https://wodolei.ru/catalog/mebel/Russia/
Показательно в этом смысле уже цитировавшееся нами письмо Питеру Джею, посланное из Дрездена 15 июля 1830 года.
«Право, и не знаю, что написать тебе о Европе. Думаю, что все движется к кризису… Чтобы ты понял природу конфликта, остановлюсь на некоторых деталях. На этом континенте все разделено на две крупные партии. Они называются по-разному в разных странах, но их цели и устремления всюду одни и те же, с небольшими поправками на сугубо местные обстоятельства. Одна сторона борется за то, чтобы пожать плоды революции, другая пытается уничтожить эти плоды… Двигающая пружина всего этого, как ты сам понимаешь, собственные интересы… Все жаждут сохранить свои монополии… Английская система рассматривается во всей Европе… как направленная на сохранение всех аспектов монополии под предлогом защиты либерализма и свободы… Две основные цели Англии – это сохранить свою монополию как государства и одновременно сохранить господство своей аристократии».
Купера беспокоят также сообщения об интригах Англии, направленных на ослабление и даже расчленение Соединенных Штатов Америки. «Я абсолютно уверен, что Англия в настоящее время интригует в наших южных штатах с тем, чтобы отторгнуть их от США», – делится он своими опасениями в том же письме. Для таких подозрений у Купера были весьма веские основания. Английская «Курьер» опубликовала со ссылкой на газету штата Южная Каролина план расчленения США на пять независимых друг от друга частей: Новая Англия, Средние Штаты, Южно-Атлантические штаты, Западные штаты и Юго-Западные штаты. Купер не без оснований полагал, что подобная идея вряд ли может прийти в голову американцу. Такое развитие событий было бы выгодно только Англии: «Она хочет нас разодрать на мелкие части ради своих собственных интересов!»
События июльской революции, свергнувшей власть династии Бурбонов во Франции, заставили Купера покинуть Германию (одному, без семьи) и побыстрее возвратиться в Париж. Писатель предвидел общее развитие событий во Франции, но, конечно, не мог знать, что послужит толчком к ним. Непосредственным поводом к июльской революции послужили опубликованные 26 июля 1830 года королевские ордонансы. В соответствии с ними распускалась палата депутатов, избирательное право ограничивалось земельным цензом, ужесточались ограничения против прогрессивной прессы. Массовое вооруженное восстание рабочих и ремесленников, поддержанных мелкой и средней буржуазией и передовой интеллигенцией, привело к смещению правительства Полиньяка и к отречению Карла X от престола. Власть в Париже перешла в руки «муниципальной комиссии», в которую входили крупные деятели умеренно-либерального крыла крупной буржуазии. Важную роль играл маркиз Лафайет, возглавивший возрожденную национальную гвардию.
Лафайет – «по общему мнению сейчас наиболее могущественный человек во Франции, – сообщал жене 21 августа 1830 года Купер в своем первом письме по прибытии в Париж. – Все соглашаются с тем, что он мог бы сделать себя главой правительства. Перед ним заискивают, ему льстят, его боятся и уважают». К тому времени, когда Купер писал свое письмо, новым королем французов уже был провозглашен герцог Орлеанский Луи-Филипп, тесно связанный с крупными банкирами.
Некоторые американские историки полагают, что после отречения Карла X Лафайет мог бы провозгласить республику и сам стать ее президентом. Но этого не произошло, Лафайет поддержал создание конституционной монархии. Однако новая конституция, или – как ее называли – «Хартия 1830», не предоставила права голоса широким массам и мелким собственникам, хотя и снизила имущественный и возрастной цензы для избирателен. Власть в стране окончательно перешла от дворянства к финансовой буржуазии.
Июльская революция привела в движение освободительные силы в ряде стран Европы. Бельгийцы восстали против власти голландского короля. В ноябре 1830 года вспыхнуло восстание в Польше против царизма. Наблюдались волнения в центральной Италии. Купер был в курсе всех событий. Его близость к Лафайету позволяла ему изнутри увидеть все происходящее во Франции. Поначалу он, как и большинство находящихся в Париже американцев, считал, что «Лафайет здесь – все. Он фактически держит судьбу Франции в своей руке… Похоже, что он и король доверяют друг другу. По его словам, король намного демократичнее, чем его министры».
