Ему казалось, что он знает то горькое лекарство, которое должно было излечить это больное общество. Сначала он предложил свое лекарство в форме сатиры. Но, как мы уже отмечали, «Моникины» не только не пришлись по душе его согражданам, но и привели к тому, что многие усомнились в здравости рассудка автора.
Теперь писатель обратился к доступной каждому форме учебного пособия для школьников – и снова потерпел сокрушительное поражение. В чем же дело? Стефан Цвейг в своем кратком биографическом очерке о Чарльзе Диккенсе заметил, что «неизмеримое, распространяющееся и вширь и вглубь влияние писателя становится возможным лишь благодаря редкому сочетанию двух обычно противоборствующих стихий, благодаря совпадению устремлений гения с традицией его эпохи».
Когда Купер писал о покорении новых земель, об уходе Натти Бампо все далее на Запад под натиском наступающего прогресса – в его произведениях отражались художественные запросы тогдашнего американского общества, и его книги получали всеобщее признание. Когда же он в «Лайонеле Линкольне» изобразил благородного офицера из армии противника, это никак не отвечало художественным запросам нации, готовящейся торжественно отметить полувековую годовщину начала войны американских колоний за независимость и образование независимого американского государства. И, несмотря на напряженный сюжет, роман успеха не имел.
И теперь верность писателя своим представлениям об идеальной республике, его желание научить американских граждан как следует вершить свои дела, пришли в столкновение с устоявшейся системой общественных и художественных запросов нации и именно поэтому вызвали такое резкое осуждение и нападки на автора «Американского демократа».
Читатели могут спросить: а как же тогда с работой француза А. Токвиля «О демократии в Америке»? Но Токвиль описывал американскую политическую и общественную систему с восхищением, отмечая ее отдельные недостатки. Купер же взялся за перо больше «с целью осуждения, чем похвалы, с целью исправления создавшегося положения».
Все дело в том, что американское общество еще не было готово к серьезной критике его политической общественной системы. Как отмечал тот же Г. Менкен, в Америке первой половины XIX века «чувство собственного достоинства превращалось в тщеславие. Человек примитивного склада ума, посматривая наверх, приходил к выводу, что он так же хорош, как и высшие представители. А затем ему уже ничего не стоило посчитать, что он даже лучше их. В результате быстро возникали новые критерии, и все они были несовместимы с подлинной цивилизацией. Ценности, исповедуемые в коровнике, становились официальными критериями нации».
Конечно, в этих условиях мысли, высказываемые Купером, зерна его идей попадали на каменную почву равнодушия и вражды и вызывали обвинения писателя в стремлении к богатству, заносчивости и властности, гордыне и презрению к простым смертным, которых он якобы стремился отстранить от участия в общественной жизни. Демократия в данном случае привела к возвышению демагогов, диктатуре необразованного большинства, господству раболепствующих и подлых людишек, «не знающих истории и не способных понять неотвратимых последствий принимаемых решений».
Менкен известен своим элитарным взглядом на развитие общественной мысли. Эта элитарность проявлялась не в том, что он проповедовал буржуазные взгляды и отрицал право на выражение своих взглядов за пролетариатом. Элитарность Менкена зиждилась на твердой уверенности в примате интеллекта в его высшем проявлении – творчестве – над всеми другими сферами человеческой деятельности. И в цитируемом выше отрывке под «ценностями, исповедуемыми в коровнике», он имеет в виду не взгляды простых тружеников, а взгляды мелких собственников, мелких буржуа, всех тех, кто поклонялся единственному богу – доллару и кто, по словам того же Менкена, создавал такие законы, которые заставляли бы каждого гражданина исповедовать только те мысли и привычки, которые были бы угодны отечественным пастырям».
Как известно, дальнейшее развитие американской нации по этому пути привело к тому, что «…американский народ, давший миру образец революционной войны против феодального рабства, оказался в новейшем, капиталистическом, наемном рабстве у кучки миллиардеров».
Купер был далеко не единственным мыслителем, кого интересовало общественно-политическое и государственное устройство его страны, принципы равновесия между правами федеральной власти и администраций отдельных штатов. Проблема эта встала особенно остро после того, как в 1828 году были введены протекционистские тарифы на ввоз многих товаров. Здесь произошло резкое столкновение интересов зарождающейся промышленности штатов Нью-Йорк, Пенсильвания, Коннектикут и плантаторов южных штатов – Северной и Южной Каролины, Джорджии, Алабамы, Миссисипи и Луизианы.
