу, что Наташка исчезла. Искать бесполезно. Жалко. Дура я, дура. Так много важного нужно было узнать, а я отвлеклась на глупости. Упрекая саму себя, снова пялюсь на оставленные на песке слова и сперва не соображаю, что смысл их мне становится понятен. Оказывается, это совсем просто: jedem das Seine — каждому свое, и ничего более. Почему-то становится жутко. Увязая в песке, спешу обратно к морю. Повторяю про себя, как сумасшедшая: jedem das Seine, jedem das Seine…Хорошо, я согласна — пусть каждому свое, но где же для меня мое? Чем быстрее ползу к морю, тем дальше оно отодвигается. Неужели придется остаться здесь, на песчаном берегу, в полном одиночестве и превратиться в ящерицу? Нет! Где-то неподалеку должен быть Лимон, как же я могла о нем забыть. Полный рот песка мешает кричать, но я все же кричу и.., просыпаюсь.Лимон сидит рядом в кресле и гладит меня по голове. Боже, какое счастье! Целую его руку и вздрагиваю, на запястье синими буквами выколото: jedem das Seine. Пытаюсь вспомнить, что это значит, и не могу. Спрошу когда-нибудь потом…Оказывается, я проспала все на свете. Приносили обед, но Лимон не стал меня будить. А через несколько минут наш самолет приземлится в Афинах.Там двадцать градусов тепла. Что же я буду делать в своей шубе? Лимон в ответ напряженно смеется.Мы оба приникаем к иллюминатору. Внизу под нами голубое с темно-синими пятнами море, почти такое же, какое мне приснилось. Самолет резко снижается, и уже видны белые игрушечные домики на берегу. Еще немного — и, легко ударившись о взлетную полосу, самолет приземлился. Я взглянула на Лимона. Бледность его лица меня поразила. Наверное, он и сам чувствует это, потому что говорит:— Странно, что долетели…— Почему? — не понимаю я.— Потому что я ей не верю, — еще более странно отвечает он.Я снова напрягаюсь. Какая-то тайна, возникшая еще во сне, продолжает преследовать меня.Лимон от волнения тянется за сигаретой, но в проходе возникает стюардесса и сообщает, что полет закончен, будто и так не ясно. Пассажиры со вздохами облегчения вскакивают с мест и возбужденно начинают переодеваться. Лимон, оказывается, забрал из верхнего шкафчика плащ, выбранный мною в магазине Хромого. У богатых свои привычки. Что до меня, то уж со своей норкой ни за что не расстанусь. Жалко, что Наташкину пришлось оставить в Москве. Плевать мне на жару. Элегантно набрасываю шубу на плечи и вслед за Лимоном направляюсь к выходу. Он ступает одной ногой на трап и застывает в нерешительности. Из-за его мощной спины ничего не вижу. Поднимаюсь на цыпочки, гляжу через плечо. Внизу, у трапа, в открытой красной машине сидит худенькая женщина и, приподнимая большие круглые темные очки, приветливо машет рукой. Неужели нам? Толкаю Лимона:— Это нас встречают?— Встречают, — глухо отвечает он.Его плечи приподнимаются, словно он готовится вступить в драку с каким-то невидимым врагом.И, не оглядываясь на меня, медленно, даже как-то неуверенно, начинает спускаться вниз. Пассажиры, уже успевшие забраться в автобусы, с любопытством наблюдают за нами. Я некоторое время продолжаю стоять. Теперь мне хорошо видны и красная машина, и женщина, сидящая в ней. Стюардесса обнимает меня за талию и спрашивает:— Это вас встречают?— Нас! — с вызовом отвечаю я и устремляюсь за Лимоном.Он уже подошел к машине и о чем-то разговаривает с встречающей нас дамой. Первое, что я услышала, приблизившись к ним, вопрос, заданный надменным и слегка насмешливым тонким голосом:— Откуда эта вешалка?— Со мной, — односложно сообщает Лимон.Я от неожиданности теряю дар речи. Ничего себе заявочка! «Да кто она такая?!» — внутренне возникаю я. Но язык не поворачивается ответить что-нибудь эдакое.— Не ожидала, — строго заключает она.На что Лимон тут же добавляет:— Для меня тоже полная неожиданность — увидеть тебя здесь.— Ты прав. Встречать тебя — слишком большая честь. Ладно, садитесь в машину. На летном поле долго находиться нельзя. Только пусть она оставит шубу.Ну, это уж слишком! Не на такую напала! Вплотную подхожу к машине и, глядя прямо в темные круги очков, с вызовом заявляю: она, между прочим, больших денег стоит!Видать, ей не понравился мой напор. Сразу отвернула морду. Пусть знает! Но все портит Лимон, который молча срывает норку с моих плеч и бросает под колесо автомобиля. Я рванулась поднимать, но он грубо хватает меня и перебрасывает через закрытую дверцу на заднее сиденье. Сам садится рядом с этой стервой. От возмущения и обиды мое горло перехватывают рыдания. Ничего не могу с собой поделать. Сижу, уткнувшись в колени, и плачу. «Боже, ну почему я такая несчастная?!» На меня не обращают внимания. Одним глазом наблюдаю, куда едем. Вокруг стоят самолеты с олимпийскими кольцами на хвостах и надписью на бортах «Олимпия». Подъезжаем к невысокому, совсем невнушительному зданию аэропорта. Какой-то полицейский, в голубой рубашке с короткими рукавами, подходит к нам, отдает честь. Берет из рук Лимона паспорта и, не глядя в них, ставит какие-то штампы, потом желает нам чего-то на непонятном языке. Поднимают шлагбаум, и мы выезжаем на забитую машинами площадь.