Эдуард делал все, что мог, чтобы уладить дело. Он поручил своему кузену, Эдмунду Ланкастерскому, организовать формальную сдачу Гаскони, получив, в соответствии с феодальным законом, частное обязательство Филиппа возвратить ее, как только исходный вопрос будет урегулирован. Получив гарантии от французской королевы, Эдмунд приказал наместнику Гаскони освободить замки для констеблей Франции, после чего армия Филиппа вошла в герцогство и заняла Бордо. После шестинедельного ожидания Эдмунд спросил, когда Филипп выполнит свою часть сделки. Ответ гласил, что его французский государь ему ничего не вернет. 5 мая 1294 года в парламенте в Париже было объявлено, что герцог Аквитанский лишен своего фьефа за оскорбление власти.
Эдуард попал в свой собственный капкан; закон обманом изгнал его из французских наследственных доминионов. Только Байонна и дикие пиренейские земли на самом юге Гаскони и маленькие города Бурж и Блай в устье реки Жиронды остались в его руках. Более того, так как единственным средством сообщения с украденными территориями был водный путь, а Бордо находился в четырехстах милях от Англии, возвратить их было чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Еще более раздражало Эдуарда то, что тем летом он должен был оплатить крестовый поход за возвращение Сирии, где тремя годами ранее мамелюки лишили христиан их последнего азиатского опорного пункта. По специальному повелению папы огромные суммы были собраны на экспедицию и хранились в церковных кассах и сундуках религиозных домов. Но из-за ссоры двух сильнейших королевств христианского мира крестовый поход уже не обсуждался.
Эдуард был в ярости. Он наложил эмбарго на французские суда, закрыл порты и приказал своему вассалу, шотландскому королю, поступить таким же образом. Когда парламент магнатов и рыцарей графств собрался в Вестминстере вскоре после Троицы, король заявил им, что «даже если у него не останется ничего, кроме пажа и коня, он будет сражаться за свои права до самой смерти и мстить своим обидчикам».
* * *
Географическое положение Гаскони позволяло французскому королю держать ее мертвой хваткой, а феодальная армия, куда более многочисленная, чем та, которую мог собрать Эдуард у своих вассалов, делала Филиппа практически непобедимым. Чтобы заставить его ослабить хватку, Эдуарду не только пришлось бы перебросить через моря, кишевшие пиратами, армию и транспорт, но также найти союзника, который предоставил бы ему плацдарм на континенте и военную помощь, чтобы компенсировать превосходство Франции в людских ресурсах.
Со своей обычной решительностью Эдуард приступил к поискам союзников. Большинство северных и восточных соседей Франции были встревожены захватнической политикой ее правителя, особенно новый король римлян, или, в большей степени, германский правитель, Адольф Нассауский. В обмен на субсидию в 100 тысяч марок он согласился объявить войну Филиппу. Таким же образом поступили зятья Эдуарда, герцог Брабанта и граф Барский. Но единственный правитель, чье союзничество могло бы сделать коалицию против французского короля эффективной, его вассал граф Фландрии, слишком боялся своего сюзерена, чтобы испытывать судьбу вместе со своим английским собратом. И даже предложение Эдуарда выдать дочь за его сына, наследника английского престола, не могло соблазнить графа пойти на такой риск, хотя его подданные были почти разорены из-за эмбарго, установленного Англией на погрузку шерсти во французских королевских портах.
Эдуард планировал перебросить армию в Гасконь в три этапа. Авангард под командованием его племянника, Джона Бретонского, графа Ричмонда должен был приплыть в июне 1294 года. Более крупные силы графов Ланкастера и Линкольна – осенью, в то время как он сам последовал бы за ними с основным войском перед Рождеством. В добавление к феодальному флоту Пяти портов король приказал своим лесничим поставить строевого леса на двести кораблей. Для командования флотом он назначил адмиралов – впервые так поименованных в английской истории – для южных и восточных берегов страны. Одному из них, джентльмену, уроженцу графства Кент, по имени Уильям Лейберн, позже был пожалован титул «адмирала морей короля Англии».
Все эти приготовления и союзы неизбежно влекли за собой денежные траты и увеличение налогового гнета в Англии, Уэльсе и Шотландии. Так как подданные Гаскони теперь были во власти французского короля, Эдуард не мог финансировать возврат герцогства из собственных доходов. Однако он мог получить большой кредит у итальянских банкиров (и в течение следующего года он занял двести тысяч золотых флоринов у Фрескобальди); последней надеждой для него были феодальные держатели, землевладельцы и торговцы островного королевства. И для этого, поскольку он выходил за рамки определенных обычаев, ему было необходимо согласие этих людей.
