Любезность и услужливость японцев и на этот раз нам помогли. Они взяли часть наших вещей на своих вьючных лошадей и вызвались доставить все это до станции железной дороги.
Мы тронулись в путь.
Часть офицеров шла пешком, часть ехала в своих экипажах.
День был отличный. Было так тепло, что многие шли, расстегнув пальто.
Японцы вели нас к Дальнему далеким кружным путем. Делалось это для того, чтобы мы не могли рассмотреть их осадных работ.
Однако кое-что все-таки удалось увидеть.
Осадные работы японцев под Артуром поражали своими грандиозными размерами. По всем позициям, например, были проведены переносные железные дороги.
В одном месте мы встретили группу японцев человек в 30, которые на лямках везли 120-миллиметровое орудие с удивительной быстротой, почти на рысях. Все было обдумано до мелочей и пригнано замечательно аккуратно, и громадное тяжелое орудие под дружные крики японцев-кули: «Гейша, гейша!» — быстро двигалось от Артура на север к армии генерала Куропаткина.
Здесь я обратил внимание, что одно колесо у орудия было подбито и испорчено. Очевидно, один из наших снарядов упал вблизи этого орудия и, конечно, вывел кого-нибудь из строя.
Наш эшелон конвоировался весьма небольшим отрядом пехоты, под командой одного офицера. На полпути нам сделали привал и роздали консервы.
Привал наш находился недалеко от громадного интендантского склада. Я из любопытства пошел его осматривать.
Бунты с мешками, ящики с консервами, прессованное сено, древесный уголь в особых мешках из рогожи и пр. — все это лежало в удивительном порядке.
Здесь я обратил внимание на запасы свежей китайской капусты, аккуратно разложенной на особых стеллажах из бамбука.
Всему этому порядку и чистоте, я думаю, позавидовали бы даже немцы.
К железной дороге, на одиннадцатую версту, мы прибыли поздно вечером.
Сделав не менее 24 верст, мы все страшно устали.
В этом месте, около самой железной дороги, японцы поставили нам большие парусиновые палатки, внутри которых стояли железные печки. Кое-как закусив, мы легли опять на голую землю, подложив лишь под себя по циновке.
Ночь была хотя и без ветра, но очень холодная. Железная печь быстро остывала, лишь только в нее переставали подкладывать новые порции угля.
Все мы сильно мерзли и кутались в свои единственные пальто.
Однако, несмотря на холод и неудобства, все скоро заснули, утомленные большим дневным переходом.

27 декабря
За ночь все сильно промерзли и простудились, так что утром большинство кашляло.
После долгих хлопот мне удалось в полдень выехать в г. Дальний на поезде, который вез пленных артиллеристов Квантунской крепостной артиллерии.
Часть офицеров попала в закрытый вагон, а остальным пришлось ехать на открытых платформах.
По приезде в г. Дальний нас пропустили через карантин, где доктор подробно осматривал каждого. Кроме того, нас здесь снова точно пересчитали.
После всей этой процедуры мы наконец вошли в самый город.
На улицах царило сильное оживление. Масса китайцев и японцев с величайшим любопытством и даже удивлением смотрела на толпу русских офицеров, уныло бредущих пешком под слабым конвоем японских солдат.
Думаю, что мы представляли собой не особенно веселую картину.
Наконец мы добрались до недостроенного здания, предназначавшегося некогда для мужской и женской гимназии.
Здесь нас снова переписали. Тем, кто выразил желание ехать в Россию и дал требуемую подписку, надели на левый рукав синюю повязку.
Перед входом здания, где мы должны были ждать парохода, выставлен был большой деревянный щит с надписью: «Квартира для плена».
В этой-то «квартире для плена» нас и разместили самым ужасным образом.
О каких-либо удобствах не было и помину.
Здание было едва приспособлено для жилья. Часть окон была заделана, в остальных вставлены маленькие переплеты.
Вообще помещение это очень напоминало пересылочную тюрьму.
Я вместе с остальными товарищами по несчастью расположился на полу в большой комнате.
Посередине нашего помещения был поставлен большой деревянный ящик с золой, и на ней горел японский древесный уголь. На этой импровизированной жаровне готовили себе ужин. Сообразительные денщики умудрились достать какую-то сковородку, и на ней шипела аппетитная яичница с ветчиной.
Посмотрел я на это соблазнительное яство, проглотил набежавшую в рот слюну и невольно подумал: «Ведь всего семь дней тому назад в Порт-Артуре за это самое блюдо пришлось бы заплатить бешеные деньги. Десяток яиц еще, пожалуй, можно было бы достать по 2 руб. за штуку, но что касается ветчины, то ее добыть было еще труднее».
Соблазненный зрелищем вкусного блюда, я отдал и своему юркому вестовому соответствующее распоряжение, а сам, предвкушая будущее блаженство, лег на полу, на грязный соломенный японский тюфяк, и задумался.
Итак, я в плену: грязный, немытый, обросший бородой, в грязном засаленном сюртуке и порванном пальто, голодный и усталый нравственно и физически, лежу на соломе в комнате, похожей скорее на хлев, чем на человеческое жилье...
Вспомнились мне слова гальского полководца Брена, воскликнувшего при взятии Рима: «Горе побежденным!»
Да, мы побеждены, и это наш справедливый удел...
Мысли мои начали путаться, и я заснул...
— Ваше Высокоблагородие, яичница готова, — раздалось внезапно у меня над ухом.
Я вскочил, протер глаза и подошел к столу, где кроме яичницы мой нижегородец умудрился зажарить и курицу.
Оказывается, что у японских солдат можно было достать решительно все, конечно, за приличное вознаграждение. Оно, впрочем, было пустяками сравнительно с теми ценами, которые господствовали у нас в последние дни в Порт-Артуре.
Вечером явился к нам японский переводчик, который и выдал нам так называемый «казенный паек», а именно на 25 человек офицеров нам отпустили: 5 белых хлебов, одну коробку масла и одну средней величины коробку корибефа.
При этом японец извинился за японское начальство, которое, ввиду внезапного падения Порт-Артура, не могло устроить гг. офицеров более удобно.
Здесь же, в разговоре с моими сожителями, офицерами, я узнал приблизительную цифру Артурского гарнизона, который сдался японцам и вышел из крепости.
Вот эти цифры:

