Мы программируем видеорекордеры, чтобы смотреть телепрограммы по собственному расписанию, а не по расписанию телесетей. Мы записываем телешоу и передаем их из одной комнаты в другую по домашней сети. Мы слушаем сетевое и спутниковое радио, которое нам по вкусу. Мы скачиваем музыку из Интернета и загружаем в МР3-плейеры или записываем на CD. А некоторые из нас записывают собственную музыку и распространяют ее в Интернете.
Мы сами создаем медиа. В некотором смысле мы сами являемся медиа.
Однако цифровая культура переживает упадок. Влиятельные компании, размахивая флагом борьбы с пиратством и защиты авторских прав, грозятся повернуть часы назад, запретить частное оборудование, донельзя упростить телевидение и покорежить наши компьютеры. И это не какая-то отдаленная угроза – все это происходит прямо сейчас.
Вопреки однобокому освещению вопроса в СМИ цифровая медиа-революция не сводится к пиратству и обмену файлами. Я надеюсь расширить границы дискуссии, обратив внимание на такие новые достижения цифровой культуры, как частный медиа-контент, культура взаимодействия, изменение формата, Edge TV, открытые медиа, цифровые права и даркнет.
А теперь несколько слов о названии. Всюду в книге термин «даркнет» [darknet ] будет использоваться для обозначения подпольных или закрытых сетей, в которых люди обмениваются файлами и анонимно общаются. Однако я хочу предложить два более глубоких значения.
Во-первых, даркнет – это метафора скрытой сетевой материи: цветущей буйным цветом поросли блогов, независимых сайтов и общественных СМИ, находящихся за пределами влияния крупных медиа-корпораций. Все это вместе, весь этот «длинный хвост», как выразился главный редактор Wired Крис Андерсон, значительно превосходит красочные материалы коммерческих веб-сайтов, с их впечатляющим на первый взгляд объемом траффика. Темный хвост – надежда и опора Интернета.
Во-вторых, «Даркнет» – это предостережение о возможности рождения мира, в котором цифровые медиа будет ограничены, будущего, где Сеть служит не пользователям, а Голливуду и звукозаписывающим компаниям. Если сохранятся нынешние анти-инновационные тенденции, открытый Интернет будет вынужден все глубже уходить в подполье.
Следующие несколько лет станут решающими. Джо Краус из общественной организации DigitalConsumer.org предостерегает: «Исход битвы определит права потребителей на следующие пятьдесят лет».
В этой культурной войне крупнейшие развлекательные корпорации и их сторонники среди политиков пытаются захватить контроль над цифровыми технологиями, в то время как пользователи всеми законными, а иногда и незаконными средствами стараются избежать этих ограничений. День ото дня ожесточающийся конфликт разворачивается в кабинетах законодателей, залах суда и все чаще в сфере проектирования электронных устройств, медиа-плейеров, персональных компьютеров и цифровых телевизоров, которые только-только начинают появляться в нашей жизни.
Не слышен лишь один голос: твой голос. Его благоразумный, негромкий звук потерялся в шуме. Однако теперь, когда борьба переместилась в гостиные, общественность начала волноваться. То, что когда-то было малопонятным направлением государственной политики, может перерасти в массовое движение.
Меня эта тема занимала с самого начала, завораживали вспышки культурного конфликта. На протяжении всей своей карьеры я метался между миром людей творческих профессий и миром технарей. Как журналист, делавший обзоры новинок индустрии развлечений и новых технологий для журналов и газет, а затем как менеджер стартапов, занимающихся высокими технологиями, я видел бездонную пропасть между взглядами людей из медиа и технарей. Они не просто не пытаются наладить контакт друг с другом. Они говорят на разных языках.
Мои друзья здесь, в нашей столице технологий (в Кремниевой долине и районе залива Сан-Франциско), живут на острие прогресса: работают над программным обеспечением для блогов, wi-fi, социальными сетями, Wiki, системами электронной коммерции, персональными видеорекордерами и другими потрясающими вещами, которые скоро станут частью повседневной жизни. И мои друзья – за то, чтобы контроль был в руках пользователя, за гибкость систем и за медиа, построенные на основе модели «от-многих-ко-многим»
Многие мои друзья из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса работают в сфере создания контента: среди них есть музыканты, художники, а также писатели, редакторы и менеджеры общенациональных газет, журналов и других медиа-компаний. Эти люди рассматривают вещание исключительно как модель «от-одного-ко-многим», подразумевающую контроль сверху и незначительное взаимодействие с аудиторией. А это прекрасный способ вызвать неприятие и отчуждение клиента.
