При этих словах на лицах Данте, Вергилия и Стация расцветает улыбка, Вергилий продолжает хранить молчание. Последние его слова перед вступлением в Земной Рай были о том, что Данте свободен, дух его исцелен, он стал сам себе судьею; отныне он увенчан короною и митрой, посвящен во все тайны мироздания, проник в тайны жизни действенной, символ которой императорская корона, и жизни созерцательной (символ ее — митра), и поэтому сам стал судьей, царем и первосвященником. Быть может, в этих стихах отразился обряд посвящения ордена тамплиеров. Немецкий дантолог Роберт Ион рассчитал, что храм тамплиеров в Иерусалиме находился (в представлении современников Данте) как раз в противоположной точке земного шара от того места, где появилась Матильда.
Последние пять песен «Чистилища» посвящены аллегорическому видению, представляющему трудности для читателя, не обладающего специальными сведениями. Еще раз повторим, что аллегории Данте обладают необычайной художественной выразительностью, создающей первый поэтический план, непосредственно воздействующий на воображение. Перед нами появляется процессия старцев и пляшущих нимф, колесница, влекомая таинственным Грифоном. Данте видит, как лесная глубина озаряется внезапными молниями. Свет все возрастает; воздух под листвою деревьев становится пламенным, сладостный далекий звук переходит в стройный напев. Тогда слышится взволнованный голос поэта, призывающий сонм священных дев — античных муз, которые должны ему помочь выразить все, что он видит и слышит. За то, что он изведал голод, стужу, бессонницу, пусть звездная Урания вдохновит его.
Пусть для меня прольется Геликон,
И да внушат мне Урания с хором
Стихи с том, чем самый ум смущен.
Сперва мы видим — вместе с Данте — краски. Старцы в процессии одеты в белые одежды, над ними струятся световые волны, как бы проведенные кистью художника. Появляется золотая колесница, которую влачит Грифон, переливаясь золотом, белизною лилий и пурпуром роз. Поэт сравнивает колесницу Эдема с триумфальными колесницами древнего Рима и с золотой повозкою Солнца. Вокруг нее пляшут три женщины: алая, изумрудная и белая. Старцы, следующие за колесницей, украшены лилиями и розами (багряные цветы на снегу кудрей). Грохочет гром, и шествие останавливается. Процессия в Земном Раю напоминает равеннские мозаики в церкви Сан Аполлинаре Нуово. Аллегорическое действо на вершине Чистилища нетрудно истолковать: колесница, влекомая Грифоном, имеющим два естества — земное и небесное, — христианская церковь; алая, изумрудная и белоснежная нимфы — вера, надежда, любовь; старцы олицетворяют духовные сочинения. Из этих символов и аллегорий второстепенный поэт создал бы лишь «поучительное», а по существу, хладное и блеклое повествование, которое не могло бы воспламенить фантазию.
Данте увидел на колеснице: в венке из олив под белым покрывалом, в зеленом плаще, в пылающем красном одеянье женщину. В таком пылающем, кроваво-алом платье она впервые предстала поэту во Флоренции, когда ему было девять лет.
И дух мой, — хоть умчались времена,
Когда его ввергала в содроганье
Одним своим присутствием она,—
Былой любви изведал обаянье.
Данте хотел что-то сказать Вергилию, оглянулся, но Вергилий исчез, и он услышал голос, утешающий его: «Данте, не плачь, посмотри на меня, это я, это я, поистине я Беатриче». Но Данте не смеет поднять глаз, ощущая страшное раскаяние, и слышит снова тот же голос, говорящий ему, что он мог некогда приобрести невиданное богатство, но не сумел сохранить то, что ему было даровано. Он находил на земле в дни юности помощь во взоре своей госпожи. Когда же она покинула землю, Данте вступил на неверные пути.
«Когда я к духу вознеслась от тела,
И силой возросла и красотой,
Его душа к любимой охладела.
Он устремил шаги дурной стезей,
К обманным благам, ложным изначала,
Чьи обещанья — лишь посул пустой».
Напрасно она взывала к нему и наяву и во сне. Оставалось лишь одно средство для его спасения — показать ему бездны Ада, страшное зрелище погибших навсегда. И по ее просьбе Данте получил доступ туда, где не ступала еще нога живого человека.
