реквизиции для нужд королевского двора, сборы, введенные в соответствии с «новыми» обычаями его отца, намеренное обесценивание денег, юридические проволочки и продажа индульгенций преступникам. Но через несколько недель после возвращения Гавестон вновь был со всеми в ссоре. Он был весьма остроумен и всегда подвергал насмешкам магнатов, что очень радовало его несерьезного господина. Самый преданный из графов, болезненный, с крючковатым носом Пемброк получил прозвище Иосиф-еврей, Гай, граф Уорика, – «черная гончая Арденна», молодого шурина Гавестона, Глостера, одного из немногих приверженцев Короны, называли «кукушонком» или бастардом, нелюбезно напоминая о той скорости, с которой его мать, сестра короля, вышла замуж за молодого рыцаря Ральфа де Мортемера после смерти старого графа Глостера. А граф Ланкастера, двоюродный брат Эдуарда, отличавшийся мощным телосложением и коротко стригший щетинистые волосы, был окрещен «черным боровом» и «простолюдином». Все, включая самих графов, знали эти «имена»; об этом позаботились беспечные молодые дружки Гавестона.
Осенью пятеро крупнейших магнатов королевства – Линкольн, его зять Ланкастер, Уорик, Оксфорд и Арондел – отказались принять участие в совете в Йорке, так как там должен был присутствовать королевский любимец. Даже Глостер сообщил своему царственному дяде, что, так как Стемфордские статьи были нарушены, сбор средств на шотландскую войну, за который проголосовал парламент, будет приостановлен. В начале следующего года бароны с оружием появились в палате совета. Они заявили, что король, который находится под влиянием порочных советчиков, растратил деньги, данные парламентом, сократил свои доходы, что заставило его жить вымогательством, и, потеряв Шотландию, лишил Корону ее наследия. Они настаивали па немедленном назначении исполнительного совета «Лордов Ордайнеров», чтобы провести реформы в государстве. Когда король замешкался, они сказали ему, что не будут «более считать его за своего короля, не будут хранить клятву верности, которую принесли ему, так как оп сам не сдержал клятву, что давал на коронации». Раздраженный Эдуард согласился. 17 марта 1310 года в Расписной Палате было объявлено, что на следующие восемнадцать месяцев архиепископ Кентерберийский и шесть епископов, графы Линкольна, Ланкастера, Глостера, Херефорда, Уорика, Пемброка, Ричмонда и Арон деля, и пять баронов должны будут «предопределять и укреплять королевство и королевский двор в соответствии с правом и здравым смыслом».
Однако в своих собственных глазах и в глазах большей массы его подданных король оставался королем. Магнаты могли принудить его лишь с помощью оружия; они могли только временно лишить его права осуществления королевских функций, как это сделали их предшественники во главе с де Монфором с его дедом. Какими бы титулами они пи заставляли его награждать их, королевские прерогативы оставались лишь его принадлежностью. Как только Лорды Ордайнеры собрались в Вестминстере, Эдуард в сопровождении своего любимца перебрался вместе со своим двором в Йорк под предлогом приготовления к завоеванию Шотландии. И хотя канцлер, епископ Чичестера Ленгтон, был Ордайнером, король вновь обрел контроль над большой печатью, высшим инструментом исполнительной власти, назначив на его место другого прелата, Уолтера Рейнолдса, епископа Вустерского, своего бывшего священника, который, как говорили, получил благосклонность Эдуарда, так как с легкостью сочинял пьесы.
Все это играло на руку шотландцам. Пятеро из их графов – Бьюкен, Атолл, Росс, Марч и Энгус – до сих пор оставались приверженцами английской короны либо Баллиоля, а в двадцати самых укрепленных замках находились английские гарнизоны. Но даже новое папское отлучение за «проклятую приверженность беззаконию» не могло поколебать сопротивление короля Роберта и его народа. В начале 1310 года, проигнорировав римские анафемы, главный церковный собор шотландской церкви, собравшийся в Грейфрайарской церкви в Данди, признал его «истинным наследником короны». И хотя Ордайнеры отказались признать это, дальнейшее вторжение в Шотландию той осенью лишь укрепило его позиции. 16 сентября Эдуард вместе с Николасом Сегрейвом, действующим в качестве маршала в отсутствие наследственного владельца должности, перешел Твид и вошел в Роксбург. Из крупных магнатов только Суррей и Глостер сопровождали его. Когда он двинулся через Селкиркский лес и Ланкашир к Линлитгоу, Брюс просто ретировался в Стерлинг, опустошая окрестности. В начале ноября голодные захватчики вернулись в Берик.