Однако Купер вскоре мог сам убедиться, что и доверие короля к Лафайету и его показная демократичность – не более чем поза, продиктованная обстоятельствами. Посещая вместе с Лафайетом королевский дворец, бывая на аудиенциях у Луи Филиппа, писатель не мог не заметить, что популярность Лафайета среди народных масс вызывает недовольство и самого короля, и его ближайшего окружения. Пройдет еще несколько месяцев, и в конце декабря 1830 года пост Лафайета будет ликвидирован, и сам он останется генералом без армии.
Тем временем жена и дети писателя вернулись из Германии, и Куперы обосновались в двухэтажной квартире в фешенебельном районе города. Жена Купера хотела остановиться в более дешевой гостинице с тем, чтобы летом можно было уехать в Швейцарию, но Купер не согласился, говоря, что в гостиницах ему не хватает воздуха. Он теперь много времени проводил за письменным столом, начав работу над новым романом.
На этот раз писатель обратился не к хорошо знакомой ему американской истории, а решил изобразить события, разыгравшиеся в Европе конца XVII – начала XVIII века. Толчком к написанию этого романа, получившего название «Браво», послужило краткое пребывание в Венеции весной 1830 года. На писателя Венеция произвела глубокое впечатление – ее каналы и гондольеры, подымающиеся из воды старинные дома, узенькие улочки, величественная площадь Святого Марка, дворец дожей, мост вздохов. Он с интересом углубился в историю Венецианской республики. Современная писателю Европа, сотрясаемая революциями и войнами, стремящаяся к республиканскому правлению, подталкивала к созданию романа политического, в какой-то мере отвечающего нынешним размышлениям писателя. Ему казалось, что в истории Венецианской республики он найдет ответы на волнующие его вопросы.
История любви неаполитанского герцога Камилло Монфорте и богатой знатной венецианки Виолетты рассказана на фоне жизни, быта и нравов вольного города Венеции. На пути Камилло и Виолетты к счастью стоит всесильный венецианский сенат, не желающий, чтобы богатая наследница вышла замуж за иностранца и лишила тем самым город своих богатств. Судьба Камилло и Виолетты переплетается с судьбой тайного агента сената Якопо Фронтони и его возлюбленной Джельсомины. Якопо, пытаясь облегчить судьбу своего несправедливо брошенного в тюрьму отца, выдает себя за браво – наемного полицейского убийцу, на которого списывают не одно политическое убийство.
Любовная интрига в романе служит путеводной нитью по хитросплетениям коридоров власти, по замысловатым переплетениям венецианских каналов и человеческих судеб. Со страниц романа встает, пользуясь определением В. Белинского, «коварная, мрачная кинжальная политика венецианской аристократии». Не случайно и сам Купер подчеркивал, что «цель этого произведения – политическая».
События июльской революции 1830 года во Франции, очевидцем которых был Купер, не только произвели на пего большое впечатление, но и поставили перед писателем целый ряд вопросов, которые требовали прямого ответа. Каковы возможные пути развития буржуазной республики? Обратившись в своем романе к временам венецианской аристократической республики, в которой властвовала финансовая и торговая буржуазия, Купер как бы приоткрывает завесу над одним из возможных путей дальнейшего развития республики в Европе и Америке. Показав корыстные низменные цели правителей вольного города Венеции, писатель разоблачает царившие в нем ложь, насилие, лицемерие и подкуп. Тем самым Купер как бы предупреждал о тех опасностях, которыми угрожало его родине нарождающееся господство олигархии финансистов и торговцев.
Камилло и Виолетта благополучно избегают расставленных сетей и убегают из Венеции. Погибает Антонио, друг Якопо. Чтобы успокоить разбушевавшиеся страсти, сенат обвиняет Якопо в гибели Антонио и приговаривает Якопо к казни. В истории жизни и смерти простого венецианца Якопо Фронтони, как в капле воды, отразились самые низменные закулисные стороны деятельности буржуазной республики. Купер не проводил в своем романе исторических параллелей, не делал прямых сравнений между Венецианской республикой и Соединенными Штатами Америки, он как бы просто рассказывал романтическую историю двух влюбленных, лишь изредка отвлекаясь, чтобы «познакомить читателя с особенностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем…».
Писатель подчеркивает, что Венеция – республика. И тем не менее «основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей большинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному человеку, была здесь наследственным правом в не меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения. Сословие патрициев пользовалось высокими и исключительными привилегиями, которые сохранялись и поддерживались с чрезвычайным себялюбием и всеми средствами».