Эти две главные точки зрения пропитывают войну идей, в которой цифровая культура (подразумевающая взаимодействие, совместная, направленная «снизу вверх») противостоит культуре крупных медиа-компаний (исключающей взаимодействие, контролирующей, направленной «сверху вниз»).
Я взялся за работу с убеждением: я люблю кино, книги и телевизионные шоу. Кроме того, я большой фанат технических штуковин, вроде компьютеров, гаджетов и прочих электронных игрушек. Я верю в традиционные принципы копирайта, в то, что общество должно давать музыкантам, писателям, создателям фильмов и людям других творческих профессий определенные права и денежное вознаграждение в обмен на открытый доступ к их произведениям. Теперь, окончив эту книгу, я, как никогда, уверен, что копирайт является базовым принципом нашей культуры. Но мне также стало ясно, что крайние меры, на которые идут законодатели и частный бизнес, ограничивают общественные цифровые свободы, что грозит связать творческую культуру по рукам и ногам.
За два года исследований для этой книги я прошел по извилистой тропке, которая вела меня от крупнейших медиа-центров до отдаленных деревушек, от развлекательных столиц Нью-Йорка и Голливуда до политических коридоров Вашингтона, от Кремниевой долины до аванпостов технологии в Техасе и Мэне. Я брал интервью у множества людей, находящихся по обе стороны баррикад, и был поражен тем, насколько эта тема не совпадает с обычными идеологическими спорами. Сторонников прогресса волнует, что в интересах корпораций ограничиваются свобода слова и право на добросовестное использование. Консерваторы обеспокоены тем, что чрезмерно строгие государственные законы будут препятствовать созданию инновационных технологий фирмами-стартапами и позволят конкурентам навредить крупным компаниям, слишком легкомысленно относящимся к авторским правам. В то же время музыканты, продюсеры и художники всех политических мастей боятся лишиться средств к существованию, если даркнет продолжит развиваться.
В других книгах эта тема рассматривается через призму законодательства об авторском праве. Меня же интересовали люди, захваченные фундаментальными изменениями в культуре. Я пытался подойти к делу как журналист, но вовсе без холодной незаинтересованности объективного постороннего наблюдателя. Хотя большую часть книги занимает описание событий, в ней вы найдете и множество мнений. Вот одно из них: мне не по пути с теми, кто защищает неограниченный файловый обмен, грозящий оставить людей творческих профессий в лохмотьях на улице. Те, кого волнует право общества быть частью медиа-культуры, не должны мириться с незаконным использованием и присвоением плодов творчества других людей. Цифровая революция обещает нам гораздо больше, чем банальную «страну удовольствий», в которой люди могут беспрепятственно воровать музыкальные композиции и фильмы.
С другой стороны, киностудии и звукозаписывающие компании, вешая ярлык пирата на любого, кто использует контент непредусмотренным способом, и пытаясь внедрить такую цифровую защиту контента, которая не оставляет места традиционному праву на добросовестное использование, отпугивают от себя клиентов и используют деловую практику, не отвечающую их собственным долгосрочным интересам. Им было бы полезней тратить больше энергии на создание легальных, дружественных клиенту проигрывателей для фильмов, музыки, телепередач и других видов мультимедийной информации.
В цифровую эру нужны новые законы: не коробка бесплатных леденцов от интернет-пиратов, а разумная политика и модели бизнеса, которые поощряют творческих людей и подразумевают уважение к ним, а не убивают живые изменения в цифровой культуре, например создание ремиксов и повторное использование. Мы должны предотвратить цифровое воровство, но также должны понимать, что молодые люди, которые ходят в кино, слушают музыку и играют в видеоигры, смотрят на все совсем иначе, чем их родители. Они ждут взаимодействия, ответной реакции, возможности изменить готовый продукт. Медиа-контент стремится двигаться в обоих направлениях, а не только по односторонним трубам Голливуда. Основным назначением Интернета является обмен опытом. Бизнес и законодатели должны приспособиться к этой реальности.
Главный вопрос «Даркнет»: в каком мире медиа мы хотим жить? Исход затянувшейся борьбы определит, как мы будем разрабатывать инновации, обучать детей, создавать и распространять информацию, общаться с друзьями, рассказывать истории и вносить собственный вклад в культуру. В конечном счете ответ на главный вопрос этой книги покажет, каким обществом мы хотим стать.
