Родом он был с расположенного немного к северу острова Мартас-Виньярд, который он покинул около 50 лет тому назад. Все эти годы он служил моряком и вот теперь, на старости лет, больной, направлялся в родные места. Но очередной приступ болезни заставил его найти временное пристанище у вдовы, соседки Пратта. Священник сошелся с моряком и много времени проводил в беседах с ним. Моряк перед смертью рассказал Пратту, что ему известны координаты островов, изобилующих тюленями, а также место, где спрятали свои сокровища пираты.
После смерти матроса Пратт завладевает его чемоданом и узнает из находившихся в нем морских карт координаты тех мест, о которых рассказывал Даггетт. Он переписывает эти координаты и уничтожает их на картах Даггетта. Еще раньше, увлеченный рассказами моряка, Пратт купил и снарядил для длительного путешествия шхуну «Морской лев», капитаном которой стал молодой моряк Росуэл Гардинер, влюбленный в Марию.
О смерти моряка узнали его родственники, до них также дошли слухи о том, что он знавал места, где можно разбогатеть. Один из них прибыл в Ойстерпонд, чтобы получить оставшееся после смерти родственника имущество. Его очень удивило то обстоятельство, что на старых морских картах Даггетта не оказалось никаких пометок. Однако от него не укрылось, что Пратт неожиданно купил шхуну и готовит ее к длительному путешествию. Он принял необходимые меры, и в результате, когда «Морской лев» Пратта вышел в море, его сопровождала другая шхуна, с тем же названием, но снаряженная родственниками Даггетта из Мартас-Виньярд.
Приключения обеих шхун во время путешествия в Южные моря к островам тюленей, необходимость оказывать помощь друг другу, погоня за прибылью – все это описано Купером с большим мастерством и знанием дела. Вынужденные из-за жадности Даггетта зимовать в антарктических морях, матросы обеих шхун переносят тягчайшие условия антарктической зимы, вся команда Даггетта замерзает, сам он умирает от обморожения. Гардинер восстанавливает полуразрушенную шхуну и после двухлетнего отсутствия возвращается в родные края, где застает старого священника при смерти. Он успевает рассказать Пратту о своем успешном путешествии, показывает ему найденные пиратские золотые дублоны, и священник испускает дух, удовлетворенный тем, что его опасная затея дала результаты. Наследницей всего имущества Пратта становится Мария, которая и выходит замуж за молодого капитана.
«Морские львы» были изданы 10 апреля 1849 года в Нью-Йорке в издательстве «Стрингер энд Таунсэнд», а уже 28 апреля писатель сообщал жене в письме: «Джеймс Стрингер распродал весь первый тираж «Морских львов» (5000 экз.), он даже не может дать мне четыре экземпляра и просит подождать, когда на следующей неделе выйдет второе издание (1 тысяча экз.). Все говорят, что книга расходится превосходно, безо всяких к тому усилий».
С рецензией на роман в литературном еженедельнике «Литерэри Уорлд» выступил известный американский писатель-маринист Герман Мелвилл, отмечавший «простоту, ясность и правдивость» стиля писателя.
Выход в свет «Морских львов» послужил ежеквартальному журналу «Браунсонз куортерли ревью» поводом для анализа социальных и политических факторов, способствовавших якобы падению популярности писателя. Журнал приходил к выводу, что Купер как писатель и социальный мыслитель «скорее заслуживает похвалы, чем осуждения. Мы поступим разумнее, если попытаемся понять его советы и будем следовать им, чем злиться на пего за то, что он их дает».
Несмотря на успех «Морских львов» в США, финансовое положение писателя не улучшилось. Основной доход ему приносили английские издания его книг, а в Англии книга вышла первоначальным тиражом в 750 экземпляров, из которых разошлось всего 400. Издатель сетовал на то, что он даже не возместил типографских расходов, стоимости бумаги и рекламы.
Издательские хлопоты вынуждают Купера все больше времени проводить в Нью-Йорке. Он теперь обычно останавливался в недавно построенной в нижней части Бродвея гостинице «Глобус». Писатель с интересом наблюдал за теми изменениями, которые претерпевал этот быстро растущий город. А ведь он его помнил не таким уж крупным морским портом. Еще и теперь он мог пешком посещать всех своих друзей и родственников. Он видел, как на месте старых домиков по обе стороны Бродвея вырастали богатые магазины, читал в газетах, что город имел 15 паромных переправ, 11 рынков, 11 публичных парков и скверов, 4524 торговых заведения, в которых продавали спиртные напитки, и 900 полицейских. Один из издателей выпустил серию из 20 литографий, которая называлась «Виды имперского города Нью-Йорка».
