Реальность, увы, все время напоминала о себе. И веревки, и плед, опутавшие Вредлинского, никуда не делись. Душа не собиралась отделяться от тела и переселяться в Швейцарию или в далекое будущее. Соответственно Эмиль Владиславович вынужден был задуматься над сугубой прозой жизни. Как ни странно, ему удалось найти в своем весьма незавидном положении кое-какие обнадеживающие моменты.То, что его похитили, это, конечно, плохо. Но ведь не убили, это уже приятно. Из этого, кстати, следовало, что похитители и те, кто нападал в лесу, преследовали разные цели. Тем, что гоняли на «Форд-Эскорте», нужен был труп (мысль о том, что это было не настоящее нападение, а инсценировка, Вредлинский задвинул в архив). Тем, кто его похитил, несомненно, нужен был живой Вредлинский. Эмиль Владиславович, задним числом оценивая действия похитителей, должен был признать, что они действовали исключительно осторожно. Ведь могли бы просто оглушить ударом по голове, прыснуть в морду парализантом из баллончика, сунуть кулачищем поддых… ан нет, скрутили аккуратно, не прибегая к таким средствам, какие могли бы невзначай спровадить Вредлинского на тот свет. Они даже позаботились о том, чтоб он не простудился, раз завернули его в плед и уложили в кузов на картонные коробки.Что могут эти самые похитители иметь с живого Вредлинского?Во-первых, выкуп. Сначала эта версия показалась Эмилю Владиславовичу наиболее реальной. Допустим, если этим бандитам не изменяет чувство меры и они достаточно серьезно готовились к операции, то запрашивать какие-либо сумасшедшие суммы они не станут, так как четко знают — миллион долларов с Вредлинского не сорвешь. Запросят тысяч сто, которые при желании Аля и дети смогут собрать…Правда, тут Вредлинский опять вспомнил о своих подозрениях в отношении Александры Матвеевны. А что, если все это затеяла она, змея подколодная?! Снюхалась с каким-нибудь бандитом и предложила ему похитить надоевшего супруга. Вредлинский пришлет ей реквизиты валютных счетов, доверенность я на продажу машин и недвижимости, а потом, когда вся сумма перейдет в руки бандитов, Эмиля Владиславовича убьют. И злодейка вместе со своим крутым хахалем на его, Вредлинского, кровные денежки умотает в ту же прекрасную Швейцарию или в Майами-Бич. Единственное, что утешало Вредлинского в вышеописанном варианте, так это то, что гипотетический бандит-любовник, заполучив денежки, быстренько отделается от мадам Вредлинской, и она окажется жертвой собственного коварства.Второй вариант, который рассматривал Вредлинский, был еще менее утешителен. Эмиля Владиславовича могли похитить для того, чтоб раздобыть какую-то информацию. Например, о Манулове и его тайном братстве. Это сулило почти неизбежные пытки и избиения. Причем долгие и мучительные, несмотря на то, что Вредлинский был готов уже сейчас выложить абсолютно все, что он знал о Манулове и «Русском Гамлете». В свое время, когда Вредлинский во времена перестройки и гласности сочинял пьесу о 1937 годе, то ему довелось побеседовать с несколькими бывшими репрессированными. И от них он узнал весьма любопытную вещь: те арестованные, которые были готовы сразу же, не дожидаясь мордобоя, признаться во всем, что им шили ежовские следователи, отнюдь не спасали себя от дальнейших пыток. Их начинали «колоть» гораздо интенсивнее, стремясь выбить как можно больше фамилий. В результате каждый такой слабодушный утягивал с собой в омут еще не один десяток ни в чем не повинных людей.Конечно, разница между следователями, выполнявшими план по «врагам народа», и теми гражданами, которые захотят иметь реальную информацию о Манулове, весьма существенная. Но ведь если Вредлинский, пытаясь избавить себя от пыток, сразу же начнет рассказывать все, что знает, то похитители подумают, будто он сообщает им заранее продуманную ложь. И чтобы проверить показания, начнут его молотить. А если, наоборот, станет запираться и утверждать, будто ничего не знает, все равно будут мучить… Безвыходная ситуация!Но самое печальное состояло в том, что мучения эти завершатся лишь тогда, когда господа похитители поймут, что ничего полезного из Вредлинского больше не выбьешь. После этого он сразу станет ненужным человеком, и его пристрелят…В этих тягостных размышлениях, пропитывавших все его существо полной безысходностью, Эмиль Владиславович почти полностью потерял чувство времени и своего положения в пространстве. В самом начале своей вынужденной поездки он еще пытался время от времени запоминать, сколько поворотов сделал грузовик (когда грузовик поворачивал налево, Вредлинского прижимало к картонным ящикам левым боком, если направо — правым). Потом сбился и бросил эти подсчеты. Точно так же он не мог определить, сколько времени находится в пути грузовик, на котором его везли. Иногда казалось, что час, иногда — что три или четыре. А эта разница была очень существенной, ибо за час Вредлинского даже за пределы Московской области было невозможно вывезти, а вот за четыре, при желании, можно было доставить и в Ярославль, и в Тулу.