Когда в 1340 году Эдуард III впервые назначил канцлером мирянина, ему пришлось выплачивать ему Ј 500 в год – более 25 тыс. на современные деньги – больше, чем он мог позволить, так что он мог поддержать свой чиновничий аппарат без жалования епископа. Справедливым также казалось и то, что некоторые церковные пожертвования должны использоваться для подержания служителей и чиновников папства, чья работа по организации и регулирования церкви служила целям всех христиан. Бенефиции наиболее богатых кафедральных соборов и коллегиатских церквей, чьи обязанности по проведению литургии могли исполняться викарием и церковным хором, находящимся на постоянном жаловании, сильно использовались для этого как Короной, так и папой, в особенности папой, который должен был обеспечить не только для членов своего растущего двора, но для достойных служителей Церкви в каждой стране христианского мира, постоянную преемственность своей курии, лично или назначив доверенное лицо, чтобы иметь возможность просить о бенефициях.
Однако, шокируя умы современников, это изменение использования пожертвований на административные нужды церкви и государства давало бенефициарием – так как церковная бенефиция являлась пожизненным фригольдом – возможности для экономической независимости, что позволяло им стать чем-то большим, нежели простыми исполнителями воли своих дарителей. Используемые папой и государем, графом и бароном для вознаграждения тех клириков, которые служили им, бенефиции также помогали сохранить баланс в управлении обществом и обеспечить то ограничение деспотической власти, которое постоянно искала средневековая Церковь.
На протяжении XIV века более половины английских епископов было занято на государственных должностях. Многие из них получили свое назначение через административную службу при дворе короля. В 1300 году епископство было представлено только двумя гражданскими служащими, спустя четверть века их было уже 12, большинство из них служили в ведомстве Гардероба или являлись его бывшими чиновниками. При Эдуарде III епископы находились в наиболее привилегированном положении, занимая посты хранителя Малой печати, в 1350 году шесть из семнадцати епископов имели государственные должности. Хотя в Англии никогда и не существовало аристократической монополии на высшие церковные посты, как в некоторых континентальных странах, около пятой части епископов происходило из землевладельческих и рыцарских семей, окружавших трон, – Бомонов, Кобемов, Беркли, Бергершей, Куртене. Большинство же являлось выходцами из средних слоев, а в некоторых случаях встречалось и низкое происхождение. Где-то каждые двое из трех имели университетское образование, обычное в области церковного права – предмета, наиболее полезного для исполнения обязанностей королевского и баронского чиновника.
Такие прелаты недолго задерживались в сельской местности, проповедуя и принимая крещение подобно первопроходцам из Рима и Айоны, первыми принесшим веру в Англию. Епископ являлся крупным местным магнатом, владея доходами с многочисленных маноров и рыцарских ленов, одеваясь с княжеской пышностью и пребывая в богатстве. Его доход в две или три тысячи фунтов в год был сказочным, по сравнению с годовым заработком пастуха или пахаря в сорок или пятьдесят шиллингов. Замок епископа Даремского на реке Уэр являлся самой мощной крепостью на севере; епископ Экзетерский только в Девоншире имел девять резиденций. Архиепископский дворец в Бишопторпе, где Эдуард II восстанавливал свои силы после Бэннокберна, являлся всего лишь одним из двух десятков подобных домов, принадлежавших северной метрополии; епископ Линкольнский имел десять дворцов и сорок имений, включая, как и многие другие прелаты, особняк в Лондоне, из которого он осуществлял исполнение своих обязанностей в качестве пэра королевства и посещал собрания парламента и королевского совета. Когда епископ путешествовал, он восседал или верхом на лошади, или в носилках, имея свиту из тридцати или сорока конных клириков и других вассалов, включая рыцарей и тяжеловооруженных воинов, призванных из его земель для охраны его персоны от грабителей.