Раньше Купер оставался в городе всего на несколько дней и старался побыстрее возвратиться в Куперстаун к своим литературным занятиям. Теперь он жил в городе неделями, а то и месяцами, не прерывая и здесь своей литературной работы. Успех «Морских львов», казалось, снова вернул ему славу и уважение. В общественных местах и на улицах Нью-Йорка его встречали и провожали с неизменным почтением, от которого он уже давно отвык. Издательство «Уайли энд Путнам» издавало один за другим его романы в твердом переплете одинаковым форматом и в одинаковом оформлении. За два года с мая 1849 по май 1851 года в этой серии вышло 11 книг Купера: «Шпион», пять романов серии о Кожаном Чулке и пять морских романов. Печать приветствовала появление «старых друзей в новой одежде». Был среди них и новый роман – «Веяния времени», оказавшийся последним романом писателя.
Судебные иски, возбуждавшиеся писателем против редакторов газет и журналов, столкнули его лицом к лицу с судебной системой страны и в особенности с судами присяжных, на которые согласно поправке VII к конституции США возлагалось рассмотрение «по всем гражданским делам, основанным на общем праве, в которых оспариваемая цена иска превышает двадцать долларов…». Наблюдения за деятельностью судов присяжных поколебали уверенность писателя в беспристрастности этого важнейшего атрибута американской буржуазной юстиции.
По идее считалось, что суд присяжных является беспристрастным судом, основанным только на фактах судебного дела. Но эти беспристрастные присяжные избирались весьма пристрастными судебными чиновниками. Да и обстоятельства многих судебных дел были таковы, что еще задолго до суда создавали вокруг обвиняемых определенное мнение, основанное не на изучении всех обстоятельств дела, а на эмоциях и интересах отдельных групп граждан. Такие дела обсуждались в барах и тавернах, клубах и на страницах печати. И трудно было найти человека, который мог бы выступать в роли беспристрастного присяжного.
В 1844 году бедная женщина Мэри Бодин на основании косвенных улик обвинялась в том, что она убила жену и детей своего брата, подожгла их дом с целью скрыть преступление ради того, чтобы завладеть оставшейся после смерти брата его собственностью. Дело трижды рассматривалось в суде присяжных, прежде чем она была признана невиновной. Страсти вокруг этого дела были настолько накалены, что в городе Нью-Йорке, где предстоял один из судов, было рассмотрено 4 тысячи кандидатов на роль присяжных и отобрано только десять, все остальные имели свои предубеждения по поводу вины Мэри Бодин.
Купер знал множество других фактов, когда суд присяжных не обеспечивал беспристрастности рассмотрения судебного дела. Постепенно он пришел к выводу, что существующая в стране судебная система не отвечает требованиям справедливого и беспристрастного суда. И он решает написать на эту тему роман.
Обстоятельства преступления, описанного в «Веяниях времени», напоминают дело Мэри Бодин. Пожилая пара, жившая в отдельно расположенном доме, была убита, а дом их предан огню. Из дома, по словам соседей, исчезла крупная сумма денег. Обвинение падает на молодую богатую женщину Мэри Монсон, которая гостила в доме погибших. Жюри присяжных признает ее виновной в убийстве хозяина дома, и судья приговаривает ее к смерти через повешение. Но тут в зале суда появляется не кто иной, как живой хозяин дома, которого обвиняемая устроила на свой счет в одном доме, чтобы он вылечился от алкоголизма.
Мэри Монсон оправдывают, но теперь обвиняют в другом – убийстве хозяйки дома и его поджоге. Но и это обвинение не подтверждается: оказывается, что дом загорелся случайно, а хозяйка и ночевавшая с ней женщина погибли от свалившегося на них плуга.
Сам ход суда у Купера несколько необычен. Дело в том, что обвиняемая лично может доказать свою невиновность и непричастность к происшедшей трагедии, но она не делает этого, полагая, что суд присяжных должен оправдать ее из-за полного отсутствия улик. Но тут в действие вступают посторонние силы. Пресса старается извлечь свои выгоды из этой сенсационной истории, ибо для нее «факты и новости являются предметом купли-продажи и то падают, то повышаются в цене, подобно любым другим товарам». Присяжные заседатели выносят свой вердикт не на основе скрупулезного изучения доказательств, а руководствуясь слухами, личными привязанностями и собственными предрассудками.