Как видим, Купер не делал слишком большого различия между властью в монархическом государстве и в стране с буржуазно-демократическим устройством, в которой отдельный человек «по воле случая мог сосредоточить в своих руках власть самого ужасного и деспотического свойства». Современные исследователи творчества писателя считают, что подобные выводы были вызваны не только всем происходящим в Европе, но в известной мере определялись и мыслями о дальнейшем развитии событий в самих Соединенных Штатах Америки. Постепенный переход власти в США в руки финансовых тузов и коммерсантов вызывал внутренний протест у писателя, который полагал, что исконная земельная аристократия более приспособлена к тому, чтобы править государством, чем новоявленные выскочки на ниве банковского дела и коммерции.
Конечно, политические взгляды Купера не отличались точностью и противоречили историческому ходу развития буржуазно-демократического государства. Но он видел и понимал заключающуюся в этом государственном строе опасность для простых граждан страны, видел возможности для злоупотребления властью и своим романом ненавязчиво предупреждал об этом многочисленных читателей.
Роман первоначально увидел свет в Англии в октябре 1831 года, затем был переведен на французский и немецкий языки, вскоре вышло и американское издание. В Европе роман был хорошо встречен и критиками и читателями. Английский поэт и эссеист Ли Хаит опубликован весьма положительный отзыв в журнале «Тэтлер». «Ни к одному из предыдущих романов г-на Купера, насколько мы помним, не проявлялось такого сильного и такого длительного интереса, как к этому», – отмечал Ли Хант. Сравнивая в этой же статье Купера со Скоттом, английский критик приходит к выводу, «что американец имеет преимущества: его романы более интересны, его женщины более привлекательны и его герои обладают большей силой воли».
На родине писателя критическая направленность «Браво» против республики не осталась незамеченной. В июне 1832 года ежедневная газета «Нью-Йорк америкен» опубликовала рецензию, подписанную псевдонимом Кассио. В ней писатель обвинялся в «неясности мотивов, повторении самого себя, корыстных побуждениях, плагиате, бессодержательности» и других смертных грехах, а сам роман назывался «бесплодной попыткой истощившегося гения». Весьма критически отозвался о романе и еженедельник «Нью-Йорк миррор».
Статья в «Нью-Йорк америкен» была опубликована в переводе с французского, и Купер долго пытался разгадать, кто же все-таки скрывается под шекспировским псевдонимом Кассио. Впоследствии оказалось, что автором этой статьи был знакомый писателя, корреспондент газеты в Париже Эдуард Шерман Гоулд. Писателя не мог не огорчить тот факт, что подобная статья была опубликована в газете, которую редактировал его добрый знакомый Чарльз Кинг, активный член нью-йоркского кружка «Хлеб и сыр». Кто знает, может быть, читая в «Нью-Йорк америкен» нападки на свой новый роман, Купер невольно с горечью вспомнил речь Чарльза Кинга, которую тот произнес на торжественном обеде по случаю отъезда писателя в Европу. Именно Кинг произнес первый тост за отъезжающего: «За нашего коллегу и друга Джеймса Фенимора Купера. Пусть здоровье и удовольствие будут его спутниками в отъезде, и пусть попутные волны ускорят его возвращение!»
Прошло какое-то время, и в феврале 1833 года газета «Нью-Йорк коммершиэл адвертайзер» прямо обвинила писателя в том, что его роман проповедует «социальные и политические идеи» определенного сорта. И на этот раз статья была представлена как перевод с французского. Писателя не могло не задеть утверждение, содержащееся статье: «Мы ясно отдаем себе отчет в том, что Купер давным-давно перестал быть жителем Америки и она уже не вызывает в его душе никаких воспоминаний». И далее статье говорилось: «Мы глубоко уверены, что даже проправительственные партии во Франции не будут стремиться атаковать нас, если американцы, проживающие за рубежом, станут придерживаться такого же воздержания от вмешательства в политику, какого мы требуем от европейцев в Америке». Так роман «Браво» стал явлением по только литературной, но и общественно-политической жизни США.
