Сара распахнула дневник наугад, прочла первый попавшийся абзац, написанный старомодным почерком давным-давно, — чернила поблекли до светло-коричневого цвета, какой бывает у дубовых листьев осенью, — легко перевела с французского: "Беллмастер вернулся явно не в духе. «Отважный грек» — лошадь, на которую он поставил, — упал за три барьера до финиша и его пришлось прикончить. Хорошо, что меня не было дома. Впрочем, я и не собиралась возвращаться — Челтнем в марте несносен. Обедали в «Савойе» с Полидором, он ни на миг не сводил с меня маленьких черных, похожих на маслины, глаз. Боже мой… Надеюсь, Беллмастер не пригласит его к нам на «Морской лев».
Взгляд Сары бесцельно перескочил на другую страницу, она прочла: «Получила очаровательное письмо от Бобо из Ларкхилла с маленьким любовным стихотворением — рифма есть, а смысла мало. И все же он милый и добрый. Живет по колено в грязи. Приглашает почетной гостьей на какой-то званый ужин к нему в полк. Не поеду — от военных в больших дозах у меня прыщи. Сам по себе он мне нравится, но в братской компании офицеров его словно подменяют. Водит меня, как фокусник ассистентку по арене цирка, и чуть не кричит: „Посмотрите-ка, что я заимел!“ А ведь это неправда».
Сара с улыбкой закрыла дневник. Она как будто снова встретилась с матерью — остроумной, капризной, бесцеремонной. «Когда-нибудь сяду и прочитаю дневник от корки до корки, — решила Сара. — А что такого? Иначе бы мать мне его не оставила».
Тут за окном послышался шум автомобиля — приехал Ричард. Сара бросилась встречать. Но у двери спальни сообразила, что дневник все еще у нее в руках, и остановилась. Справа от двери висел небольшой книжный шкаф на три полки, заставленный томиками в твердых и мягких обложках. Сара сунула дневник в книги и поспешила вниз.
Когда Фарли вошел в дом, она была уже в прихожей. Подлетела к нему, взяла за локти и с нетерпением спросила: «Ну, что он сказал? Говорите же скорей!»
— Ух, — Ричард улыбнулся, — не надо брать быка за рога. Сначала выпью рюмочку. Пойдемте. — Он взял Сару под руку и повел к веранде.
— Ричард, не мучайте меня!
— Хорошо, только успокойтесь. Он согласился оценить пояс. И попросил несколько дней, чтобы сделать это по всем правилам. И сказал, что это прекрасная работа. И мне страшно хочется пить после жареных сардин, которыми нас потчевала его жена.
— А у меня тоже есть новости. Смотрите — это письмо пришло из Англии, как только вы уехали. Теперь между нами разногласий быть не может. — Сара протянула полученное от Гедди послание. — Я так рада, что и высказать не могу.
Он взял письмо, не сводя глаз с Сары, и вдруг сгоряча выдал: «Вы все в облаках витаете. Не пойму, как вам удалось столько продержаться в монастыре».
Сара даже в лице переменилась. Она понимала и почему он так сказал, и что он не виноват, если правда обидно кольнула ее, и отчего впервые в жизни ей стало стыдно за себя — неудачницу. Стыд скоро пройдет, а сознание собственной слабости останется. Ведь она и впрямь размазня.
Фарли, увидев, что с Сарой, потянулся к ней, легонько поцеловал в щеку и успокаивающе пробормотал: «Простите. Я сморозил глупость. Какой осел!»
Она покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, и произнесла: «Идите на веранду, прочтите письмо. А я схожу за льдом к Фабрине».
Кэслейка ждали в аэропорту и привезли прямо в лиссабонский отдел. Его начальник, Янсен, встретил Эдуарда приветливо. Помимо приветливости, седых волос и впечатляющего брюшка Янсена характеризовала еще и скука, скука застарелая. Он жаждал перебраться в Лондон, в мозговой центр Клетки, но сознавал, что останется в Лиссабоне, пока не выйдет в отставку, получит хорошую пенсию и скромную медаль за трудовые заслуги. Но молодым и подающим надежды сотрудникам Клетки он не завидовал. Ведь у семерых из каждых десяти карьера окажется не лучше его собственной.
После обмена обычными пустяковыми фразами и предложения выпить, которое Кэслейк отклонил, Янсен сказал: «По указанию из Лондона наблюдение за виллой Лобита мы свернули. Человек, им занимавшийся, сейчас здесь. Полагаю, вам захочется с ним побеседовать. Кстати, я передаю его в ваше полное распоряжение».
— Кто он?
— Некий Гейнз. — Отец — англичанин, мать — из местных. Если берется за дело всерьез, то работает хорошо, но может быть и чертовски ленивым. Уж слишком он обожает два главных удовольствия в жизни. Хотя в трудную минуту не подведет.
— Надо переброситься с ним двумя-тремя словами.
— Всегда пожалуйста. Мы забронировали вам номер в гостинице у самых гор, километрах в пяти от виллы. Дадим машину, а сегодня переночуете в отеле неподалеку. Вы от Куинта, не так ли?
— Совершенно верно.
— Толковый работник. Я знаю его с давних пор. Он будет жить и работать вечно. Его только время от времени надо разбирать и смазывать. — Янсен засмеялся, не удивившись, что шутка ничуть не тронула Кэслейка. — Хотя не стоит над ним подтрунивать. Таких среди нас, я думаю, немного. Да и вообще на службе Ее Величества шутить не полагается.