Однако такое согласие было непросто получить, ибо англичане не считали своим делом защиту или возвращение фьефа их суверена. Но трудно было противостоять давлению Эдуарда в деле, которое он считал посягательством на свои права. В конце концов он добился введения налога из десятой части с имущества от магнатов и рыцарей графств в заседавшем после Троицы парламенте и налога, состоящего из шестой части на имущество, оговоренного отдельно, от лондонских торговцев. Их согласием он воспользовался, чтобы обложить налогами на тех же условиях горожан других городов. Король также получил от торговцев шерстью дополнительный сбор: за каждый экспортируемый мешок шерсти не менее пяти марок – в десять раз больше, чем требовала того «древняя и великая традиция», с которой он был согласен в самом начале своего царствования. Но крупнейший обладатель богатства страны, Церковь, весьма возражала против финансирования войны между двумя христианскими королями. Под предлогом изъятия из обращения порченых монет, дабы остановить понижение их себестоимости, – дело, не требовавшее отлагательства ввиду необходимости вывоза монет в Европу, – Эдуард уже приказал своим чиновникам «занять» деньги, собранные духовенством и хранившиеся в церквах на нужды крестового похода. Так как архиепископ Кентерберийский в это время находился за пределами государства, король лично созвал церковный собор и вступил в спор с собравшимся духовенством в капитульной палате в Вестминстере. Когда Церковь наконец неохотно выразила готовность отдать пятую часть своих доходов – доход с земель духовенства, находящихся в феодальной зависимости, – он категорически отверг это предложение и потребовал половину. И хотя король не имел власти облагать их налогами без согласия Церкви, церковнослужители не посмели отказать ему. Так велик был трепет, который он внушал окружавшим, что Декан собора Св. Павла упал замертво у его ног.
В стремлении усилить свои права Эдуард все больше забывал о правах других. Он не только лишился сдерживающей его жены, но и самых мудрых своих советников. Его канцлер Бернелл умер на завершающем этапе «великого дела Шотландии», его казначей, Джон Керкби, двумя годами ранее. Архиепископ Печем, который, несмотря на все столкновения с ним, оказался настоящим другом, тоже последовал за ними в мир иной. Хоть король и провел лето в Гэмпшире, наблюдая за приготовлением армии и флота, его планы воплощались в жизнь не слишком-то успешно. Авангард, отплывший в Гасконь в июле, был бурями прибит назад к берегам Англии и достиг Франции лишь в октябре. Подкрепление, которое должно было следовать за ним, так и не вышло в путь, а потому английские войска оказались слишком слабы, чтобы взять Бордо или обратить в бегство французские гарнизоны.
Англичане не горели желанием участвовать в войне своего короля в Европе, а новые подданные – валлийцы и шотландцы, а также вассалы испытывали по этому поводу еще меньше энтузиазма. Они не желали ни сражаться, ни финансировать кампанию, так мало затрагивавшую. их интересы. В ней они видели лишь благоприятную возможность освободиться от ненавистного господства. В конце сентября из Уэльса пришли тревожные вести. Как и все в этой непостоянной земле, они были совершенно неожиданными. Валлийские рекруты, которым было приказано явиться в Шрусбери, не явились; неожиданно спустившись с холмов Сноудона, под предводительством потомка старого княжеского дома, Мадог ап Ллевелина, они напали на замок Карнарвон. На юго-западе население Кармартена и Пемброкшира восстало под руководством юного вождя по имени Маелгвин; на юге Морган опустошил поместья графа Глостера. Во Флинте, Рудлане, Конвее, Криссиете, Харлеке, Баре, Лланбадарне, Буилте и Кардигане английские гарнизоны, редко насчитывающие более тридцати-сорока вооруженных воинов и лучников, окружили армии местных воинов, которых вооружили чиновники Эдуарда, набиравшие рекрутов. Попытка графа Линкольна снять осаду с Денби закончилась катастрофой, и через несколько недель, казалось, что Уэльс потерян.
Эдуард, как обычно, отреагировал очень быстро. Оставив свои французские проекты и полностью сконцентрировавшись на самом важном, он приготовился к зимней кампании в холмах Уэльса. В начале ноября он посетил парламент магнатов и рыцарей от графств в Вестминстере, добившись субсидии в десятую часть на имущество и проведя переговоры об отдельных субсидиях от Лондона и провинциальных городов. К концу месяца он собрал армию в Вустере и укрепил базы в Кардифе, Бреконе и Честере. Все воинствующие графы получили приказ взяться за оружие – Норфолк, Пемброк и Глостер на юге, Херефорд и Арундель в центральных марках, Суррей, Линкольн, Уорик, Ланкастер и Корнуолл – на севере. В то же время прибрежные замки вновь стали получать снабжение с моря.