Конечно, у Вредлинского теплилась надежда, что бандитский грузовик где-нибудь остановят и досмотрят правоохранители. Но ДПС, как назло, мышей не ловила. Ни на одном посту ГИБДД машину не остановили. Остановилась она только в конечной точке своего путешествия, то есть там, куда похитители должны были привезти Вредлинского с самого начала.Когда машина остановилась, Вредлинского вынули из кузова и вновь потащили куда-то на руках. Возможно, на место будущих мучений. Вредлинского трясло мелкой дрожью, хотя он не чуял холода, а душа маялась от зависти к Манулову. Вот скот! Сидит сейчас в Нью-Йорке, пьет виски и в ус не дует! А несчастный Вредлинский должен за него отдуваться?! Вот сволочь Пашка! Часть III. АЛЛИГАТОР ЗНАЛ БЫ, ГДЕ УПАСТЬ Манулову часто снилась всякая дрянь, кошмары и жуть, особенно под утро.Прежде эти кошмары через какое-то время воплощались в сценарии для фильмов ужасов, которые Павел Николаевич довольно успешно продавал голливудским компаниям второго и третьего сорта. Так и нажил помаленьку на собственное дело. Впрочем, не нажил бы он ни хрена, если б не нашлись умные люди, которые подсказали, что в Америке только глупые курицы кладут все яйца в одну корзину. И еще объяснили, что по-настоящему большие деньги делают те люди, которые продают «drugs», а те, кто помогает им их отмывать и укрывать от налоговой службы, имеют от этого свой процент. В общем, с кино лично Манулов практически завязал. Правда, «Hamlet entertainment» выпускала в год почти десяток фильмов ширпотребного содержания, которые крутились в дешевых кинотеатрах, куда народ забредает от скуки. Удавалось также размножить и распродать по нескольку тысяч видеокассет и CD. Помимо этого, «Гамлет» тайком и втихаря, само собой не под своей торговой маркой, снимал и выбрасывал на рынок куда более доходные кассеты и диски, содержание которых тянуло на XX и даже XXX (то есть особо крутую порнуху). Но даже это не составляло главного дохода. Манулов завел хорошие знакомства в «Чайна-тауне» города Сан-Францио, откуда тянулись ниточки к гонконгским «триадам», а от них еще дальше, в «Золотой треугольник» Юго-Восточной Азии, учредил несколько «благотворительных фондов» на подставных лиц — примерно таких же, как тот, где зиц-президентом состоял Вредлинский, и стал одним из звеньев, связывающих американо-китайскую мафию Западного побережья с нью-йоркской «русской» мафией. Конечно, это было не самое удобное положение, ибо оно напоминало положение человека, подвешенного между двумя огромными жерновами, которые каждую секунду могут стереть его в порошок, но Манулов хорошо знал, что, кто не рискует, тот не пьет шампанского.В Россию он вернулся отнюдь не по собственной инициативе. Сам по себе Манулов еще сто лет не поперся бы в эту страну.Тем более что знал ее много лучше, чем его калифорнийские боссы. Во-первых, он прекрасно понимал, что там придется играть по совсем другим правилам, ибо у русских эмоциональное довлеет над рациональным. Иными словами, есть хороший шанс словить пулю не за реальный коммерческий обман, а просто за слово «козел», произнесенное по чьему-то конкретному адресу даже в сугубо дружеской компании и даже в отсутствие объекта подобной критики. Во-вторых, Манулов знал, что российский чиновник — вещь невероятно продажная и чрезвычайно быстро перекупаемая. Даже выплачивая ему тысячи долларов, нельзя быть полностью уверенным в том, что это «твой человек». Он за полчаса может перепродаться тому, кто заплатит больше и пообещает поспособствовать его служебному продвижению. К тому же, даже располагая горами компромата которые в Америке помогли бы держать в узде хоть губернатора, хоть президента, в России нельзя быть уверенным даже в том, что сможешь воздействовать хотя бы на третьего помощника референта заместителя главы администрации. Потому что этот третий помощник может оказаться старым другом областного прокурора, с которым они когда-то от души гудели на комсомольских учебах.