Даже при исполнении своих чисто церковных обязанностей епископ в XIV веке являлся администратором, управляя богатством и осуществляя правосудие в своем диоцезе и имениях, которой наделило его благочестие и набожность прошлых эпох. Если он был не занят на королевской службе, то он должен был посещать каждую часть своего диоцеза, выясняя либо лично, либо через своих чиновников положение дел в каждом приходе или религиозном доме, который не был высвобожден специальной папской буллой из-под его юрисдикции. Он должен был посвящать в сан священников и вводить вновь получивших в бенефицию, благословлять молодых, собирать синод клириков диоцеза, освящать церкви и выпускать лицензии для капелл и частных часовен, а также отлучать от церкви или каким-либо другим образом наказывать мирян, не платящих десятину, отказывающихся от наложения епитимьи за свои грехи или совершивших преступления или святотатственные действия на территории святого храма. Его должность заключалась не столько в том, чтобы учить и наставлять свою паству, сколько дисциплинировать ее. Он был обычным судьей – judex ordinarium– в своем диоцезе. Как его «Господь Отец» он должен был осуществлять проведение закона Церкви в жизнь и исправлять и наказывать грешников. Словами Ленгленда, его чиновники «собрались на краю, чтобы вытаскивать людей из Ада... и бросать туда грешников».
Ему помогало огромное количество различных судов, осуществлявших канонический или церковный закон. Его собственный епископский суд, под председательством либо его самого, либо его канцлера, рассматривал особо тяжелые церковные преступления и такие моральные провинности мирян, как лжесвидетельство, ростовщичество, нападения на монашек и нарушение права церковного убежища на неприкосновенность – права Церкви предложить ограниченное, а в некоторых случаях, и неограниченное убежище на Святой Земле для скрывающихся от правосудия. Дела, которые не требовали личного вмешательства епископа, рассматривались в суде консистории диоцеза под председательством ученого церковного юриста, который назывался принципалом, в то время как в главных отделениях диоцеза другой церковный дигнитарий, архидьякон, осуществлял, лично или через помощников, епископские функции по посещению и наказанию прихожан. В самом большом английском диоцезе – Линкольне, существовало восемь архидьяконств; в других же, таких, как Рочестер, Или или Карлайл, только одно. Более мелкие юридические подразделения, часто соотносившиеся с сотнями или вапентеками графств, управлялись сельскими дьяконами или деканами, чьи полномочия, однако, к изучаемому времени выходили из употребления.
Окружение епископа называлось фамилией или семьей и включало капелланов, регистраторов, нотариев, клерков, придворных рыцарей, йоменов и конюхов. Наиболее важным его членом был главный викарий, которому он делегировал все функции, которые он не мог исполнять лично, за исключением тех, для которых был необходим епископский сан, то есть рукоположение, конфирмация и освещение церквей. Для их исполнения, если он отсутствовал или был занят при дворе, он мог нанять викарного епископа, обычно из состава свободных епископов-миссионеров, которые, отправляясь по приказу папы в диоцезы языческих земель – «in pertibus infidelium»– или в дикие районы Ирландии, не могли осуществлять своих функций, но получали вознаграждение за свой приход. Даже с такой помощью сознательный епископ, не занятый постоянно при дворе, должен был постоянно путешествовать по своему диоцезу, останавливаться в том или ином из своих епископских маноров или религиозных домах или ректорств. Оливер Саттон, прелат с глубоким осознанием своих обязанностей перед паствой, царствовавший над Линкольном на протяжении последних двух десятилетий XIII века, ночевал под разным кровом по крайней мере раз в неделю на протяжении практически всего времени нахождения в должности.
