Но они ошиблись в расчете: у нас уже не было на новые подвиги ни людей, ни энергии. Резервы были истощены, люди выбились из сил, запасы снарядов иссякли, и Высокая гора должна была пасть...
Я сказал выше, что японцы дрогнули, когда наша артиллерия начала засыпать их шрапнелью. Да, они дрогнули, но не растерялись и, неся страшные потери, под градом пуль и снарядов, быстро оправились и сумели в каких-нибудь полчаса построить род укрепления, за которым и залегли немногие оставшиеся в живых храбрецы.
Артиллерийский огонь наконец стих.
На Высокой уже не было видно ни одного нашего солдатика, только несколько человек прятались за камнями у ее подножия.
К вечеру мы получили на батареях телефонограмму с приказанием не открывать огня по Высокой. Оказывается, начальство собрало последние резервы и вечером решилось последний раз попытаться выбить японцев.
Уже с 9 часов вечера и вплоть до 12 часов ночи, когда я пишу эти строки, на Высокой слышится непрерывный гул ружейной стрельбы.
Вряд ли, однако, удастся нам выбить японцев!.. Крепость переутомлена и делает свою последнюю отчаянную попытку, посылая на последний свой бой последних своих защитников...
Ночь темная.
На душе как-то грустно, грустно... а ружейная стрельба на Высокой горе, точно барабанная дробь, все трещит и трещит...
Днем слыхал, что через перевязочный пункт, находящийся под Высокой, пронесено около 1000 раненых.
Морские десанты тоже понесли страшно тяжелые потери.
Днем японцы дали около 300 выстрелов по порту и по нашей эскадре, а по 5-му временному укреплению за сегодняшний день выпущено до 250 снарядов (большинство 120-миллиметровых).
Наша артиллерия, под непрерывным страшным огнем неприятеля, принуждена была молчать вследствие недостатка снарядов.
Сегодня тяжело ранен лейтенант Лавров.
Пробираясь около часу ночи по позициям, я все еще слыхал на Высокой отчаянную ружейную стрельбу.

23 ноября
Утомленный столькими тяжелыми впечатлениями минувшего дня и бессонной ночью, я под утро забылся тяжелым сном... Однако чуть начало всходить солнце, я был уже на ногах и вышел посмотреть, что делается на Высокой.
Тишина была поразительная. Ни один выстрел не нарушал полного спокойствия ясного дня.
Неужели Высокая опять наша? Неужели мы вчера опять выбили японцев, и они наконец отказались от всякой мысли овладеть ею?
Чтобы узнать положение дел, я поскакал на позиции Голубиной бухты.
Здесь я был поражен удивительным зрелищем: японцы за одну ночь успели провести род траншеи через всю гору. Траншея состояла из бруствера (вала), сложенного из десятков тысяч мешков с землей. (Каменный грунт Высокой не позволял делать в ней выемки.) Сегодня японцы продолжали свою работу и укрепление росло с каждым часом. Работа велась тихо, ровно, аккуратно и вполне спокойно. Трудно было поверить, чтобы все это было сооружено в одну ночь, под градом пуль и под выстрелами орудий.
Один из офицеров сообщил мне, что одну половину горы занимаем мы, другую — японцы. Однако в другом месте позиции я узнал от офицеров, что истинное положение дел куда безотраднее. Оказывается, что еще ночью велено было очистить Высокую, Плоскую и Дивизионную горы.
Тут только я понял причину этой странной тишины. Японцы, очевидно, были удивлены неожиданным нашим отступлением с этих позиций и теперь разбирались на новых своих местах.
Все позиции мы оставили в полном порядке, унеся с собой все патроны, снаряды, ручные бомбочки и пр. Только несколько котлов вынести не успели, и их пришлось взорвать. Дело в том, что совет обороны вчера затянулся и только в 2 часа ночи пришел приказ об отступлении с Плоской горы, а то, разумеется, котлы и другие хозяйственные веши не остались бы на позиции.
Сегодня я узнал, что вчера на Высокой был убит известный герой, командир 10-й роты 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка капитан Салоники. Чудом спасенный в страшном бою под батареей Лит. Б., где из его роты остались целыми только 4 человека, капитан Салоники погиб на Высокой, будучи одним из ее комендантов. Ему в последнем штурме осколком снаряда снесло полчерепа... Вот вам и судьба...
Кроме того, убит молодой подпоручик Нечаев, тело которого еще не найдено, а также мой близкий знакомый, артиллерист Карнилович. Он был убит на Рыжей горе, как и замечательно симпатичный и дельный мичман Флейшер.
Говорят, что морских офицеров убито и ранено на Высокой до 20 человек.
В последнее время сильно возбуждает всеобщее негодование преступное поведение наших санитаров, которые сплошь и рядом обкрадывают тяжело раненных и убитых наших офицеров и затем сбрасывают их куда-нибудь в овраги или братские могилы.