4-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия
5-й В.-С. стрелковый полк — 1245 чел.
13-й « — 638 чел.
14-й « — до 800 чел.
15-й « — до 1400 чел.
16-й « — до 900 чел.

1-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия
25-й В.-Сиб. стрелковый полк — до 1520 чел.
26-й « — до 1000 чел.
27-й « — до 2297 чел.
28-й « — до 2480 чел.
Квантунская крепостная артиллерия — до 2860 чел.
Саперная рота — до 268 чел.
Телеграфная — до 60 чел.
Минная — до 143 чел.
Железнодорожная рота — до 150 чел.
Полевой артиллерии — до 1100 чел.
Моряков — до 5600 чел.
Более точных цифр узнать было нельзя, они были известны только японцам...
Таким образом, всего из крепости вышло приблизительно до 22 381 человек, не считая гг. офицеров.
Откровенно говоря, я никак не ожидал такой большой цифры.
Тут я невольно вспомнил слова одного солдатика, произнесенные им еще во время дефилирования наших войск перед японскими счетчиками при выходе из Артура: «На позициях-то никого не видать было, а домой-то теперь народу сколько прет!»
И он был прав...
Правда, среди них была масса раненых и больных, совершенно негодных для строя. Объясняется все это, во-первых, приказом генерала Стесселя, а во-вторых, и их собственным желанием идти в японский плен вместе со своей ротой и боевыми товарищами.
Странно только одно, что штаб укрепленного района всегда давал нам во время осады цифры нашего гарнизона гораздо меньшие.
Здесь я случайно познакомился со штабс-капитаном 13-го В.-С. стрелкового полка Балиным, который сообщил мне приблизительное число своих солдат, которые до конца находились на позиции и оттуда прямо были сняты и уведены в плен.
Таким образом, 13-й полк, имевший в начале осады более 3000 человек, оставил выбывших из строя при обороне Порт-Артура 2340 человек. Из числа идущих в плен половина была больных и раненых.
Надо, однако, думать, что наибольшие потери были в 5-м В.-С. стрелковом полку, который в течение осады три раза наполнял свой состав из запасных батальонов, денщиков и госпитальных команд.