Из Честера, которого он достиг в декабре, король вторгся на запад в Денбишир, чтобы очистить свой южный фланг и отомстить за разгром Линкольна, прежде чем последовать вдоль Клайда на морское побережье в Рудлане. К Рождеству он уже был в своем новом замке в Конвее, выехав к Бангору и Карнарвону в начале января. Но его обоз, двигавшийся по одному из крутых поросших лесом ущелий, которые так удачно использовали в своей военной тактике валлийцы, попал в засаду и был захвачен недалеко от того места, где двенадцать лет назад погибли люди де Тани. Из-за сырой осени год выдался неурожайным. Король и его гвардия оказались отрезанными наводнением от главных сил, и им пришлось искать убежище за стенами Конвея. В замке было почти нечего есть, и остался только один маленький бочонок вина, но Эдуард настаивал на том, чтобы разделить со своими людьми скудный рацион. «В дни нужды, – говорил он, – все должно быть общим, и тот, кто стал причиной лишений, не должен питаться лучше других».
Это были страшные две недели. Валлийские вожди осадили замок, разлившиеся реки вокруг затопили поля, надвигалась суровая сноудонская зима. Среди войск в промерзшем замке находились пехотинцы из Ланкашира. В знаменитом эпосе XIV века, «Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь», созданном неизвестным ланкастерцем, есть описание зимы в Северном Уэльсе, которое могло опираться на воспоминаниях того времени:
«Нет ничего хуже сражения зимой;
Холодная вода льется из облаков
И замерзает, прежде чем в землю могла бы вцепиться,
Под градом ночью. В нагих скалах он прячется,
Замерзшие члены согревает в толпе;
Потоки льются, шумя; острые, как кремень,
Сосульки свисают».
Прежде чем закончился январь, замок был освобожден. Вскоре после этого Мадог, совершавший набег на Поуис, был ночью неожиданно атакован графом Уориком в Маэс Мой доге. Описание битвы сохранилось в хрониках современника этих событий, монаха-доминиканца и историка Николая Тревета. Уорик использовал тактику, оказавшуюся столь успешной в Оруин Бридж, распределив лучников и арбалетчиков среди остальных воинов. Англичане выстрелами прорвали оборону копьеносцев, а затем в строй валлийцев врезалась конница. Сам Мадог спасся, но его войско было уничтожено.
После этого фортуна отвернулась от Уэльса, в то время как Англия собрала все свои силы. Теперь, когда все подходы в долины были блокированы, именно валлийцы голодали, в то время как английские прибрежные замки снабжались с моря, провизия поставлялась в основном из Бристоля, Дублина и Уэксфорда. К лету 1295 года Эдуард мог пройти маршем с 3000 пехотинцами через всю страну, двигаясь вниз по берегу от Мерионета до Кардигана, чтобы заставить капитулировать Моргана, а затем повернуть на восток в Гламогран и долину Нит, прежде чем вернуться через Поуисленд в Карнарвон и Англзи. Как обычно, когда его враги покорились, он проявил мягкость, столь редкую в ту эпоху, и приказал казнить лишь немногих. В конце июля сам Мадог сдался, и, распорядившись построить замок в Бомарисе, Эдуард вернулся в Вустер, чтобы вознести благодарность в гробнице Св. Вульфстана.
Но король потерял год, по завершении кампании он был стеснен в средствах и влез в большие долги. В его отсутствие война в Гаскони велась безо всякого успеха, и французы опустошили южное английское побережье. Едва он возобновил свои приготовления к вторжению во Францию, как столкнулся с новой угрозой в своем тылу. Когда война в Гаскони только началась, Эдуард потребовал помощь у своих шотландских вассалов. Король Иоанн предложил ему доходы от своих английских имений за три года, а позже был призван присоединиться к феодальному войску в Портсмуте со своим сенешалем, восьмью графами и двенадцатью баронами. Но, воодушевленный новостями о восстании в Уэльсе, он не явился на сбор и летом 1295 года под давлением дворцовой антианглийской партии тайно принял посольство из Парижа, дабы обсудить условия женитьбы своего старшего сына на племяннице французского короля.
Увидев шанс нанести встречный удар европейской коалиции Эдуарда, создав свою в его собственном тылу, Филипп провернул превосходный заговор. И, заключив союз с врагом своего суверена, Баллиоль смог бы отстоять независимость своей страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100