Но, поскольку Эмилю Владиславовичу звонили самые разные люди, в том числе и те, которые на дух не переносили Крикуху, Вредлинский предпочел отправиться в кабинет и разговаривать оттуда. Ему не хотелось бы после разговора с «нежелательным» абонентом услышать гневную тираду старого приятеля: «Господи, Милька! До чего же ты неразборчив в людях! С кем ты общаешься?! Это же не человек, а куча дерьма!» А уж если бы этот «абонент» по ходу разговора поинтересовался, не трудно ли Вредлинскому работать с этим «неизлечимым алкашом», то есть с Крикухой, Эмиль Владиславович вообще почувствовал бы себя ужасно неловко. Тем более что Крикуха имел свойство по одному выражению лица догадываться, что в данный момент говорят Вредлинскому из трубки. В прошлом бывали случаи, когда Жора, определив по смущенной физии Эмиля, что ему говорят гадости о Крикухе, вырывал трубку и поливал «абонента» трехэтажным матом. Иногда это было даже неплохо, например, если речь шла о людях, которые нуждались в дружбе с Вредлинским больше, чем он в дружбе с ними. Однако бывали случаи, когда несвоевременное вмешательство Жоры могло очень помешать нужным контактам. А Вредлинский старался иметь поменьше врагов.Когда-то, еще в студенческие годы, покойный отец представил своего сына одному театральному критику. С этим типом Вредлинский-старший весело болтал весь вечер и рассыпал ему комплименты. Однако потом, когда гость ушел, просветил тогдашнего Милю: «Запомни! Этот тип — жуткая сволочь, но с ним надо дружить». Впоследствии, уже после смерти старшего Вредлинского, «жуткая сволочь» написал отличную рецензию на самую первую пьесу Эмиля. И, с благодарностью помянув родителя за мудрый совет, молодой Вредлинский продолжал дружеские контакты с критиком — он, между прочим, на своем веку «затоптал» немало «молодых-талантливых»! Даже пришел на похороны этого злодея, куда большинство театральной и литературной общественности явиться не пожелало. И сын критика — врач по профессии, наивный и добрый парень, как ни странно! — долго жал руку Вредлинскому: «Истинные друзья познаются в беде!» Пригодился потом и этот парень. Когда у дочери Вредлинского, тогда еще совсем маленькой, обнаружили признаки опасного заболевания крови, этот доктор — уже не юный, а весьма маститый, к которому было весьма не просто попасть на прием! — по первому же звонку Эмиля Владиславовича устроил девочку в свою клинику. И вот она, Лариса, — веселая, здоровая, вышла замуж за франкоканадца и уже ждет ребенка. В июле у ее Жака отпуск, и они полетят за океан. Скорее всего уже на постоянное жительство. Так что Крикуха прав — внуки у Вредлинского будут канадцами. Возможно, и Вадим с невесткой Оксаной окажутся там же. А что было бы, если бы Вредлинский не пошел на похороны «жуткой сволочи»? Даже думать не хочется… Истинно говорят: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться!»Итак, Вредлинский направился в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь, чтобы даже обрывки разговора случайно не долетели до ушей Крикухи, и, взяв трубку, бодро прокозлетонил:— Але, слушаю вас!— Эмиль Владиславович, рад вас слышать, — пророкотал из трубки приятный бас. — Я вас не разбудил случайно?— Что вы, что вы, Сергей Сергеевич! — воскликнул Вредлинский. — Ни в коем разе! Я вообще редко сплю по ночам.Бас принадлежал профессору Баринову, одному из основных спонсоров того кинопроекта, над которым трудились Крикуха и Вредлинский. Кроме того, профессор взял на себя нечто вроде предварительной рекламной кампании для того, чтобы привлечь внимание публики к еще не законченному фильму. Это был человек интеллигентный, приятный во всех отношениях, но самое главное — с большими связями и средствами, поэтому в разговоре с ним Вредлинский проявлял особую вежливость и почтительность.— Я тут пытался до Георгия Петровича дозвониться, — сообщил профессор. — Но телефон что-то не отвечает. Он не у вас в гостях случайно?— У меня, конечно, у меня! — радостно сообщил Вредлинский. — Мы тут как раз обсуждали некоторые эпизоды, вызывающие затруднения с режиссерской точки зрения. Позвать его к телефону?— Нет-нет, это вовсе не обязательно, — успокоил его Бари-нов. — Дело в том, что у меня есть небольшое, но приятное сообщение для вас обоих. Как вы относитесь к тому, чтобы на пару недель слетать в район Карибского бассейна?