Матильда погружает Данте в реку забвения Лету. Слышится пение необычайных созданий, которые одновременно и нимфы в Земном Раю и звезды в глубинах небес. Образ звездных нимф восходит к мифам Платона. Данте, омытый в водах Леты, казалось, готов для пути к звездам. Но он видит страшную и странную метаморфозу: Беатриче сходит с колесницы, грусть овладевает ею, днище колесницы жалит страшный дракон, появившийся из адских бездн. Он слышит с неба нисходящий голос: «Мой челн полон дурного бремени». Появляется наглая Блудница, которая рыщет глазами по земле, и с нею Гигант, и здесь, в священных садах Земного Рая, Гигант обнимает Блудницу, целует ее, а затем бьет. Видение скрывается в лесу. Эта аллегория имеет и политический и богословский смысл. Блудница — церковь под нечестивым папой Климентом V; Гигант, ее пленивший, целующий и избивающий, — французский король Филипп Красивый. Римская церковь, перенесенная в Авиньон, превратилась в блудницу Апокалипсиса. Тем самым нарушилась гармония жизни деятельной на земле и порвалась ее связь с духовным началом. Поэт предсказывает, что вскоре появится «преемник орла» (император), который уничтожит Блудницу и Гиганта. Данте освобождается от этих видений, погрузившись во вторую реку Земного Рая, воды которой восстанавливают воспоминания о добре.
Я шел назад, священною волной
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
Чист и достоин посетить светила.
Но и там, в царстве гармонии, света и совершенства, мысли о земном, о судьбах его несчастной родины продолжают тревожить его душу. Он не освободился до конца от трагических воспоминаний даже в звездных высях.
Свое восхождение к звездам Данте относит к весне 1300 года, когда «солнце было в наилучшем положении» в период весеннего равноденствия; оно находилось в созвездии Зодиака — Овне, благотворно влияющего на земную жизнь. Восхождение началось так: Беатриче смотрела в упор на солнце взглядом, доступным, по земным представлениям, только орлу. Из ее созерцания источника материального света возникло движение кверху по вертикальной линии. Данте устремил было свой взгляд к пылающему светилу, но выдержал недолго, затем он почувствовал, что сиянье дня усилилось и возникло как бы второе солнце. Он стал смотреть в глаза Беатриче и вместе с ней подыматься в сферу Луны — со скоростью света. Движение это незаметно, неощутимо, приближается к состоянию покоя и неподвижности, так как скорость его предельна. Данте не знает, подымался ли он телесно, или во сне, или в каком-либо ином состоянии. Он говорит, что в начале полета пресуществился. Теряясь во взоре Беатриче, он был подобен рыбаку Главку, вкусившему, как повествуется в греческом мифе, магической травы и ставшего морским богом. Подымаясь, Данте теряет все чувства, кроме слуха и зрения. Световые волны становятся бесконечными. Так в космосе начался полет Данте и Беатриче, «почти столь быстрый, как небес вращенье».
Глава двадцать первая
Равенна
В первые века Римской империи Равенна процве-гала, как военный порт на Адриатическом море, прекрасно защищенный и с моря и с суши. Город лежал в глубине лагуны, образованной мощным течением реки По, которая непрестанно наносила ил и песок. Равенну охраняли с моря более двухсот боевых кораблей. Они стояли близ мраморных пристаней дока и верфей порта, носившего имя Классис. Уже во времена Данте от моря до города было довольно далеко и на отмелях и дюнах разросся лес приморских сосен.
Прошло много веков, и Равенна перестала быть столицей и опорой империи и экзархата и никто более не называл ее «Равенна-Феликс» — счастливая Равенна. В начале XIV века это был небольшой тихий город, который все же по старой традиции имел архиепископа. Из эпохи варварских завоеваний остались в памяти народа два имени: Галлы Плацидии и Тео-дориха. Галла Плацидия, дочь последнего императора единой римской державы Феодосия, попала в плен к Алариху, королю вестготов, разрушившему Рим, и ее принудили стать женой его наследника Атаульфа. Оставшись вдовой, она вернулась в Италию, в Равенну, ставшую укрепленной столицей Западной римской империи, к своему брату императору Гонорию. Там ее снова выдали замуж за одного римского патриция и сенатора, и она родила будущего Валентиниана III. Галле воздвигли мавзолей в Равенне, сохранившийся и поныне. В начале XX века здесь бродил Александр Блок.
Безмолвны гробовые залы,
Тенист и хладен их порог,
Чтоб черный взор блаженной Галлы,
Проснувшись, камня не прожег.
От славного прошлого остались мраморные гробницы, вели чественные мозаики, и над этой гробовою тишиною можно иногда услышать глас предания, легенды былых времен. Готский вождь Теодорих, воспитанный в Византии, покорил Италию. Он стремился упрочить мирное сосуществование в своем государстве варваров и латинян. Король остготов старался не разрушать, а строить, окружил себя римскими патрициями. Теодорих, исповедовавший, как и его соплеменники, арианство, построил один из самых замечательных храмов Равенны (теперь Сан Аполлинаре ин Кьясси).
Собор стоял за городскими стенами, у виа Фламиниа, старой римской военной дороги. После смерти Теодориха церковь вновь освятили и переделали из арианской в православную. С виду церкви Равенны неказисты, однотонны, лишены украшений, колокольни обычно имеют круглую форму. Вся роскошь византийского искусства сосредоточена внутри базилик. Округлые колоннады с резными капителями поддерживают стены, украшенные тончайшей мозаикой.