К 4 часам дня японцы успели обвенчать Высокую сплошной траншеей и сделать «укрытый» ход сообщения с горы к своим позициям. Энергия при производстве этой работы и столь успешное ее окончание, конечно, возбуждали всеобщее удивление.
Ночью японцы зачем-то зажгли на Высокой три больших красных фонаря, которые и горели всю ночь.
Так пала Высокая после 15-дневных почти сплошных штурмов... Ее вполне правильно назвали у нас «Артурской Голгофой». Потери наши только за время ноябрьских штурмов доходили до 5000 человек.
Теперь положение крепости отчаянное.
Госпиталя переполнены; у докторов прямо руки опускаются при виде своего бессилия. А между тем цинга все растет; у многих раненых от цинги раскрылись старые, уже зажившие раны.
Гарнизон переутомлен и изнурен, и физически и нравственно.
ПРИКАЗ
по войскам Квантунского укрепленного района
23 ноября 1904 г .
Крепость Порт-Артур
№ 888
Вчера 22 сего ноября с 7 часов утра неприятель снова повел наступление на Высокую, открыв при этом адскую бомбардировку 11» и 6» бомбами, уничтожающую все укрытия; несколько отчаянных натисков противника были отбиты нашими геройскими войсками. Несмотря на большие наши потери, вы держались как скала. К вечеру, однако, неприятелю удалось овладеть вершиной, куда они быстро втащили два пулемета и живо укрепились, выложив мешками укрепления. До глубокой ночи шел бой, так как противник одновременно повел атаки и на участки восточного фронта, но здесь везде был отбит. Ввиду неуспешности нашей контратаки на Высокую, для обратного завладения вершинами горы, я приказал занять основную линию обороны Крепости западного фронта. Я уверен, что коменданты фортов западного фронта, с вверенными им геройскими войсками, также отобьют атаки, как отбиваются они и на восточном фронте. За геройские же бои объявляю душевную благодарность войскам, равных которым нет на свете.
Начальник Квантунского укрепленного района
генерал-адъютант Стессель

24 ноября
С падением Высокой всем стало совершенно ясно, что близок конец и самого Артура...
Вообще Высокую смело можно было сдать двумя днями раньше, так как уже тогда было совершенно очевидно, что удержать ее за нами нет никакой возможности. Но против этой сдачи особенно восстали моряки, которые указывали главным образом на то, что с падением ее наш флот, стоявший в Западном и Восточном бассейнах, окажется совершенно открытым и незащищенным от выстрелов японской артиллерии. И действительно, так и случилось. Уже сегодня в грязи порта окончательно затонули разбитые японскими снарядами броненосцы «Ретвизан», «Полтава» и крейсер «Паллада». Вывести их на рейд теперь нет никакой возможности.
Прошел слух, что сегодня ранены: адмирал Вирен в обе ноги и генерал-майор Церпицкий — шрапнелью в голову.
Около 12 часов дня мы послали к японцам парламентера с просьбой разрешить нам вынести наших раненых и убитых, оставленных нами на Высокой. Вскоре, однако, посланный наш офицер почему-то был отозван назад, и переговоры были внезапно прерваны.
К этому времени масса японцев высыпали на вершину Высокой, любуясь картиной Артура, расстилавшейся внизу, у их ног.
День холодный и ветреный.
Узнал некоторые подробности нашего первого дружеского альянса с японцами, состоявшегося несколько дней назад недалеко от батареи Лит. Б. Оказывается, они попросили у нашего начальства перемирия на несколько часов, чтобы убрать трупы, лежавшие около батареи Лит. Б и 2-го и 3-го фортов, на что тотчас же получили согласие. Офицерство не преминуло этим воспользоваться и учинило с японцами небольшую выпивку. Те не остались у нас в долгу и в свою очередь принесли нам в подарок бочку сакэ (род водки), а один из японских офицеров Генерального штаба взял от наших офицеров письма и телеграммы и любезно вызвался переслать их в Россию. Во время этих дружеских излияний военный инженер подполковник Рашевский успел снять с наших и японских офицеров фотографии. Между прочим, он попросил также японского офицера Генерального штаба переслать его телеграмму к семье в Россию и предложил за это 30 рублей; японец любезно взялся исполнить его просьбу, но от денег решительно отказался, заявив, что телеграмма будет переслана за счет его правительства. Пораженный такой любезностью, подполковник Рашевский предложил японцу взять тогда эти деньги в пользу японского Красного Креста, на что японский офицер тотчас согласился. Получив деньги, он выдал подполковнику Рашевскому соответствующую квитанцию.
Японцы очень восхваляли стойкость и мужество нашего гарнизона, говорили, что, будь мы с ними в союзе, мы покорили бы весь мир и т. п. Вообще во все время этой встречи они держали себя удивительно вежливо и корректно.