Вторая, весенняя, кампания короля и Гавестона была не более успешной. Даже на море англичане подвергались нападениям каперов, действующих не только со своих собственных гаваней, но и из Фландрии. Король оставался в Берике как можно дольше, отсрочивая ужасный день, когда он должен будет встретиться с Ордайнерами. Затем, в начале августа 1311 года, оставив ради безопасности Гавестона в Бамбургском замке, из-за недостатка денег Эдуарду пришлось вернуться в Лондон.
Здесь, после напрасного паломничества к мощам Бекета в Кентербери, он встретился с лордами парламента, предложив согласиться со всем, что они предложат, лишь бы Гавестона пощадили. Но враги гасконца были непреклонны. 27 сентября архиепископ Уинчелси и графы Ланкастера, Уорика, Пемброка и Херефорда огласили в Полс Кроссе «Статьи Ордайнеров». 5 октября было объявлено, что король согласился с ними.
Ордонансы превратили короля в государственного чиновника, которому вменялось выполнять волю магнатов посредством должностных лиц, контролируемых парламентом. Они хотели передать королевскую власть от Эдуарда и сохранившихся придворных чиновников, управляющего и хранителей и контролеров Гардероба, своим выдвиженцам, которые больше не должны были отвечать лично королю, но лишь королю в парламенте, абстракция, которую они сделали краеугольным камнем своей реформированной системы правления вместо Совета, созданного де Монфором пятьдесят лет назад. «Ввиду того, – провозглашали они, – что король был введен в заблуждение и получал неверные советы, мы предписываем, чтобы все плохие советники были изгнаны, ибо ни они, ни другие, подобные им, не должны быть рядом с королем или нести королевскую службу, и другие, более подходящие люди должны будут занять их места... по совету и с согласия баронов в парламенте». Ордайнеры были главным образом представителями знати, но благодаря их настойчивости на служебной ответственности перед парламентом и уверенности, что этот институт заставит заблудшего короля выполнить обязанности перед обществом, они сделали первый шаг на длинной каменистой дороге к парламентскому контролю над исполнительной властью. Они предписывали королю не ввязываться ни в одну чужеземную войну и не покидать страну без согласия парламента, который должен собираться в удобном месте по крайней мере раз в год. Все его чиновники должны поклясться поддерживать Ордонансы, а комиссия лордов должна выслушивать и выносить решения по поводу жалоб против них на каждом парламенте.
Ордонансы также устанавливали, что все налоги, навязанные с 1274 года, включая «новые» таможенные сборы на шерсть, должны быть отменены, в то время как итальянские банкиры и чужеземные купцы должны быть высланы. В том числе и Гавестон. «Все плохие советники, – было записано там, – должны быть освобождены от своих полномочий и изгнаны». Фаворит, который «отвратил сердце короля от его народа и заменил королевских министров сборищем своих людей», должен был покинуть страну из Дувра ко дню всех святых либо ему грозил суд, как над врагом государства.
Это был конец и крах Фрескобальди, но особенно катастрофическим было влияние данных пунктов на шотландскую войну. Внезапно лишившись иностранных кредитов, Ордайнеры сделали невозможным быстрый захват Шотландии. Пока происходили эти события в Вестминстере, Брюс вновь пошел в наступление. Свободный, наконец, от угрозы вторжения, он пересек Солуэй спустя одиннадцать дней после того, как король покинул Берик, чтобы подвергнуть разграблению фермы верхнего Тайндейла. Месяц спустя он вернулся и, опустошая Кокетдейл и Редесдейл, дошел до Дарема. Шотландия после шести лет войны была истощена до предела; Брюс полагал, что пора бы и землям северной Англии отведать того же самого. К концу месяца, отчаявшись получить помощь от разобщенного и захваченного другими заботами правительства, люди Нортумберленда предложили ему выкуп за свои дома и посевы. Когда Роберт вновь пересек границу, он нес с собой Ј 2000 английских денег за перемирие до февраля.
Такую дорогую цену заплатили Ордайнеры за свой триумф. Но они и не избавились от Гавестона. Хотя он и покинул Лондон по Темзе спустя два дня после назначенного дня его изгнания, до столицы в скором времени дошли слухи, что его видели в Корнуолле и на юго-западе. В ноябре, после того как приказчики велели изгнать нескольких из придворных чиновников, король сам покинул Лондон вместе с ними, жалуясь, что его провели. Он был равнодушен к управлению государством, но вмешательство в жизнь его слуг привело его в ярость. Возможно, ему не хватало гениальности Плантагенетов, но у него в избытке наличествовали плантагенетская вспыльчивость и упрямство. К концу года Гавестон открыто присоединился к нему в Виндзоре, где они совместным пиром отметили Рождество.