Главное святилище Равенны — собор Сан Витале поражает своим трифорием и арками. Там находятся древние мозаики, изображающие Юстиниана и Феодору. Сын крестьянина из глухой македонской деревушки, почти полстолетия безраздельно властвовавший над огромной империей, Юстиниан в течение всей жизни владел воображением Данте. Долгие часы простаивал поэт перед знаменитой фреской. Мозаичный портрет императора необычайно торжествен. Лицо Юстиниана строго, почти сурово, весь его облик как бы являет воплощение нелицеприятного закона. Время словно застыло, ибо достигнут идеал совершенной справедливости в мире. В величественной, спокойно-сдержанной императрице, облаченной в пурпур и увенчанной диадемой, которая дарует большую вазу с золотыми монетами на постройку храма, трудно узнать цирковую девчонку Феодору, танцовщицу и наездницу, блистательную константинопольскую куртизанку. В баптистерии собора, выложенном : разноцветными мраморами, праведники как бы покинули византийскую неподвижность и движутся на куполе, воспринимая новые души. Здесь крестились Петр Дамиани и Пьетро дельи Онести, уроженцы Равенны, почитаемые в католической церкви святые. И в эту же купель опускали Франческу да Полента, прославленную Данте как Франческа да Римини. Поясной портрет Франчески Данте мог видеть в церкви Санта Мария ин Порте Фуори, где она изображена вместе со своей родственницей благочестивой Кьярой да Полента, основательницей церкви Санта Кьяра.
Шум приморских сосен, колеблемых ветром, мешаясь с шумом моря, создавал радующую ухо гармонию звуков. Пинетта была любимым местом прогулок Данте. Пейзаж равеннского взморья появится в Земном Раю:
Я медленно от кручи круговой
Пошел нагорьем, и земля дышала
Со всех сторон цветами и травой.
Ласкающее веянье, нимало
Не изменяясь, мне мое чело
Как будто нежным ветром обдавало
И трепетную сень вершин гнело
В ту сторону, куда гора святая
Бросает тень, как только рассвело,—
Но все же не настолько их сгибая,
Чтобы умолкли птички, оробев
И все свои искусства прерывая:
Они, ликуя посреди дерев,
Встречали песнью веянье востока
В листве, гудевшей их стихам припев,
Тот самый, что в ветвях растет широко,
Над взморьем Кьясси наполняя бор,
Когда Эол освободит Сирокко.
Вокруг Пинетты рождались легенды и предания, которые Данте, может быть, слышал, но не обратил на них высокого своего внимания. Вспомним новеллу Боккаччо о Ностаджо дельи Онести, прекрасном и богатом молодом человеке, который был влюблен в девицу из семьи Траверсари, еще более знатную и богатую, чем он. Когда девушка отвергла любовь Ностаджо, он удаляется в Пинетту и там проводит время с друзьями в пирах, чтобы только забыть про свою несчастную любовь. Однажды в сумерки он видит, как некий всадник преследует красавицу, убивает ее и бросает на съедение двум псам. Страшный всадник говорит, что он призрак ада и что он должен преследовать и казнить девушку, некогда отвергнувшую его любовь, из-за чего он покончил самоубийством. Видение исчезает, и в следующую пятницу, так как призраки появляются только по пятницам, Ностаджо устраивает великолепный ужин, созывает на него своих друзей и приглашает семью Траверсари вместе с девицей, в которую он влюблен. Перед ними предстает адское видение рыцаря и его собак, терзающих красавицу. Видение исчезает, и Ностаджо объясняет гостям смысл жестокой казни. Тогда, очевидно убоявшись, чтобы с ней не случилось то же самое, надменная девица Траверсари дает согласие на брак с Онести. Новелла произвела сильнейшее впечатление на Байрона, который упомянул эту итальянскую повесть в конце своего «Дон-Жуана».
Образ самоубийцы, который преследует грешницу, виновную в его смерти, адское видение собак (или змей), которые терзают, а затем разрывают грешную душу, затем метаморфоза — душа оживает в прежней форме, Боккаччо, несомненно, взял у Данте. Но в благословенном приморском лесу под Равенной, там, где Данте видел образы «Рая» или «Чистилища» — шествия праведников, напоминающие мозаику византийских храмов, Боккаччо увидел адскую, «романтическую» сцену.
Данте приехал в Равенну с намерением остаться жить постоянно в этом городе в конце 1317 или в начале 1318 года. Его старший сын, Пьетро ди Данте, получил бенефицию в двух равеннских церквах, то есть права на доходы, что не всегда сопровождалось принятием духовного сана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46