— Поздравляю, вы в Греции! — ни к селу ни к городу объявляет стерва. Не знаю, радуется ли Лимон, я же не могу оправиться от шока, вызванного тем, что эта сука проехалась колесами по моей новой норковой шубе, оставив лежать ее на пыльной бетонке.— Куда едем? — интересуется Лимон.— Придется в гостиницу. Не везти же мне эту крысу к себе.— Успела устроиться?— А ты по мне уж и за упокой души отслужил?После этих фраз понимаю, что Лимон каким-то образом связан с этой женщиной. Но ведь когда мы летели, он ни словом о ней не обмолвился. Скрывал? Хотя как он мог скрывать? Ведь Иван Христофорович достал билеты в Грецию без его ведома.Выходит, старик специально подстроил эту встречу! Так вот почему он не полетел с нами. Остался в Москве и быстренько предупредил по телефону эту мадам, что мы прилетаем. Нет! Старый дурак сообщил только о Лимоне. Подставил всех. Я получаюсь третьей лишней. Мадам от ревности готова переехать не только мою шубу, а заодно и меня. Лимону тоже ситуация не в кассу. Зачем ему эта баба?Он же меня с собой сам взял. По голове гладил.Чтобы этот Хромой сдох! Чтобы его разорвало на сто частей!Машина между тем на приличной скорости несется по шикарной широкой улице. По сторонам стоят четырехэтажные дома с огромными витринами, и почти во всех демонстрируются машины.Иногда, правда, попадаются окна, залитые светом десятков люстр, висящих внутри. Реклама яркими красками, освещенными солнцем, слепит глаза.Боже! Настоящая заграница! Еще вчера в холодной заснеженной Москве я не знала, куда податься, а сегодня еду по заграничному шоссе. В такое и поверить страшно… * * * Инга с огромным трудом сдерживала себя, чтобы не бросить руль и не вцепиться в хныкающую на заднем сиденье девчонку. Карты ведь предупредили, что Лимон появится не один, но до последней минуты Инга не хотела в это верить. Когда он возник на трапе, ей показалось, что впервые карты ошиблись, и сердце затрепетало от радости. Но восторг быстро сменился разочарованием. Приходилось подчиняться ситуации. Второй раз в жизни она уже не потеряет Лимона. Оставшись одна, Инга много времени проводила в раздумьях. Навалилось много дел, но она выбирала лишь те, которые приближали встречу с любимым, брошенным ею в Москве на произвол судьбы. И вот Лимон сидел рядом и смотрел прямо перед собой, словно ехал в такси.Он тоже был чрезвычайно раздражен. Ночь, проведенная им в полном оцепенении среди пожарища, оставленного Ингой, подвела черту между жизнью с Ингой и новой, в которой проскользнул и задел за живое образ спасенной им девчонки. Он летел в Грецию с надеждой начать другую жизнь.Ольга никогда не должна была узнать о его прошлом и, в частности, об Инге. Лимон действительно поверил в то, что Инга улетела в другие миры.Ему даже в голову не пришло, что она просто могла собрать вещи и выйти через дверь. Да и сейчас в это не особенно верил, но встреча в аэропорту поставила его в тупик. Он, по сути, и не разглядел Ингу, а ведь она наверняка хотела ему понравиться. Только вот — зачем?Терзаемые каждый своими мыслями, они, храня неприступное молчание, подъехали к высококлассному отелю «Титания», находящемуся на центральной улице греческой столицы, между площадями Синтагма и Омония. Путешественники без багажа последовали за Ингой и попали в просторный холл, освежаемый кондиционерами. В центре стояли мраморные грации, вокруг были цветы. Пахло дорогими духами и ароматами трубочного табака.Степенные люди, в легких белых костюмах, и дамы, в шортах и вязаных кофтах, своим присутствием словно подтверждали класс отеля. Повсюду слышалась английская речь.Инга подошла к портье и заговорила с ним на греческом языке. Тот с улыбкой в обмен на паспорта протянул два ключа. Инга взяла оба и обратилась к Ольге:— Надеюсь, вас устроит одноместный номер?Или вам непременно нужна одна кровать на двоих?— Прекрати! — зло одернул ее Лимон.Лицо Ольги залила краска. Она отбросила навалившиеся на глаза роскошные светлые волосы и беспомощно взглянула на своего друга.— Ну что ж, тогда сделаем иначе! — вдруг заявила Инга и обратилась к портье с какой-то просьбой. Судя по улыбке грека, он был готов исполнить любую ее прихоть.Инга поменяла два ключа на один и, ничего не объясняя, направилась к лифту. Лимон и Ольга, стараясь не смотреть друг на друга, последовали за ней. Номер, дверь которого открыла Инга, оказался апартаментами. Огромный, обставленный ультрасовременной мебелью, с белым пушистым ковром посредине, он был предназначен для самых респектабельных гостей. Ольга застыла в дверях, не решаясь войти. Инга первым делом задернула плотные темные шторы, потом плюхнулась в белое низкое кожаное кресло, закурила и надменно кивнула Ольге:— Заходи же. Давай знакомиться, княгиня.Ольга в растерянности снова взглянула на Лимона. Он пожал плечами и подошел к мини-бару, состоявшему из открытой овальной части, на которой стояли хрустальные фужеры и стаканы, и закрытой тонированными стеклянными дверцами холодильной камеры, где хранились бутылки с напитками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33