* * *
Между жизнью такого магнифика и бедным священником, который служил простым англичанам, пролегала такая же пропасть, как между Цезарем Августом и основателем христианской веры. Священник приходской церкви был обычно сыном крестьянина, ведущим такой же образ жизни, как и его паства. Обученный в лучшем случае в монастырской или грамматической школе достаточному знанию латыни, чтобы читать писание и произносить службу на языке, перед которым благоговели его прихожане, но недостаточного для того, чтобы понимать латинскую речь, будучи единственным образованным человеком в приходе, он жил подобно любому другому крестьянину, обрабатывая небольшой клочок земли или «пасторский двор» – держание, которое состояло из 50 или 60 акров и находилось на общинных полях. Он также получал взносы и подношения от прихожан за совершение крещений, свадеб, благодарений, посещений умирающих и похороны – традиционный взнос за упокой души у открытой могилы. К XIV веку почти в каждой деревне имелся собственный ректор или пастор – personaданного места – служивший в церковной административной единице под названием приход и обеспеченный законом получать с каждого прихожанина десятую часть имущества или десятину. Но в случае многих более богатых приходов право представления на приход или advowson,как его называли, отдавалось его патроном – возможно, потомком того, на чьи пожертвования была основана церковь, – монастырю, колледжу, кафедральному собору или другому церковному учреждению, которое, аккумулируя огромное количество своих доходов, платило специально назначенному лицу за осуществления обязанностей по исцелению страждущих. В других случаях владелец права представления на приход, представлявшего собой нечто вроде законной собственности, жаловал приход тому, кто имел наследственные права или обещающему молодому человеку, проявившему себя на ученом поприще, который получил епископское разрешение жить вне прихода, которому было позволено нанять викария или «постоянного куратора», пока он завершал свое обучение или исполнял более важные церковные обязанности где-нибудь еще. Обычно отсутствующий ректор получал «большую» десятину из доли урожая и скота, в то же время позволяя своему викарию обрабатывать приходской надел и получать «малую» десятину из свиней, гусей, дичи, яиц, овощей и фруктов, льна, меда и рыбы. В других случаях исполнявший обязанности приходского священника, который по церковному закону должен был по крайней мере обеспечить себе долю доходов с бенефиции для подержания существования, получал стипендию наличными деньгами и натуральным продуктом. Так, викарий Стиксвуда в графстве Линкольншир получал каждую неделю четырнадцать караваев и четырнадцать галлонов пива, плюс семь караваев хлеба худшего качества для слуг, которые помогали ему обрабатывать землю.
Именно таким образом большая часть богатств, которая была предназначена для исцеления страждущих, – главной задачи церкви, – была приспособлена к другим нуждам. К концу царствования Эдуарда I около пятой части церквей страны находилось в таком владении. Тогда как около трети их дохода доходило до приходских священников, а так как предполагалось, что держатель паствы должен посвящать две трети своей десятины содержанию алтаря и помощи беднякам прихода, то как приходская беднота, так и церковные постройки, обычно находились в пренебрежении. Лишенный большой десятины, викарий склонялся к тому, чтобы выбивать из своих прихожан «малую» десятину – а именно она сильнее всего била по крепостным крестьянам и мелким землевладельцам – и тратить слишком много времени на обработку своего приходского участка земли и уходом за скотиной. Озабоченность простого приходского духовенства сельскохозяйственными делами постоянно отмечается в записях епископского двора того времени. Во время посещения архидьякона служка одной девонширской церкви жаловался, что викарий, хотя и во многих отношениях достойный человек, держит свою скотину на церковном дворе – «отчего он ужасно затоптан и сильно загажен» – присваивает церковный лес для строительства своей фермы и варит свой солод и хранит свое зерно в нефе церкви, «отчего его слуги, входя и выходя, открывают дверь и, во время бури, врывается ветер и обыкновенно срывает с церкви крышу».
При этом существовала определенная компенсация. Для простого селянина церковь представлялась человеком из его класса, привыкшего с детства к тем же сельскохозяйственным занятиям и образу жизни, как и он сам. Хотя он, может быть, и не был способен толковать латинские проповеди и службы, он пел наизусть у алтаря, и хотя у него, возможно, и были некоторые трудности при посвящении в сан, чтобы удовлетворить епископские требования, но он владел необходимыми средствами или гарантиями, «титулом» как это называлось, чтобы предотвратить наложение повинностей на диоцез, ибо он понимал проблемы тех, для кого совершал богослужения. В рыночных городках и нескольких наиболее богатых сельских приходах приходским священником мог быть влиятельный человек, подобно чосеровскому пастору из Трамплингтона, который дал за своей дочерью – а по правилам, у него вообще не должно было быть детей – приданое, когда она выходила замуж за мельника. Обычно он был сыном мелкого фригольдера или отпущенного на волю виллана – ибо крепостной не мог вступить в ряды Церкви до тех пор, пока не получал вольную от своего лорда – со средним доходом в наиболее процветающих восточных графствах в 10 или 11 фунтов в год, что равно примерно той же сумме, но в неделю, по современным меркам. В некоторых случаях его заработок исчислялся только 3 или 4 фунтами в год, не более чем доход крестьянина с двенадцати акров возделываемой земли. Его симпатии и интересы совпадали с симпатиями и интересами прихожан, даже если его бедность иногда приводила к спорам о том, какие взносы они должны были платить, или втягивала их в наиболее нелюбимую форму приходского отлучения от Церкви, «отлучение за десятину».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100