28 декабря
Ночью произошел неприятный инцидент. Двое наших зауряд-прапорщиков успели до того напиться, что завязали между собой драку. Японцам пришлось вмешаться в дело и связать этих «русских варваров»...
Около 10 часов утра всех офицеров, которые дали подписку, вывели на двор и начали снова пересчитывать. Однако это оказалось не столь легко выполнимо. Офицеры то сходили с места, то совсем уходили, то вдруг опять появлялись.
Единственного японского переводчика совсем сбили с толку своими расспросами: когда поедем, куда приедем, где Куропаткин, где наш флот, купите мне пива, как мне быть с вещами, на каком пароходе повезут нас в Россию и т. д. и т. п.
Кое-как, отбиваясь от всей этой надоедливой публики, переводчик роздал нам билеты на пароход, и мы пешком отправились к пристани.
Проходя по городу, я обратил внимание на громадные склады японского интендантства. Тут лежали груды мешков, угля, консервов, прессованного сена и т. п. Все бунты были удивительно аккуратно покрыты циновками и брезентами.
Тут же мы увидели массу 11-дюймовых лиддитовых снарядов, которые не успели доехать до Артура.
При виде всего этого опять невольно подумаешь: какую отличную службу сослужил японцам наш город Дальний и как мы были близоруки и самонадеянны...
Около самого парохода нам пришлось еще довольно долго дожидаться.
Здесь со всех сторон японцы снимали с нас фотографии.
Вскоре были вызваны на пароход сперва штаб-офицеры, а вслед за ними и остальное офицерство.
После неизбежной в этих случаях сутолоки и перебранки гг. офицеры кое-как наконец разобрались и разместились. Немного спустя подали нам обед, который состоял из супа, большой порции мяса с картошкой и блинчиков.
Салфеток почему-то не дали. Уж не подумали ли японцы, что мы настолько одичали, что начнем в них сморкаться...
Усиленные просьбы о пиве были довольно грубо отклонены японцами.
Однако у более предусмотрительных оказались запасы виски, и наше офицерство не раз бегало прикладываться к нему в свои каюты.
Наконец пароход наш двинулся в путь и осторожно пошел, придерживаясь левого берега залива.
Несмотря на то что наш пароход был далеко не из первоклассных, все мы на нем чувствовали себя отлично. После всех мытарств в Артуре и нашего путешествия к г. Дальнему даже и его скудная обстановка казалась нам роскошной. Все прошлое отошло куда-то далеко, далеко...
Я начал рассматривать моих товарищей по путешествию. Среди многих, известных всему Артуру лихих и храбрых офицеров, из которых большинство теперь были ранены, я увидел лица совершенно незнакомые.
— Кто этот офицер? — спрашиваю одного моего знакомого, указывая на толстую и довольно флегматичную фигуру.
— Это знаменитый подполковник Ш. Он подал рапорт о болезни в начале войны и выздоровел только к 22 декабря. Вот почему Вы его и не знаете, — отвечал мне мой приятель.
В разговоре с офицерами я, между прочим, узнал, что многие старшие офицеры японского осадного корпуса Артура сочли своим долгом, по прибытии в крепость, сделать нашим начальникам частей визиты.
Так, начальник инженеров Японской армии полковник Сакакибара был с визитом у нашего начальника инженеров крепости, полковника Григоренко. После обычных приветствий полковник Сакакибара задал полковнику Григоренко следующие вопросы:
— Получили ли вы хоть раз в крепости партию снарядов?
— Нет, ни разу.
— Зачем вы укрепляли Ляотешань?
— Надеялись в крайности там держаться.
— Довольны ли вы ведением японцами осадных работ под Порт-Артуром ?
— Нахожу, что они велись отлично.
Здесь же я узнал, что японцы под Артуром имели всего 540 орудий разных калибров, из них 32 орудия были 11-дюймовые гаубицы. Кроме того, четырех гаубиц того же калибра они не успели еще установить.
Вот из скольких орудий японцы бомбардировали наш бедный Порт-Артур!

29 декабря
Погода отличная.
Пароход, плавно разрезая мелкие волны, проходит мимо Корейского архипелага.
Публика после спокойного проведенного дня отдохнула и мечтает о России.
Все прошлое забыто и осталось где-то вдали...
Японцы обращаются с нашим офицерством сухо, а подчас крайне пренебрежительно.

30 декабря
Ночь прошла спокойно.
Несмотря на маленькую качку, все благодушествуют.
В 12 часов дня вдали показались острова Японии, а около 5 часов вечера мы уже входили в знаменитую бухту г. Нагасаки. Перед входом в нее всем нам велено было спуститься в свои каюты и занавесить окна. Делалось это для того, чтобы мы не могли рассмотреть береговых укреплений г. Нагасаки, на которых кое-где строились новые батареи.
Всем офицерам, едущим в Россию, предложено было пересесть на катера, а вещи свои свалить в особую баржу.
Всех нас высадили в карантин, заставили там принять ванну, между тем как платье наше подверглось тщательной дезинфекции.
Несмотря на то что нас, офицеров, было довольно много, никакой путаницы ни в вещах, ни с платьем не произошло. Всякий получал свое.
Забавно было видеть всю эту артурскую публику в белых керимонах (халатах), сидевшую в ожидании своего белья и одежды.
Многие начали было кричать, что это беспорядок и то и другое, но японцы ни на какие протесты не обращали ни малейшего внимания и строго придерживались раз намеченного плана.
Здесь нас снова пересчитали и, наконец, повезли на катерах в дер. Иноса, расположенную на другом берегу Нагасакской бухты. Высадившись там уже ночью, мы при свете факелов отправились пешком в самую деревню, расположенную на небольшой возвышенности.
В маленьком саду, около какого-то здания, нас встретили представители города. Переводчик, бывший владивостокский парикмахер, держал к нам речь, в которой приветствовал нас с благополучным прибытием в Японию.
После этого любезного приветствия нам был предложен чай и мандарины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44