Было еще и «в-третьих», и «в-пятых», и «в-десятых», что превращало грядущую «командировку» в подобие прыжка на дно колодца, где шевелится клубок змей. Но отказаться Манулов не мог — тогда «жернова» непременно бы его размололи. Наверно, можно было попробовать скрыться, удрать в Австралию, Полинезию или еще куда подальше, но это означало превратиться из респектабельного бизнесмена в какого-нибудь ничтожного портье третьеразрядной гостиницы или вообще в мойщика автомобилей. Причем возможно, что его и там не оставили бы в покое, ибо Манулов слишком много знал. Ну, и конечно, свою роль возможно, решающую! — сыграл тот самый кредит, который боссы выделили «мистеру Полу» для исполнения задуманной миссии…Кошмар, который приснился Павлу Николаевичу нынешним утром, представлял собой нагромождение неких невероятных образов, не снившихся небось самому Сальвадору Дали и прочим сюрреалистам.Манулов даже не запомнил, с чего все начиналось и чем все закончилось, ибо некоторые видения были очень расплывчаты и размыты, а кроме того, некоторые эпизоды кошмара повторялись несколько раз. Правда, с некоторыми не очень явными различиями, как будто невнимательный монтажер по ошибке вклеил в киноленту несколько разных дублей одного и того же эпизода.Наиболее четко отложились в памяти три картинки.Манулов видел себя за рулем автомобиля, несущегося не то по гладкой, как стекло, скоростной трассе на соляном озере Солт-Лейк, где отчаянные гонщики преодолевают звуковой барьер, не то вообще по морю, аки посуху. При этом Павел Николаевич отчетливо сознавал, что его сумасшедшая гонка непременно должна закончиться катастрофой, и стремился остановить машину, но никак не мог сделать этого, потому что все время вместо тормоза давил на акселератор. В конце концов трасса отвесно обрывалась в пропасть чудовищной глубины, и Манулов вместе с автомобилем летел вниз.Однако разбивался только автомобиль, а сам «мистер Пол» оказывался в окружении каких-то омерзительных чудовищ — не то змей, не то осьминогов, не то гигантских червей или пиявок. Все они наползали на Манулова с разных сторон, обвивали и опутывали его своими отвратительно-холодными, липкими и скользкими одновременно телами и щупальцами. Чудища уже готовы были вонзить в него ядовитые клыки, сдавить горло или, припиявившись, начать сосать кровь, как вдруг откуда-то с небес падал огромный, как птица Рух из «1001 ночи», двуглавый орел. Монстры мигом исчезали, но зато орел крепко хватал Манулова в свои огромные когтистые лапы и уносил куда-то вверх.Орел при ближайшем рассмотрении оказывался больше похож не то на дракона, не то на двухголового птеродактиля.Потом обнаруживалось, что он вообще не живое существо, а какая-то летательная машина или робот-трансформер из золотистого металла. Эта непонятная штуковина сперва несла Манулова над грязно-белыми облаками, а потом сбрасывала в некий огромный, ослепительно сверкающий кратер, на дне которого лежало что-то бесформенное, коричневое и очень страшное. Долетев до дна, Манулов опять-таки не разбивался, зато по самые уши вонзался в это «страшное коричневое», и оказывалось, что «кратер» представляет собой чудовищных размеров унитаз, где лежит огромная куча дерьма. Затем неизвестно кто включал слив, и зловонный поток уносил Манулова в канализацию. После нескольких минут тьмы и ужаса Павел Николаевич вновь оказывался в автомобиле, и все повторялось сызнова.На каком месте сон прервался, как уже говорилось, Манулов толком не запомнил. Больше того, уже открыв глаза и обведя мутными глазами окружающий интерьер, он сперва подумал, будто кошмар продолжается.Ущипнув себя за локоть и протерев глаза, Павел Николаевич с трудом поверил в то, что предстало его взору.Он лежал на какой-то облупленной железной койке советско-армейского образца, положив голову на тощую подушку с не стиранной сто лет наволочкой, укрытый линялым байковым одеялом. На противоположной от изголовья спинке висел его шикарный костюм от покойного Джанни Версаче — за 1500 долларов, между прочим.Помещение, где Манулов провел ночь, больше всего походило на тюремную камеру-одиночку. Два метра в ширину, три с половиной в длину. Серые, с потрескавшейся штукатуркой стены, высокий, метра четыре, потолок с лампочкой без абажура, маленькое зарешеченное окошко с замазанным белилами стеклом под самым потолком. Наконец, дверь — тяжелая, прочная, стальная, с окошком-форточкой, явно запертая снаружи. Из мебели, кроме койки, имелись только столик и нечто вроде табурета. Они были сооружены из стальных уголков, вцементированных в стену, — согнутые рамки в виде буквы П были вбиты в стену, заложены решетчатой арматурой из стальных прутков, а потом залиты цементом. А в углу, рядом с дверью, имелось что-то вроде бетонной ступеньки с круглой дырой. Запах оттуда шел куда крепче, чем в мануловском кошмаре.На бетонном полу рядом с койкой Павел Николаевич увидел свои прекрасные, мягкие и легкие полуботинки ценой в 250 баксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64