Между тем Купер вопреки столь ясно выраженному совету нью-йоркской газеты все глубже погружался в волны европейской политики. Теперь его помыслы были заняты Польшей. 29 ноября 1830 года в Школе подхорунжих в Варшаве члены тайного шляхетского военного общества подняли восстание. К нему присоединились тысячи ремесленников и рабочих города, польские воинские соединения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
«Право, и не знаю, что написать тебе о Европе. Думаю, что все движется к кризису… Чтобы ты понял природу конфликта, остановлюсь на некоторых деталях. На этом континенте все разделено на две крупные партии. Они называются по-разному в разных странах, но их цели и устремления всюду одни и те же, с небольшими поправками на сугубо местные обстоятельства. Одна сторона борется за то, чтобы пожать плоды революции, другая пытается уничтожить эти плоды… Двигающая пружина всего этого, как ты сам понимаешь, собственные интересы… Все жаждут сохранить свои монополии… Английская система рассматривается во всей Европе… как направленная на сохранение всех аспектов монополии под предлогом защиты либерализма и свободы… Две основные цели Англии – это сохранить свою монополию как государства и одновременно сохранить господство своей аристократии».
Купера беспокоят также сообщения об интригах Англии, направленных на ослабление и даже расчленение Соединенных Штатов Америки. «Я абсолютно уверен, что Англия в настоящее время интригует в наших южных штатах с тем, чтобы отторгнуть их от США», – делится он своими опасениями в том же письме. Для таких подозрений у Купера были весьма веские основания. Английская «Курьер» опубликовала со ссылкой на газету штата Южная Каролина план расчленения США на пять независимых друг от друга частей: Новая Англия, Средние Штаты, Южно-Атлантические штаты, Западные штаты и Юго-Западные штаты. Купер не без оснований полагал, что подобная идея вряд ли может прийти в голову американцу. Такое развитие событий было бы выгодно только Англии: «Она хочет нас разодрать на мелкие части ради своих собственных интересов!»
События июльской революции, свергнувшей власть династии Бурбонов во Франции, заставили Купера покинуть Германию (одному, без семьи) и побыстрее возвратиться в Париж. Писатель предвидел общее развитие событий во Франции, но, конечно, не мог знать, что послужит толчком к ним. Непосредственным поводом к июльской революции послужили опубликованные 26 июля 1830 года королевские ордонансы. В соответствии с ними распускалась палата депутатов, избирательное право ограничивалось земельным цензом, ужесточались ограничения против прогрессивной прессы. Массовое вооруженное восстание рабочих и ремесленников, поддержанных мелкой и средней буржуазией и передовой интеллигенцией, привело к смещению правительства Полиньяка и к отречению Карла X от престола. Власть в Париже перешла в руки «муниципальной комиссии», в которую входили крупные деятели умеренно-либерального крыла крупной буржуазии. Важную роль играл маркиз Лафайет, возглавивший возрожденную национальную гвардию.
Лафайет – «по общему мнению сейчас наиболее могущественный человек во Франции, – сообщал жене 21 августа 1830 года Купер в своем первом письме по прибытии в Париж. – Все соглашаются с тем, что он мог бы сделать себя главой правительства. Перед ним заискивают, ему льстят, его боятся и уважают». К тому времени, когда Купер писал свое письмо, новым королем французов уже был провозглашен герцог Орлеанский Луи-Филипп, тесно связанный с крупными банкирами.
Некоторые американские историки полагают, что после отречения Карла X Лафайет мог бы провозгласить республику и сам стать ее президентом. Но этого не произошло, Лафайет поддержал создание конституционной монархии. Однако новая конституция, или – как ее называли – «Хартия 1830», не предоставила права голоса широким массам и мелким собственникам, хотя и снизила имущественный и возрастной цензы для избирателен. Власть в стране окончательно перешла от дворянства к финансовой буржуазии.
Июльская революция привела в движение освободительные силы в ряде стран Европы. Бельгийцы восстали против власти голландского короля. В ноябре 1830 года вспыхнуло восстание в Польше против царизма. Наблюдались волнения в центральной Италии. Купер был в курсе всех событий. Его близость к Лафайету позволяла ему изнутри увидеть все происходящее во Франции. Поначалу он, как и большинство находящихся в Париже американцев, считал, что «Лафайет здесь – все. Он фактически держит судьбу Франции в своей руке… Похоже, что он и король доверяют друг другу. По его словам, король намного демократичнее, чем его министры».
Однако Купер вскоре мог сам убедиться, что и доверие короля к Лафайету и его показная демократичность – не более чем поза, продиктованная обстоятельствами. Посещая вместе с Лафайетом королевский дворец, бывая на аудиенциях у Луи Филиппа, писатель не мог не заметить, что популярность Лафайета среди народных масс вызывает недовольство и самого короля, и его ближайшего окружения. Пройдет еще несколько месяцев, и в конце декабря 1830 года пост Лафайета будет ликвидирован, и сам он останется генералом без армии.
