Возможно, она на некоторое время задремала. Но быть может, ей это только показалось. Во всяком случае, мысли ее потеряли отчетливость. И вдруг глаза ее широко раскрылись, сердце сжала ледяная рука страха.
Что-то появилось в комнате, наверху, под самым потолком.
Тьма в комнате сгустилась. Элайзабел могла бы в этом поручиться. Пятен света от уличных фонарей на полу больше не было! К тому же воздух сделался заметно холоднее. Ее судорожное дыхание стало теперь превращаться в пар. Но даже в этой кромешной тьме она смогла различить чудовищно огромную черную фигуру, остановившуюся в ногах ее кровати и склонившуюся к ней. Это черное существо, кем бы оно ни было, в высоту достигало потолка. Элайзабел почти физически ощущала источаемую им злобу. Лица оно не имело, не делало никаких движений. Возможно, оно появилось, только чтобы удостовериться, что она здесь. Парализованная страхом, девушка не могла отвести от призрака глаз и мысленно твердила себе: «Его здесь нет, здесь нет никого, кроме меня, а это просто тень, тень – и только!» Она больше всего боялась, что рассудок ее не выдержит этого ужаса.
Но сгусток мрака по-прежнему маячил в ногах постели, по-прежнему излучал зло, и зла этого было в нем так много, что казалось, еще чуть-чуть, и оно примет осязаемые формы и до него можно будет дотронуться рукой. Тот, кто исторгал это зло из недр своей сущности, не имел ни тела, ни лица, ни глаз, однако Элайзабел с замирающим от страха сердцем ощущала на себе его упорный немигающий взгляд.
Она протянула руку в сторону и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, стала нашаривать на тумбочке спичечный коробок, который был там оставлен, чтобы зажечь в случае надобности масляную лампу, стоявшую рядом. Она не рискнула отвести взгляд от черного силуэта, нависавшего над ней, опасаясь, что стоит ей ослабить внимание, и это злое существо бросится на нее, и тогда…
Чиркнула спичка, и звук этот разрушил чары, а вспыхнувший огонек рассеял тьму. Дрожащей рукой Элайзабел сняла с лампы стеклянный колпак и поднесла спичку к фитилю. И, вскочив на ноги, подняла лампу вверх, чтобы осветить потолок над кроватью.
Но в комнате никого, кроме нее, не было.
Элайзабел села на кровать и набрала полную грудь воздуха, восстанавливая дыхание. Выходит, это бестелесное страшное существо сбежало? Да и было ли оно здесь?
Всего несколько секунд назад она была совершенно уверена, что видит его.
Девушка боязливо выскользнула из постели и зябко поежилась. От холода кожа покрылась пупырышками. Элайзабел прикрыла лампу стеклянным колпаком, чтобы свет не резал глаза, передвинула рычажок на максимальную яркость и принялась обследовать комнату. Заглянула за комод, под столик, под кровать и закончила тем, что заперла дверь на ключ.
«Ночные страхи, – сказала она себе. – Только и всего. Наверное, я все еще не совсем здорова». Она поставила лампу на тумбочку и снова легла в постель, укрывшись одеялом до подбородка. Некоторое время Элайзабел лежала без сна, глядя на потолок – туда, где находилось то, что заменяло лицо черному безглазому существу, явившемуся, чтобы на нее посмотреть.
«Со мной что-то не так, – подумала она. – Не так давно случилось что-то, чего я не помню и из-за чего я позабыла все остальное, и сделалась больна, и помешалась. Но я выздоравливаю. Мне уже гораздо лучше!»
С этой мыслью Элайзабел приподнялась на постели, сняла с лампы колпак и задула ее. Нечего строить из себя идиотку, пронеслось у нее в голове. В комнате никого нет, надо успокоиться и заставить себя заснуть. Когда глаза ее снова привыкли к темноте, она в последний раз бросила взгляд на потолок над головой. Но там, как и следовало ожидать, не было ничего, кроме побеленной штукатурки. Элайзабел начала погружаться в дремоту.
У подножия лестницы скрипнула ступенька. Звук этот скорее напоминал долгий, протяжный стон.
Элайзабел тотчас же пробудилась и широко раскрыла глаза. Звук этот никак не могли издать остывающие трубы или рассохшаяся древесина. Он был неестественно громким, посторонним.
Вот скрипнула следующая ступенька.
Кто-то поднимался вверх по лестнице.
В течение нескольких секунд в душе Элайзабел боролись страх и надежда, что все это ей только померещилось. За это недолгое время чьи-то стопы преодолели еще пару ступеней. В звуке этих тяжелых шагов чувствовалась мрачная неотвратимость, и вместе с тем что-то противоестественное, какая-то странность, которой девушка не могла подобрать определения. Душу ее объял неописуемый страх. Она чувствовала себя совершенно беззащитной.
«Это Таниэль! Таниэль или Кэтлин. Кто-то из них. Не из-за чего впадать в панику», – пыталась она успокоить себя. Но внутренний голос упрямо твердил Элайзабел, что тот, кто не таясь взбирается сейчас по лестнице, явился в дом незваным и идет сюда, в спальню, именно по ее душу. И что встреча с ним не сулит ничего хорошего.