— А это не слишком дорого? — осторожно спросил Вредлинский, хотя ему ужас как хотелось слетать именно в этот район земного шара. Лет двадцать назад он, правда, был включен в состав писательской делегации, направлявшейся на Кубу. Однако это был как раз тот период, когда Вредлинский подвергался гонениям, и из списка его вычеркнули. В прошлом году Эмилю Владиславовичу удалось совершить поездку в Штаты, но он побывал лишь в нескольких университетских городах да немного погостил на вилле своего однокашника по ВГИКу Пашки Манулова в Калифорнии. А вот до Карибского моря, до Майами-Бич так и не добрался… И вот такое предложение! Даже ушам не поверил. Насчет «дорого» — это Вредлинский спросил просто так. Он уже догадывался, что ему скажет щедрый профессор…— Это вас не должно беспокоить, — прозвучало в трубке, — все расходы я беру на себя. Дело в том, что на одном уютном острове собирается международная группа солидных кинопрокатчиков и производителей видеопродукции. Американцы, итальянцы, французы, немцы. Ваш старый друг Павел Николаевич Манулов тоже намерен там побывать. Приятно проведете время, а заодно вместе с Георгием Петровичем расскажете о своем будущем фильме. Конечно, там сейчас немного жарко, но в отеле, уверяю вас, прекрасные кондиционеры. В общем, побеседуйте на эту тему с Крикухой и позвоните мне по сотовому часиков в десять утра. Если вы принципиально не возражаете, то завтра обговорим детали. Будьте здоровы!В приподнятом настроении Вредлинский вернулся на веранду, где Крикуха, отвалившись на спинку плетеного кресла и мечтательно прикрыв глаза, посасывал пивко.— Жорик, это звонил Баринов! — воскликнул Эмиль Владиславович так, как в старом спектакле «Человек с ружьем» солдат Иван Шадрин, позабыв о том, что собирался кипятком для чая разжиться, восклицал: «Товарищи! Я говорил с Лениным!»— Да?! — встрепенулся Крикуха. — Что ж ты меня не позвал?— Он очень торопился, — развел руками Вредлинский.. — Деловой человек, сам понимаешь. В общем, у него к нам весьма заманчивое предложение: слетать на какой-то остров в Карибском море, где соберутся некие тузы от мирового кинопроката и видеобизнеса. На целых две недели — и за его счет!— Соблазнительно, конечно, — хмыкнул Крикуха. — Тем более не за свои гроши. Но две недели? Что мы там делать будем?— Ну, расскажем о картине, наверное, покажем то, что уже снято, послушаем, что эти господа скажут… А остальное время, я думаю, будем купаться, загорать и всякие тропические плоды кушать. Паша Манулов обещал там появиться. Тоже не худо пообщаться, а то он что-то редко в Москву заглядывает.— Деньги на фильм переводит — и ладно, — махнул рукой Георгий Петрович. — Я без него что-то не шибко скучаю.— Он же генеральный продюсер, Жорик, — напомнил Вредлинский. — Поимей уважение, все-таки наш фильм — это его идея. И потом, это же он нас познакомил с Бариновым, .Царевым, Казанковым, госпожой Фоминой и другими спонсорами. Куда бы мы без них, скажи на милость? Тех денег, что нам «Мосфильм» выделил, не хватило бы даже на аренду лошадей для императорского конвоя…— Короче, Миля, — хмыкнул Крикуха, — приглашены мы с тобой на некое подобие худсовета. Посмотрят господа наши ролики и скажут: «Так, почему у вас все актеры — русские? Почему Сильвестр Сталлоне, Дэвид Духовны или там Шэрон Стоун не задействованы? Ну-ка, дать Сталлоне при его метр шестьдесят роль Александра III, Духовны при его метр восемьдесят пять — роль Николая, а Стоун в свои сорок с гаком пусть Анастасию Николаевну играет! Ну и переснять весь материал по-быстрому. Ко Дню благодарения, блин, должны уложиться и доложить в отдел культуры ЦК демпартии США!»— Ха-ха-ха! — звонко расхохотался Вредлинский. — Блестяще! Браво, Жорик! Жванецкий отдыхает…— Между прочим, ни хрена смешного тут нет, — нахмурился Крикуха. — Эти прокатчики-видюшники свой бизнес знают. Им раскрученные имена нужны, с прессой, с телеинтервью, со скандалами, наконец. Помнишь, был такой фильм «Цареубийца»? Ну, там уже старый и лысый Малколм Макдауэлл играет Юровского, которому на момент расстрела Николая еще и тридцати не было, кажется. А самого в бозе расстрелянного играет Олег Янковский, у которого рост не меньше, чем у того же Дэвида Духовны. Им по фигу, что типажи не подходят, абы имя было на слуху. Макдауэлл некогда в «Заводном апельсине» у Кубрика снялся, который у нас, по-моему, до сих пор в прокате не шел, а потом в «Калигуле», который тоже ближе к порнухе, чем к эротике. А Янковского на Западе знали по «Ностальгии» Тарковского, тем более что Олег у него снимался по секрету от Госкино. Значит, диссидент, свой человек, жертва коммунизма…— Жорик, — поморщился Эмиль Владиславович, — тебя, по-моему, заносит. Я не знаю, что ты так напустился на «Цареубийцу», и вовсе не в курсе, как они там роли распределяли. Но, между прочим, когда полчаса назад я заметил, что Александр III у тебя слишком стройный, ты начал говорить: «Ничего, сойдет, мне надо, чтоб было красиво!» Так вот, могу заметить, что Сталлоне в своем нынешнем пузатеньком виде гораздо больше подошел бы на роль царя-миротворца, чем твой рослый красавец.