1. Персональная медиа-революция
Однажды в начале 1980-х годов десятилетний Крис Стромполос из городка Флайспек (штат Миссисипи) сидел у окна своей спальни и предавался фантазиям. Он мечтал о том, чтобы в маленьком сером городке подул ветер приключений. Душным июньским днем он нашел машину для приключений в местном кинотеатре. Разинув рот, он следил за тем, как Харрисон Форд убегает от катящегося валуна, уклоняется от роя летящих стрел и раскачивается над ямой, кишащей змеями, в фильме «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега».
Крис Стромполос был ошеломлен. Фильм увлек его так, как до сих пор не увлекало ничто другое. Он подумал: «Я хочу сделать это».
И он сделал.
Первым, кому Крис поведал свою бредовую идею, был Эрик Зала, семиклассник из школы в Галфпорте, где учился Крис. Крис не стал предлагать ему снять за выходные на заднем дворе простенькую версию «Индианы Джонса». О нет. Он предложил воссоздать весь фильм, сцену за сценой. Он хотел снять полноценный римейк блокбастера Стивена Спилберга, на создание которого было потрачено 20 миллионов долларов и который собрал 242 миллиона долларов в американском прокате.
Крис и Эрик были куда более ограничены в средствах, поэтому от некоторых идей им пришлось отказаться, однако ребята знали, что у них конечно же все получится! Подающий надежды мультипликатор Эрик занялся подготовкой костюмов для всех персонажей фильма. Вскоре в команде появился кинолюбитель, бездельник Джейсон Лэмб. Голова Джейсона давно была занята спецэффектами, гримом, декорациями и освещением. Он взял на себя операторскую работу и увесистую видеокамеру Sony Betamax. Эрик создал раскадровку для всех шестисот сорока девяти сцен фильма. Веселый и слегка полноватый Крис получил главную роль, роль Индианы Джонса.
Съемки шли своим чередом. Шли месяцы, а за ними и годы. Ребята просили дарить им на дни рождения реквизит и оборудование: Крис получил кнут, Эрик – шляпу. Заработав за лето денег на доставке пиццы, Джейсон купил VHS-видеокамеру. Выходные проходили не за игрой в бейсбол или новой приставкой Atari, а за заучиванием ролей, созданием резиновых масок и съемкой множества дублей, пока ребята не видели, что все получилось именно так, как они задумывали. Почти семь лет спустя фильм был готов.
Те, кому довелось видеть результат, в том числе создатель фан-сайта фильма «Ain't It Cool News» Гэрри Ноулз и журналист Vanity Fair Джим Уиндолф, сочли его удивительным проявлением кинематографической tour de force.
В версии «Индианы Джонса», которую сняли ребята, актер мог повзрослеть за какие-то несколько минут. Его голос грубел. Крис отпустил бороду и вырос на семь дюймов. На пленке запечатлен его самый первый поцелуй с девочкой. У девочки, играющей Марион, героиню Кэрен Аллен, появляются груди. Для фильма дети выпрыгивают в окно, взрывают грузовик, шьют сорок традиционных арабских одеяний, выпускают в подвал клубок ручных змей, строят огромные египетские статуи, окружают Индиану полуобнаженными светловолосыми воинами с копьями в руках, делают из своих друзей неполовозрелых нацистов и бандитов из Гималаев с наклеенными бородами, а также многократно убивают Курта, младшего брата Эрика. Один из спецэффектов заключался в том, что при попадании в актера пули из спрятанного под рубашкой презерватива начинает сочиться искусственная кровь. Кроме того, создатели фильма внесли несколько творческих изменений: самолет заменила моторная лодка, щенок Криса изображал ручную обезьянку Марион, центр Галфпорта стал Каиром, а гора мусора превратилась в Сахару. И все же им удалось точно воссоздать оригинальный фильм: глыба, несущаяся на Индиану в перуанской пещере (на самом деле – подвал в доме мамы Эрика), живые гадюки (в действительности – полозы и удавы), подводная лодка времен Второй мировой войны, журнал Life 1932 года и гонки на вагонетках, заставляющие учащенно биться сердце. И всюду взрывы и языки пламени. (Позже Джейсон расскажет, как они ухитрялись доставать пиротехнику: «Я выглядел на двадцать и мог пойти в магазин и купить пороха». В конце концов, дело было в Миссисипи.)
Иногда случались и неудачи, как, например, в тот день, когда ребята, изготовив искусственный валун, обнаружили, что не могут выкатить его из комнаты Криса. Или в тот раз, когда они налили Эрику на лицо слой промышленного бетона толщиной в три дюйма, чтобы сделать слепок для маски; после неудачной попытки снять маску Эрика тут же отвезли в больницу, где для удаления бетона пришлось делать операцию, стоившую Эрику ресниц и половины брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51