Тем временем жена и дети писателя вернулись из Германии, и Куперы обосновались в двухэтажной квартире в фешенебельном районе города. Жена Купера хотела остановиться в более дешевой гостинице с тем, чтобы летом можно было уехать в Швейцарию, но Купер не согласился, говоря, что в гостиницах ему не хватает воздуха. Он теперь много времени проводил за письменным столом, начав работу над новым романом.
На этот раз писатель обратился не к хорошо знакомой ему американской истории, а решил изобразить события, разыгравшиеся в Европе конца XVII – начала XVIII века. Толчком к написанию этого романа, получившего название «Браво», послужило краткое пребывание в Венеции весной 1830 года. На писателя Венеция произвела глубокое впечатление – ее каналы и гондольеры, подымающиеся из воды старинные дома, узенькие улочки, величественная площадь Святого Марка, дворец дожей, мост вздохов. Он с интересом углубился в историю Венецианской республики. Современная писателю Европа, сотрясаемая революциями и войнами, стремящаяся к республиканскому правлению, подталкивала к созданию романа политического, в какой-то мере отвечающего нынешним размышлениям писателя. Ему казалось, что в истории Венецианской республики он найдет ответы на волнующие его вопросы.
История любви неаполитанского герцога Камилло Монфорте и богатой знатной венецианки Виолетты рассказана на фоне жизни, быта и нравов вольного города Венеции. На пути Камилло и Виолетты к счастью стоит всесильный венецианский сенат, не желающий, чтобы богатая наследница вышла замуж за иностранца и лишила тем самым город своих богатств. Судьба Камилло и Виолетты переплетается с судьбой тайного агента сената Якопо Фронтони и его возлюбленной Джельсомины. Якопо, пытаясь облегчить судьбу своего несправедливо брошенного в тюрьму отца, выдает себя за браво – наемного полицейского убийцу, на которого списывают не одно политическое убийство.
Любовная интрига в романе служит путеводной нитью по хитросплетениям коридоров власти, по замысловатым переплетениям венецианских каналов и человеческих судеб. Со страниц романа встает, пользуясь определением В. Белинского, «коварная, мрачная кинжальная политика венецианской аристократии». Не случайно и сам Купер подчеркивал, что «цель этого произведения – политическая».
События июльской революции 1830 года во Франции, очевидцем которых был Купер, не только произвели на пего большое впечатление, но и поставили перед писателем целый ряд вопросов, которые требовали прямого ответа. Каковы возможные пути развития буржуазной республики? Обратившись в своем романе к временам венецианской аристократической республики, в которой властвовала финансовая и торговая буржуазия, Купер как бы приоткрывает завесу над одним из возможных путей дальнейшего развития республики в Европе и Америке. Показав корыстные низменные цели правителей вольного города Венеции, писатель разоблачает царившие в нем ложь, насилие, лицемерие и подкуп. Тем самым Купер как бы предупреждал о тех опасностях, которыми угрожало его родине нарождающееся господство олигархии финансистов и торговцев.
Камилло и Виолетта благополучно избегают расставленных сетей и убегают из Венеции. Погибает Антонио, друг Якопо. Чтобы успокоить разбушевавшиеся страсти, сенат обвиняет Якопо в гибели Антонио и приговаривает Якопо к казни. В истории жизни и смерти простого венецианца Якопо Фронтони, как в капле воды, отразились самые низменные закулисные стороны деятельности буржуазной республики. Купер не проводил в своем романе исторических параллелей, не делал прямых сравнений между Венецианской республикой и Соединенными Штатами Америки, он как бы просто рассказывал романтическую историю двух влюбленных, лишь изредка отвлекаясь, чтобы «познакомить читателя с особенностями государственного устройства страны, о которой мы рассказываем…».
Писатель подчеркивает, что Венеция – республика. И тем не менее «основу венецианской политики составляли сословные различия, ни в коей мере не определявшиеся волей большинства. Власть, хотя и не принадлежавшая одному человеку, была здесь наследственным правом в не меньшей степени, чем в странах, где она открыто признавалась даром провидения. Сословие патрициев пользовалось высокими и исключительными привилегиями, которые сохранялись и поддерживались с чрезвычайным себялюбием и всеми средствами».