— Ладно, поймал! — проворчал Крикуха. — Но если эти видюшники начнут предлагать, чтобы я для коммерческого успеха пару постельных сцен с участием государей залепил или царицу какую-нибудь с голой задницей показал, — все, рву контракт!— Не знаю, заставят ли они тебя Марию Феодоровну или Алике в неглиже показывать, — ухмыльнулся Вредлинский, — но если ты контракт порвешь, то после уплаты неустойки останешься с голой жопой — это точно!— Вот они, оковы проклятого капитализма! — почти не в шутку прорычал Крикуха. — Ну куды христьянину податься? Красные пришли — цензура, белые пришли — обратно цензура… Только у одних идейная, а у других коммерческая! Обоссаться и не жить!— Слушай, Жорик, — умиротворяюще произнес Вредлинский, — между прочим, насчет того, будто нас приглашают на некий «худсовет», — это ты сам придумал. Мне Баринов ничего на эту тему не обещал. С другой стороны, Паша Манулов должен знать, что его «Гамлет энтертейнмент» не прогорит, а все прочие спонсоры должны знать, пойдет ли фильм на широком экране и какова у него, хотя бы приблизительно, будет аудитория. Ты согласен, что вещь становится товаром только тогда, когда ее продают и покупают? Прокатчики тоже хотят кушать, и им не захочется отдавать свои очень дорогостоящие кинотеатры под картину, на которую придут сто человек. Им хочется, чтобы зал был полон минимум в течение месяца. Платишь гроши — маешь вещь!— Да что ты мне политэкономию читаешь! — буркнул Георгий Петрович. — Ты мне еще напомни из марксизма, что свобода есть осознанная необходимость! Уже готов — осознал. Только, блин, жить от этого очень тошно.— Чего ж тут тошного? Нас же не на Соловецкие острова приглашают, а на Антильские. Это ж рай земной! Две недели-и вдобавок бесплатно. Жорик, если хорошенько подумать, мы же всю жизнь жили как пролетарии! Или хуже — почти как зеки! Даже если удавалось за границу выехать — чуяли себя под конвоем. Лишнего не скажи, туда не ходи, с тем не общайся… Что, не помнишь? Я-то хоть в последний раз, когда мне Паша Манулов устроил поездку в Штаты, почувствовал себя человеком. Правда, лекциями был загружен, больше двух суток ни в одном городе не побыл, но все-таки сумел немного почувствовать — да, я нездешний, но я свободный человек. Хочу — иду налево, хочу — направо и могу за свои доллары купить все, что пожелаю!— Точнее, все, на что долларов хватит, — буркнул Крикуха. — А тот, у кого долларов больше, покупает тебя. И если деньги уплачены — будь добр, не артачься и не вякай… Ладно, не обижайся, поеду я с тобой на эти Канары…— Антилы…— Один хрен, Атлантика. Потому что надо будет все же чуть-чуть повякать и хотя бы попытаться объяснить господам прокатчикам-видюшникам, что такое Россия и почему нельзя роли русских царей доверять американцам.— Правильно, Жорик! Поедешь — и объяснишь. А заодно погреешь косточки на солнышке, поудишь рыбку с катера, на мулаток-метисок полюбуешься. Хотя бы издали, но в натуре…— «Э, колы б ты мени показав ковбасу або сало. А такого добра я богато бачив!» — с горькой усмешкой процитировал Крикуха фильм «Служили два товарища». И выдул полный бокал пива, не отрываясь. НЕОБЫЧНОЕ УТРО Таран проснулся вовсе не так, как обычно просыпался в выходные дни. То есть с некой приятной расслабухой во всем теле и бодрящей радостью от того, что ему сегодня никуда не надо торопиться. Юрка прекрасно знал, что ему можно поваляться и до десяти утра, и даже до полудня, тем более что ночка была еще та в плане физических нагрузок, а также не забывал, что по приказу Птицына может гулять еще два дня. Никуда эта память не делась, однако Юрка вскочил в восемь ноль-ноль, будто кто-то подал команду «подъем!». Правда, в МАМОНТе подъем был в шесть утра, следовательно, Таран все же проспал на два часа больше.Опять-таки Юрка помнил, что засыпал в обществе двух обнаженных дам, прильнувших к нему с двух сторон, а проснулся в одиночестве. Впрочем, ни Надька, ни Полина никуда не делись, просто они встали раньше Тарана и даже успели одеться.— Юрик, — объявила Надька, — вставай, иди в душ и одевайся! Сейчас попьем кофейку и поедем гулять!Полина только застенчиво улыбнулась из-под своих дымчатых очков. Поглядишь на такую — подумаешь, девственница-скромница. Но Юрка хорошо помнил, что она вечером и ночью вытворяла. Все эти веселые картинки как живые стояли перед глазами. И Надька там, на этих картинках, присутствовала — совсем на себя не похожая. Впрочем, никакого чувства стыда или там раскаяния за учиненное похабство и разврат Таран не ощущал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64