Сегодня я случайно узнал про один незначительный, но очень характерный случай из жизни нашей крепости.
Дело в том, что генерал Фок, постоянно нещадно критикующий все и вся, вздумал пуститься в разные изобретения. Между прочим, он настоял на том, чтобы были сооружены особые металлические щиты с ножками. В щитах этих должны были быть проделаны прорезы по точной фигуре ружья и небольшое отверстие для мушки. За таким щитом, по мнению изобретателя, стрелок должен был чувствовать себя в полной безопасности и преспокойно уничтожать японцев.
После необыкновенных усилий, хлопот и труда щиты были наконец изготовлены и выданы для пробы на Куропаткинский люнет.
Немного времени спустя один из офицеров, посетивших этот пункт, обратил внимание на новое изобретение и удивился только, что оно поставлено «кверх ногами».
— Что, ты пользуешься этими щитами? — спрашивает он ближайшего стрелка.
— Так точно, Ваше Высокоблагородие! — отвечает солдатик.
— Да как же ты из-за них стреляешь? — допытывает его офицер.
— Да разве можно, Ваше Высокоблагородие, стрелять из этой дырки? Стреляем мы, конечно, поверх щитов, а в дырочку только смотрим за японцем, — отвечает решительно стрелок.
Оказалось, что сам-то генерал Фок даже и не поинтересовался дальнейшей судьбой своего изобретения, выполнение которого стоило столько труда и энергии.

25 ноября
Сравнительно тихо.
С Высокой горы весь наш западный фронт и Новый Город видны как на ладони.
Японцы усиленно обстреливают сегодня наш флот 11-дюймовыми снарядами, а 5-е временное укрепление, которое сильно мешает своим огнем их поступательным работам к 5-му форту, 6-дюймовыми снарядами.
Слыхал, будто генерал Церпицкий умер от раны.
Сегодня я расспрашивал одного раненого стрелка о последних наших боях на Плоской горе. Вот его короткий, характерный рассказ.
— Так что, Ваше Высокоблагородие, сначала ён зачал наши бойницы из пулеметов пулями поливать, а потом шрапнелью начал сыпать да мины из аппаратов пущать, чтобы блиндажи наши разбить. Все это мы терпели, ну а когда зачал ён 11-дюймовыми бомбами землю ровнять на месте наши окопов, тут, верное слово, трудно нам стало; все же трое суток вытерпели.
Я здесь должен прибавить, что Плоскую гору японцы у нас не взяли, а мы сами ее оставили в ночь на 23 ноября, спокойно отойдя на следующую линию обороны.
Многие офицеры вполне сознают все отчаянность и безотрадность положения как самой крепости, так и ее защитников. И вот среди них, уже столько раз рисковавших своей жизнью, является теперь какое-то глухое озлобление и на наше правительство, и на генерала Куропаткина, который за 10 месяцев войны не мог сколько-нибудь облегчить нашей участи и хотя отчасти оправдать его обещания на выручку. Между тем крепость выполнила свою задачу: она привлекла на себя 100-тысячную армию японцев, задержала ее под своими стенами и до сих пор, в течение 10 месяцев, геройски защищается от неизмеримо сильнейшего противника.
Сегодня я беседовал с одним из защитников 3-го временного укрепления и могу привести несколько из рассказанных им эпизодов.
Однажды комендант форта заметил, что после взрыва брошенной в наружный ров форта ручной гранаты в форт прилетел кусок человеческого мяса.
— Петров! Посмотри, что, теплое мясо? — приказывает офицер.
— Никак нет, Ваше Высокоблагородие, холодное, — докладывает солдат.
Публика недовольна, значит, граната разорвала труп, а не живого человека. Дело в том, что во рву форта уже более месяца сидят японцы, но вылезти оттуда на самый форт не могут. Скалистый же грунт местности не дает им возможности устроить подкоп и взорвать форт.
Другой раз на том же форту военному инженеру капитану Затурскому, ведущему контрминную систему, понадобилось посмотреть в наружный ров, что там делают японцы.
На вызов охотников не оказалось.
— Все равно, Ваше Высокоблагородие, креста не дадут, а сами изволите знать, дело это очень опасное, — говорили солдаты.
— Ну, а за 5 рублей полезешь посмотреть? — предлагает капитан Затурский.
— За 5 рублей — это с большим удовольствием, — отозвалось несколько человек сразу.
С тех пор наши стрелки за 5 рублей производят рекогносцировки наружного рва, постоянно рискуя своей жизнью.
Сегодня слыхал, что в крепости вполне способных носить оружие осталось не более 12 600 человек.

26 ноября
Тепло. Сравнительно тихо.
Днем японцы обстреливали порт 6-дюймовыми снарядами. На Высокой они поставили горные орудия и из них ведут стрельбу по городу.
Мы же Высокую обстреливать не можем за неимением снарядов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44