Гражданская война теперь была неизбежна. 7 января 1312 года Эдуард уехал на север, чтобы «избежать рабства», приказав доставить ему в Йорк большую печать. Теперь было два правительства, одно состояло из короля и чиновников его гардероба, другое – из Ордайнеров и более старых государственных ведомств в Вестминстере. Из Йорка Эдуард объявил, что «добрый верный» Петр восстановлен во всех своих должностях и ему возвращены все его владения. Ордайнеры приняли вызов, создав союз, чтобы защитить Ордонансы, и под видом турнира собрали своих слуг. Архиепископ отлучил Гавестона, в то время как Ланкастер написал королеве, обещая, что не будет знать отдыха до тех пор, пока не избавит ее от ненавистного присутствия фаворита.
На время страна полностью поддержала магнатов. Гавестон был иностранцем; чужими были и итальянские, и гасконские вымогатели, его друзья, которым, по слухам, был доверен сбор таможенных пошлин. Хартия, говорили люди, «растаяла». Из-за того, что «власть была права», пелось в популярной балладе, «земля была без закона», из-за того, что свет стал тьмой, ей не хватало веры, из-за того, что «битва была побегом», королевство лишилось чести.
В апреле король и Гавестон переместились из Йорка в Ньюкасл, под предлогом наказания шотландцев, а в действительности, чтобы спастись от баронов. Но 4 мая Ланкастер, прошедший через Пеннины, внезапно напал на них, но не сумел взять в плен. Была захвачена королева с частью королевских сокровищ, а Эдуард со своим любимцем бежали по реке в Тайнмаут, а оттуда – в Скарборо. Оставив Гавестона в замке, одном из самых укрепленных в королевстве, страдающий монарх поспешил в Йорк, чтобы поднять армию и помочь ему.
Но бароны опередили его. Следующий на юг Ланкастер преградил ему путь, а Пемброк, Суррей и Генрих Перси осадили Скарборо. Через две недели, когда запасы стали подходить к концу, Гавестон сдался на милость победителей. Они пообещали доставить его невооруженного в Йоркский монастырь 1 августа, чтобы ожидать приговора парламента.
Бароны намеревались сдержать свое слово. Но их собратья – Ордайнеры – Ланкастер, Уорик и Херефорд – упустив добычу при Ньюкасле, взяли закон в свои собственные руки. Когда, отправив фаворита под надежной охраной в замок Уоллингфорда, Пемброк оставил его на ночь в доме приходского священника в Деддиигтоне, три графа напали на него и увезли в Уорик. Продержав его там несколько дней, граф Уорика позволил Ланкастеру – человеку с «бычьим лбом», без всяких сомнений, – обезглавить его с помощью двух ирландских убийц на холмах Блэклоу. Его труп с презреньем отказались принять в замке Уорика, и предали его земле друзья бедных и изгоев, нищенствующие монахи.
Этим актом насилия убийцы раскололи баронскую оппозицию. Ланкастер сжег все мосты; любое доверие или сотрудничество между ним и ею кузеном-королем впредь было невозможным. Чувствуя себя скомпрометированными, Пемброк и Суррей отныне тяготели к приверженцам короля. Также и вся страна, несмотря на ненависть к Гавестону, была шокирована жестоким деянием. Англичане были грубым к драчливым народом, не любившим выскочек и чужеземцев, но они привыкли к закону. Кроме того, они не хотели гражданской войны.
Итогом стала роялистская реакция. Лондон сплотился вокруг короля; в любом случае Гавестон был мертв и не мог причинить вреда. 13 ноября у короля и его молодой жены-француженки в Виндзоре родился сын – будущий король Эдуард III. Опасность спорного права престолонаследия, с назначением королем Ланкастера, казалось, исчезла. В течение последующих нескольких недель с помощью посредничества папы некоторое взаимопонимание возникло между королем и магнатами. Убийц Гавестона убедили публично принести извинения в обмен на амнистию и на то, что меры, принятые против придворных чиновников, были молча прекращены.
Однако за внешним благополучием в правящих кругах усугублялся раскол. Также все чаще говорилось об успехах шотландцев. Весной 1312 года Брюс захватил замок Данди. В августе, пока его помощники покоряли последние английские крепости юго-запада, король Роберт вновь пересек границу и опустошил Тайндейл, проникнув за стены Дарема и разграбив Хартлнул. Север был в панике, и пограничные графства заплатили Ј 10000 за перемирие до весны. С огромным обозом заложников и трофеев из пяти городов Брюс с удовлетворением возвратился в свои опустошенные, обедневшие земли. В конце года он внезапно напал на Берик.
В первые месяцы 1313 года под защитой своего перемирия с северными графствами и пока Эдуард со своей женой наносил церемониальный визит во Францию, Брюс напал на королевские гарнизоны в Шотландии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100