Как видим, Купер не делал слишком большого различия между властью в монархическом государстве и в стране с буржуазно-демократическим устройством, в которой отдельный человек «по воле случая мог сосредоточить в своих руках власть самого ужасного и деспотического свойства». Современные исследователи творчества писателя считают, что подобные выводы были вызваны не только всем происходящим в Европе, но в известной мере определялись и мыслями о дальнейшем развитии событий в самих Соединенных Штатах Америки. Постепенный переход власти в США в руки финансовых тузов и коммерсантов вызывал внутренний протест у писателя, который полагал, что исконная земельная аристократия более приспособлена к тому, чтобы править государством, чем новоявленные выскочки на ниве банковского дела и коммерции.
Конечно, политические взгляды Купера не отличались точностью и противоречили историческому ходу развития буржуазно-демократического государства. Но он видел и понимал заключающуюся в этом государственном строе опасность для простых граждан страны, видел возможности для злоупотребления властью и своим романом ненавязчиво предупреждал об этом многочисленных читателей.
Роман первоначально увидел свет в Англии в октябре 1831 года, затем был переведен на французский и немецкий языки, вскоре вышло и американское издание. В Европе роман был хорошо встречен и критиками и читателями. Английский поэт и эссеист Ли Хаит опубликован весьма положительный отзыв в журнале «Тэтлер». «Ни к одному из предыдущих романов г-на Купера, насколько мы помним, не проявлялось такого сильного и такого длительного интереса, как к этому», – отмечал Ли Хант. Сравнивая в этой же статье Купера со Скоттом, английский критик приходит к выводу, «что американец имеет преимущества: его романы более интересны, его женщины более привлекательны и его герои обладают большей силой воли».
На родине писателя критическая направленность «Браво» против республики не осталась незамеченной. В июне 1832 года ежедневная газета «Нью-Йорк америкен» опубликовала рецензию, подписанную псевдонимом Кассио. В ней писатель обвинялся в «неясности мотивов, повторении самого себя, корыстных побуждениях, плагиате, бессодержательности» и других смертных грехах, а сам роман назывался «бесплодной попыткой истощившегося гения». Весьма критически отозвался о романе и еженедельник «Нью-Йорк миррор».
Статья в «Нью-Йорк америкен» была опубликована в переводе с французского, и Купер долго пытался разгадать, кто же все-таки скрывается под шекспировским псевдонимом Кассио. Впоследствии оказалось, что автором этой статьи был знакомый писателя, корреспондент газеты в Париже Эдуард Шерман Гоулд. Писателя не мог не огорчить тот факт, что подобная статья была опубликована в газете, которую редактировал его добрый знакомый Чарльз Кинг, активный член нью-йоркского кружка «Хлеб и сыр». Кто знает, может быть, читая в «Нью-Йорк америкен» нападки на свой новый роман, Купер невольно с горечью вспомнил речь Чарльза Кинга, которую тот произнес на торжественном обеде по случаю отъезда писателя в Европу. Именно Кинг произнес первый тост за отъезжающего: «За нашего коллегу и друга Джеймса Фенимора Купера. Пусть здоровье и удовольствие будут его спутниками в отъезде, и пусть попутные волны ускорят его возвращение!»
Прошло какое-то время, и в феврале 1833 года газета «Нью-Йорк коммершиэл адвертайзер» прямо обвинила писателя в том, что его роман проповедует «социальные и политические идеи» определенного сорта. И на этот раз статья была представлена как перевод с французского. Писателя не могло не задеть утверждение, содержащееся статье: «Мы ясно отдаем себе отчет в том, что Купер давным-давно перестал быть жителем Америки и она уже не вызывает в его душе никаких воспоминаний». И далее статье говорилось: «Мы глубоко уверены, что даже проправительственные партии во Франции не будут стремиться атаковать нас, если американцы, проживающие за рубежом, станут придерживаться такого же воздержания от вмешательства в политику, какого мы требуем от европейцев в Америке». Так роман «Браво» стал явлением по только литературной, но и общественно-политической жизни США.
Между тем Купер вопреки столь ясно выраженному совету нью-йоркской газеты все глубже погружался в волны европейской политики. Теперь его помыслы были заняты Польшей. 29 ноября 1830 года в Школе подхорунжих в Варшаве члены тайного шляхетского военного общества подняли восстание. К нему присоединились тысячи ремесленников и рабочих города, польские воинские соединения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43