Словно в подтверждение ее страхов, в комнате снова стало гораздо темнее, чем прежде, и снова похолодало, так что у Элайзабел защипало в ноздрях, а изо рта начали вырываться клубы пара. Она закуталась в одеяло и, дрожа, прислонилась к спинке кровати. Глаза ее обшаривали комнату в поисках хоть какого-нибудь оружия.
Туалетный столик!
В одном из его ящиков наверняка найдется нож для бумаг. Но она так замерзла! И кроме того, хотя в глубине души Элайзабел и понимала, насколько это глупо, кровать представлялась ей сейчас пусть ненадежным, но все же убежищем, где можно укрыться.
Незваный гость тем временем успел добраться до лестничной площадки. Внезапно Элайзабел поняла, отчего звук его шагов показался ей странным – его ступни были мокрыми. Звук, который они производили, соприкасаясь с деревянными ступенями, не походил на стук подошв. Это было шлепанье по твердому дереву босых и мокрых, скорее всего, перепончатых лап. Теперь в такт шагам до слуха ее доносились клокочущее бульканье и хрипы чьего-то тяжелого дыхания – ну ни дать ни взять одышливый старик, взбирающийся по крутой лестнице.
Мысль эта неожиданно придала ей смелости. Элайзабел откинула одеяло и ступила на коврик у кровати. Зажечь лампу она не решилась, втайне надеясь, что, быть может, не увидав под дверью света, неведомое существо, вторгшееся в дом, подумает, что комната пуста, и уйдет восвояси. Стараясь не шуметь, девушка напряженно, так что тело едва не свела судорога, двинулась вперед. Навстречу ей из зеркала над туалетным столиком шагнуло отражение. Приблизившись, Элайзабел несказанно удивилась тому, что, несмотря на свой панический страх, выглядит совершенно нормально.
Шаги раздавались все ближе. Теперь их сопровождало не только булькающее дыхание, но и звук чего-то тяжелого, передвигаемого по полу волоком. Элайзабел боязливо покосилась на дверь. На секунду ей показалось, что неизвестное существо уже стоит на пороге. Но, к счастью, дверь оставалась запертой. Элайзабел осторожно потянула за ручку верхнего ящика.
Однако тот был на замке. Она в отчаянии попробовала другой и так при этом спешила, что рванула его на себя гораздо резче, чем намеревалась. Ящик скрипнул, и в тишине комнаты звук этот показался ей громче пистолетного выстрела. От страха у нее подогнулись колени.
Звук шагов за дверью стих. Как ни странно, эта пауза напугала Элайзабел гораздо больше, чем скрип ступеней. В воздухе вдруг запахло морем, соленой морской водой. Она готова была поклясться, что даже ощущает на губах солоновато-йодистый вкус. Холод в комнате стал просто невыносимым. Элайзабел дрожала с головы до пят. Пальцы рук и ног, уши и кончик носа у нее онемели. Выдыхаемый ею воздух тотчас же превращался в густые клубы тумана, напоминавшие комки ваты.
«Холодно и мрачно, как на дне морском», – подумала она. И словно в подтверждение своих мыслей, почувствовала, как влага пропитывает ее ночную рубаху, каплями выступает на коже и склеивает волосы, которые облепляют лицо холодной мокрой массой наподобие водорослей. Тело била крупная дрожь, унять которую она была не в силах. Стуча зубами от холода, Элайзабел наклонила голову и заглянула в ящик. Там, на ее счастье, оказался нож, но не для бумаг, а настоящий стальной клинок со странным волнистым лезвием.
И тут дверь спальни содрогнулась под чьим-то мощным ударом. Девушка вскрикнула, схватила нож и забралась в кровать, поджав под себя ноги и не сводя глаз с двери, которая скрипела и стонала, не поддаваясь натиску извне, пока Элайзабел не завизжала что было сил, только чтобы перекрыть хоть на какое-то время этот страшный звук.
«Возможно ли, чтобы Таниэль, если он в доме, не слышал этого грохота?» – в отчаянии подумала она. Наверное, ушел на охоту.
Если только это не он собственной персоной ломится в ее дверь.
Шум и треск внезапно стихли. Элайзабел все так же сидела в кровати с зажатым в руке ножом, подобрав под себя ноги и не сводя глаз с двери. Она готова была отразить нападение врага, кем бы тот ни оказался. Ее кожа все еще оставалась влажной, волосы по-прежнему напоминали спутанные водоросли.
Ключ начал медленно поворачиваться в замочной скважине.
Элайзабел, оцепенев от ужаса, смотрела, как он вращается, медленно, миллиметр за миллиметром, неумолимо приближая страшный миг, когда она окажется лицом к лицу с тем, кто так жаждал до нее добраться.
Но вот замок щелкнул. Звук этот буквально оглушил ее.
Дверь слегка приотворилась. Сквозь образовавшуюся небольшую щель было невозможно разглядеть, кто стоял у порога.