Своим романом Купер показал несостоятельность суда присяжных при рассмотрении такого серьезного дела, как обвинение в убийстве, когда обвиняемому грозит смертная казнь. Но и в более простых делах присяжные часто оказывались не на высоте, а часто вообще принимали решение, основанное не на фактах, а на эмоциях. Купер в предисловии к роману указывает на такие факты. Например, во всех исках железнодорожных компаний к гражданам, жившим в районе железнодорожных линий, предвзятость в отношении компаний была настолько велика, что присяжные всегда отказывали пм в исках. Присяжные, как правило, не удовлетворяли исков кредиторов к жителям районов, в которых проживали присяжные, если они считали, что интересы кредиторов противоречат интересам их района.
Интересно отметить, что, когда «Веяния времени) вышли из печати в апреле 1850 года, только закончилось разбирательство сенсационного дела по обвинению гарвардского профессора Джона У. Вебстера в убийстве доктора Джорджа Паркмена, дяди известного историка. Вебстер был признан виновным и приговорен к смерти через повешение. Многие полагали, что роман Купера навеян именно этим судебным делом. Купер отмечал в этой связи, что совпадения здесь чисто случайные, так как большая часть книги была набрана задолго до исчезновения Дж. Паркмена, и вся рукопись находилась у издателя до начала суда над ним.
Естественно, что в этих условиях роман Купера вызывал повышенный интерес читающей публики. «У «Веяний времени» странная судьба, – писал Купер жене 30 мая 1850 года. – Многим книга нравится, даже очень нравится, хотя она и не пользуется всеобщим признанием. Вызывает возражения ее якобы антиамериканизм!»
Американская критика встретила роман в штыки. Показательная в этом отношении рецензия, появившаяся в июле 1850 года в журнале «Нортх Америкен ревью». Напомним, что последний раз этот журнал откликался на труды Купера одиннадцать лет тому назад, в октябре 1839 года, когда в нем была напечатана рецензия на «Историю ВМФ США». Теперь журнал начал свою статью утверждением, что «господин Купер как романист не более чем тень от того, каким он был. Он совершил литературное самоубийство по меньшей мере еще десять лет тому назад».
По мнению рецензента, все романы писателя, написанные после «Моникинов», отмечались «плохим вкусом», «болтливостью», «предубеждением» и являлись «клеветой на его сограждан». После романа «Браво» Купер создавал не романы или эссе, а «ублюдочные гибриды, скучные, как чтиво, и вводящие в заблуждение, как социальные комментарии». Что же касается критики суда присяжных, то Купер глубоко не прав, ибо американские присяжные и судьи – люди беспристрастные, рассудительные и уравновешенные.
«Слишком мало американцев осмеливалось откровенно высказывать свои мысли, не заботясь об общественном мнении. Купера-индивидуалиста старой английской закваски не могли устрашить и заставить действовать против собственной воли, когда речь шла о его правах, ни нападки газет, ни недовольство толпы… – Так характеризовал позиции писателя известный историк американской общественной мысли В.Л. Паррингтон. – …Чем ближе с ним знакомишься, тем больше начинаешь уважать его честный и мужественный характер, его стремление ставить справедливость и порядочность превыше популярности».
Отрицательное отношение критиков, непонимание его идей широкой публикой, снижение интереса к его новым романам огорчали писателя. Здоровье его мало-помалу ухудшалось, временами отнимались ноги, и он мог передвигаться только с помощью палки. Ему уже трудно было забраться в коляску, и он это делал только с помощью домашних. В Куперстауне он по-прежнему ежедневно выезжал с женой на прогулки, а когда ему становилось лучше, медленно прогуливался по поселку. И каждый раз, когда он проходил мимо одного дома, из окна выглядывала давно знавшая его и его семью очень старая женщина и неизменно произносила одну и ту же фразу:
– Джеймс, почему бы тебе не перестать тратить попусту время на твои дурацкие романы и не заняться чем-то серьезным?
Ее мнение разделяло большинство жителей поселка. Ремесло писателя сделало Купера знаменитым, но ничуть не прибавило ему уважения со стороны его сограждан. Правда, переиздание 11 романов писателя в издательстве Путнама снова привлекло к нему внимание читающей публики. Друзья писателя в Нью-Йорке подумывают организовать банкет в его честь, но он так и не состоялся, вероятно, из-за состояния здоровья писателя.
Обращение к врачам не приносит серьезного облегчения, но Купер по-прежнему занят литературным трудом. Теперь он выступает в новом для себя жанре драматурга, пишет комедию «Вверх ногами, или Философия в юбке». Пьеса шла в театре Бартона в Нью-Йорке четыре вечера – с 18 по 21 июня 1850 года. Главную роль 60-летнего богатого холостяка Ричарда Ловела исполнял известный актер Уильям Эванс Бартон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43