Если учесть, что это был третий протекционистский тариф за последние 12 лет (первый – в 1816 году, второй – в 1824 году), то неудивительно, что недовольные сразу же назвали его «омерзительным тарифом», тем более что он распространялся на ряд товаров, введения покровительственных тарифов на которые никто не требовал. Положение усугублялось тем, что за предшествующее десятилетие центр интересов южных штатов переместился из Виргинии в Южную Каролину. Но главное здесь было не в том, какой штат доминирует в так называемом «черном поясе» США, а в том, какие интересы выходили на первый план. Дух гуманизма, основанный на убеждении, что рабство постепенно само по себе отомрет естественным путем, сменился осознанием крайней выгодности рабовладельческой системы для южных штатов и привел к стремлению распространить ее дальше на Запад. Небольшая группа джентльменов-плантаторов полностью властвовала над безгласной массой фермеров. Советские читатели хорошо знают о существовавших на юге США порядках по известному у нас роману Маргарет Митчелл «Унесенные ветром».
Законодательное собрание штата Южная Каролина ответило на введение протекционистского тарифа специальным заявлением «Объяснение и протест Южной Каролины». В этом акте введенный федеральным правительством тариф объявлялся неконституционным и содержалась угроза отменить его действие на территории штата. Как оказалось впоследствии, текст «Протеста Южной Каролины» был написан не кем иным, как вице-президентом США Джоном Колдуэллом Калхоуном (1782–1850).
Сегодня лишь немногие историки вспоминают имя Дж. Калхоуна, а между тем он в свое время был, по свидетельству известного исследователя американской общественной мысли В.Л. Паррингтона, «одним из выдающихся политических мыслителей Америки», «ведущим политическим мыслителем юга, его некоронованным королем, распоряжавшимся судьбой своей родной Каролины так, как будто она была маленьким захудалым местечком».
Конечно, беспрецедентное заявление законодателей Южной Каролины о том, что они готовы аннулировать на своей территории закон, принятый федеральным правительством, привлекло всеобщее внимание и в самих США и за рубежом. Откликнулся на это заявление и пребывавший в Париже Купер.
«Настроения в Южной Каролине мне хорошо известны и доставляют большую боль, – признается писатель в письме своему другу Уильяму Шубрику 20 сентября 1830 года. – …Что касается фактов, то Луи Маклейн (посланник США в Англии, впоследствии был министром финансов и государственным секретарем США. – Прим. С. И. ) сейчас находится здесь… И он у в е р е н, что ни Джорджия, ни Северная Каролина ни в коем случае не присоединятся к Южной Каролине в случае, если она попытается отменить или любым другим способом аннулировать действие законов Соединенных Штатов на своей территории… Принадлежность к Союзу подразумевает нашу лояльность, и хотя ее можно подтвердить неопровержимыми аргументами, прежде всего это – страстное чувство, испытываемое повсеместно, что бы там ни заявляли доктор Т. Купер (президент Колумбийского колледжа в штате Южная Каролина и активный сторонник выхода штата из США. – С. И. ) и его новоявленные сторонники… Теперь о принципах. Форма правления в Соединенных Штатах, безусловно, союзная, при которой власть в большой степени принадлежит членам союза. Мудрость, разумная политика и даже справедливость требуют, чтобы власть федерального правительства осуществлялась сдержанно, особенно в тех случаях, когда власть делится между федеральным правительством и администрацией штатов не только в силу осторожности, которой должно сопровождаться применение противоречивых юридических уложений, но и в силу многообразия местных особенностей, которые могут быть затронуты при осуществлении централизованной власти на такой огромной территории. Я отношу преобладание и популярность политики Внутренних улучшений за счет благих намерений, хотя я сам и осуждаю эту политику. Население же Соединенных Штатов гордится своими общими и национальными характерными особенностями и, естественно, хочет увидеть плоды своих трудов… Я придерживаюсь твердых убеждений, что в случаях, вызывающих сомнение, власть центрального правительства должна осуществляться на основе более узкого, а не расширительного толкования… Привычка доведения принципов до крайности опасна для обеих сторон… С общенациональных позиций мы не виргинцы и не ньюйоркцы, а американцы… Наша страна – это наш Союз, сохранение и защита которого – в наших высших интересах… Что же касается мотивов, то я убежден, что Англия имеет своих агентов, которые раздувают огонь…»
Между тем события в «черном поясе» США развивались своим чередом. Постепенно ведущей монокультурой Юга становился хлопок. Если в 1791 году общий объем экспорта хлопка составлял 200 тысяч фунтов, то уже к 1803 году он превысил 40 миллионов фунтов. Экономическое процветание и престиж Юга полностью зависели от сохранения рабовладельческих порядков. Южане с опаской поглядывали на Север и внимательно следили за действиями федерального правительства. Если Север, нуждающийся в сырье Юга для развития своей промышленности, выдвигал и отстаивал теорию единства Союза штатов, то Юг, стремящийся распространить свою систему все дальше на Запад, придерживался концепции сепаратизма и ждал лишь удобного повода, чтобы заявить об этом во всеуслышанье.