Между тем этот кто-то не двигался и не издавал ни звука.
Кэтлин вернулась с ночной охоты невредимой, если не считать нескольких царапин и синяков. А также того, что она потратила время впустую: когда она добралась туда, где накануне были замечены крышеходы, тех уже и след простыл. Остаток ночи она мчалась по их следу, но настичь гнусных тварей ей так и не удалось.
Она застала Таниэля сидящим в кресле у камина со стаканом бренди в руке.
– Доброе утро! – Голос Кэтлин звучал, как всегда, бодро и жизнерадостно.
Таниэль ей не ответил.
Она подошла к камину и уселась в соседнее кресло. Таниэль взял со столика чистый стакан, до половины наполнил его бренди и молча протянул ей.
– Это мне? Таниэль, как мило!
– События развиваются, – хмуро сообщил он.
Кэтлин поудобнее устроилась в кресле.
– В твоих устах это звучит довольно зловеще.
– Незадолго до рассвета я услыхал крики Элайзабел. Поднялся наверх и застал ее обезумевшей от страха. Она была совершенно невменяемой. Мне пришлось почти час ее успокаивать, пока она наконец пришла в себя и смогла внятно рассказать, что произошло.
– И что же с ней стряслось?
Он пересказал события минувшей ночи и упомянул о незваном визитере, который так напугал Элайзабел.
– Я дал ей успокоительное. Она задремала и, надеюсь, проспит еще несколько часов.
– А ты, выходит, не слыхал, как он проник в дом?
– В том-то и дело, что нет. Скажи честно, что ты обо всем этом думаешь?
Кэтлин помедлила с ответом, глядя в свой стакан с бренди, который она согревала, обхватив донышко обеими ладонями.
– По-моему, девушка не в себе, – произнесла она наконец.
Таниэль нахмурился. Эти слова явно пришлись ему не по душе. Он ждал от Кэтлин чего-то другого.
– Ты ей веришь, – вздохнула она. Голос ее отдался эхом в его стакане, который он как раз поднес к губам, чтобы сделать очередной глоток.
– Видишь ли, она очень точно его описала, – задумчиво сказал он. – Разве такое выдумаешь? Я уверен, это был дрог.
– Это было описание дрога, какое приводится в учебниках, – мягко возразила Кэтлин. – Что лает повод для сомнений, согласись. Она могла о нем прочитать где угодно и запомнить. Мы ведь по-прежнему ничего не знаем о ее прошлом. А главное, если верить тем же учебникам, утопленники всего дважды появлялись на поверхности земли.
– Я осмотрел спальню самым тщательным образом, – не сдавался Таниэль, меряя шагами комнату, в которой становилось все светлее, по мере того как солнце входило в зенит. – Там было очень сыро, а твои магические знаки возле двери частью стерты, частью искажены до неузнаваемости. Кто-то явно пытался разрушить это заграждение и пробраться внутрь.
– Или попросту стер некоторые из них и нарисовал другие. Что может быть проще? Да ты сам подумай, Таниэль! Она ведь всего-навсего маленькая бродяжка, страдающая амнезией. Ради всего святого, ну кто стал бы посылать за ней дрога? Ты хоть представляешь, какого труда стоит вызвать на землю любого из них?
Таниэль уселся напротив окна. Холодный, ясный свет, лившийся в комнату сквозь стекло, позолотил его светлые волосы, отчего они стали похожи на пышный искрящийся нимб. Кэтлин со вздохом поднялась и сладко потянулась. Она подошла к своему бывшему ученику и заговорила с непривычной для нее нежностью:
– Я вижу, как тебе хочется, чтобы она пришла в себя и стала как все. Я-то тебя понимаю, Таниэль. Видит бог, ты так мало общаешься с другими людьми. Работаешь ночами, всегда один. Одному трудно на свете. А ведь тебе всего семнадцать. В этом возрасте просто необходимо с кем-то дружить.
– У меня есть ты, – ответил он.
– Я не в счет, – отмахнулась Кэтлин. – Я прежде всего твоя наставница, да и потом, говоря по правде, я для тебя старовата. Тебе необходимо общество сверстников, вот я о чем. И поэтому прошу тебя, прислушайся к моим словам. Не поддавайся несбыточной надежде, Таниэль. Я-то догадываюсь, что у тебя на уме. Ты хочешь, чтобы она поселилась в этом доме.
К полной ее неожиданности, Таниэль издал негромкий смешок.
– Поселилась? А где, по-твоему, она стала бы ночевать? Мне ведь в конце концов надоест спать в кресле, захочется отдохнуть по-человечески, в собственной кровати. – Казалось, он собирался и дальше развивать эту тему, но отчего-то внезапно умолк и, вытащив из кармана письмо, протянул его Кэтлин. – На вот, прочти. Доставлено час назад.
С этими словами он поднялся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Кэтлин повертела в руках вскрытый конверт. Письмо было от доктора Пайка из «Редфордских угодий». Вынув листок из конверта, она принялась читать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43