Повод не заставил себя долго ждать. Президентские выборы 1828 года принесли победу ставленникам Юга – двум выходцам из Южной Каролины: состоятельному плантатору генералу Эндрю Джексону и вице-президенту предыдущей администрации Джону Калхоуну. Союз этих двух незаурядных джентльменов с Юга уже с самого начала носил в себе зерно раздора. Дж. Калхоун, будучи вице-президентом при Джоне Куинси Адамсе, намеревался выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, но вынужден был снова довольствоваться вторым местом в виду огромной популярности генерала Э. Джексона.
Будучи ближайшим политическим советником президента, Калхоун рассчитывал с его помощью выставить свою кандидатуру в президенты на следующих выборах в 1832 году. Однако Э. Джексон вскоре охладел к Калхоуну и начал всячески выдвигать другого своего сторонника – Мартина Ван-Бюрена.
Тому были две причины. Во-первых, Джексон узнал, что Калхоун, будучи военным министром в обеих администрациях Джеймса Монро, высказывался в 1818 году за объявление генералу Э. Джексону порицания за его распоряжение повесить двух английских граждан, обвинявшихся в подстрекательстве индейцев-семинолов выступить против армии Джексона. Казнь эта привела к серьезным дипломатическим осложнениям между США и Англией.
Во-вторых, супруга Калхоуна подвергла остракизму жену военного министра Итона – Пегги О'Нил, на которой Итон женился с благословения Джексона. Примеру Флориды Калхоун последовали жены всех членов кабинета, и лишь один холостяк Ван-Бюрен позволял себе посещать обеды и приемы в доме Итонов.
Полный политический разрыв между Калхоуном и Джексоном наступил в конце 1832 года. Дело в том, что летом конгресс США снова рассматривал систему протекционистских тарифов и, хотя незначительно понизил некоторые из них, пошлины на основные товары по-прежнему сохранялись на достаточно высоком уровне. Законодатели Южной Каролины привели в исполнение свою ранее высказанную угрозу: 24 ноября 1832 года они объявили законы о Тарифах 1828 и 1832 годов противоречащими конституции США, аннулировали их и запретили представителям федерального правительства сбор соответствующих пошлин на территории штата с 1 февраля 1833 года. Одновременно Южная Каролина пригрозила, что в случае применения силы она выйдет из Союза штатов.
Тем временем Калхоун был избран членом сената США, на заседаниях которого предполагалось развернуть основную битву вокруг вопроса о праве отдельного штата аннулировать федеральный закон, и в декабре 1832 года он ушел в отставку с поста вице-президента США. Отметим в скобках, что вице-президентом США во второй администрации Э. Джексона был избран М. Ван-Бюрен, который затем в 1837 году был избран на один срок восьмым президентом США.
Мы так подробно остановились на этих событиях, чтобы стало ясно, что вопрос о соотношении власти между федеральным правительством и администрациями отдельных штатов был далеко не теоретическим, а имел весьма серьезные практические последствия.
Отношения между Вашингтоном и Южной Каролиной развивались следующим образом. Джексон расценил декрет Южной Каролины о признании недействительным закона, принятого конгрессом США, как «несовместимый с существованием Союза, вступающий в определенное противоречие с буквой конституции США, неправомочный с точки зрения ее духа, противоречащий всем тем принципам, на которых она основывается, и разрушающий великую цель, ради которой она была создана». Президент обратился к гражданам Южной Каролины с официальной декларацией, в которой расценил «выход из Союза путем применения силы как измену» и, в свою очередь, подчеркнул, что он не сможет «избежать исполнения своего долга».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43