— Я начинал сыщиком на побегушках. И тоже было не до смеха. — Кэслейк внезапно улыбнулся. — Впрочем, я, может быть, не туда смотрел. Есть ли у этого Гейнза машина?
— Есть.
— Тогда пусть он отвезет меня в отель. По пути и поговорим.
Янсен усмехнулся и кивнул: «Очень неглупо. А я раздумывал, подслушать вашу беседу с ним или нет. К счастью, вы освободили меня от выбора. Я провожу вас, а заодно и с Гейнзом познакомлю».
Через десять минут Кэслейк сел в машину рядом с Гейнзом, повернулся к нему лицом и попросил: «Прежде чем направиться в отель, давайте заедем куда-нибудь в укромное место и потолкуем».
— Слушаюсь, сэр.
Вскоре автомобиль повернул на немощенную дорогу, затормозил под деревьями напротив недостроенного жилого дома. Гейнз ничему не удивился. За долгую службу он навидался всяких типчиков. Раскусил и Кэслейка. Такие даже матери не доверяют. Однако с ними найти общий язык проще, чем с педантами, которые следуют инструкциям где надо и не надо.
— Курите, если хотите, — разрешил Кэслейк.
— Спасибо, сэр. — Гейнз полез в карман за сигаретами.
После его первой затяжки Кэслейк спросил: «Сколько раз вы были на вилле Лобита?»
— Не понял вопроса, сэр, — ответил удивленный Гейнз. — Мне же приказывали только следить за ней.
— Что вам приказывали, мне известно. Я спрашиваю, сколько раз вы были на вилле?
— Дважды, сэр, — признался Гейнз, пожав плечами. — В первый раз это произошло, можно сказать, случайно. Там в сторожке живет пожилая пара. К мужу, Марио, я втерся в доверие. И вот однажды под вечер, когда хозяева уехали, он предложил мне осмотреть дом. Но показал только первый этаж.
— Опишите его.
Подробности, которыми изобиловал рассказ Гейнза, произвели сильное впечатление. Сыщик обладал отменной наблюдательностью и памятью. Когда он закончил, Кэслейк спросил: «А во второй раз?»
Гейнз оглядел леса на недостроенном здании.
— Знаете, сэр, я решил, что не помешает на всякий случай — такой, как сейчас — побывать и на втором этаже виллы. А вдруг дело окажется серьезным, им займутся новые люди… Словом, чем больше я бы узнал, тем лучше. Или вы не согласны, сэр?
— Да, не согласен. Но раз уж так случилось, расскажите и о втором этаже.
— Марио однажды проболтался, что хозяева собираются куда-то на ужин. Так вот, когда они умотали, а Марио с женой уединились в сторожке, я пошел на виллу. Ключ от дома лежит под цветочной кадкой справа у лестницы перед входом.
Пока Гейнз рассказывал, Кэслейк разглядывал проходившую мимо молодую женщину. Она несла на голове кипу белья из прачечной, покачиваясь на высоких каблуках. Штукатур, задержавшийся на лесах дольше напарников, что-то крикнул ей и она ответила кратким оскорбительным жестом. Два голубя возились в пыли у дороги, за дальним концом которой виднелось море. Внезапно Кэслейк ощутил усталость и уныние. Все люди отвратительны… и он тоже. Подглядывает в спальни, ковыряется в самых сокровенных мелочах чужих жизней.
— Сейф вам на глаза не попадался? — прервал он Гейнза.
— Нет, сэр.
— Он за книжным шкафом в одной из спален.
— Да, я помню этот шкаф. Слева от входа в спальню Сары.
— Они спят порознь?
— Похоже, сэр. Она ведь… — Гейнз нерешительно смолк.
— Что она?
— Ну, совсем недавно была монахиней, верно, сэр?
— А он что из себя представляет?
— По-моему, хороший парень. Долго жил в Альгавре. Его, по слухам, там многие знают и любят. Но мне в его прошлом копаться не приказывали.
— Так же, как и на вилле.
— Это же совсем другое дело, сэр. Надеюсь, вы согласны?
— Скажем так: я не стану об этом никому доносить.
— Благодарю, сэр. Я всегда считал, немного инициативы не повредит… хотя одни это понимают, а другие — нет. Поехать с вами завтра, сэр?
— Не нужно.
Гейнз, сдержав улыбку и вздох облегчения, сказал: «Сеньор Янсен приказал мне подчиняться вам. Только прикажите, и через несколько часов я появлюсь… если, конечно, понадоблюсь, сэр».
— Время покажет. Вы хорошо разглядели сверток, за которым мисс Брантон ездила в гостиницу «Глобо»?
— Не очень.
— Как он все-таки выглядел?
Гейнз выбросил окурок и наморщил лоб, притворился, будто глубоко задумался. Начальникам это нравилось, так почему не подыгрывать им? «Знаете, сэр, она, кажется, прижимала его к груди. Он скорее продолговатый, — Гейнз расставил руки на длину свертка, — чем квадратный. И совсем не толстый».
— Понятно. Вы знаете отель, где для меня забронирован номер?
— Да, сэр. Вам будет там удобно.
Кэслейк немного помолчал. Клетка наводить справки о гостинице «Глобо» запретила. Одно неверное слово, способное насторожить ее хозяев, — и все пойдет насмарку. Кэслейку оставалось действовать только на свой страх и риск. Именно поэтому он так долго присматривался к Гейнзу и теперь, разобравшись, чем тот дышит, решился, сказал: «Нужно узнать, кто владельцы гостиницы „Глобо“ и кем они были раньше. Но к самой гостинице и близко не подходить, так же как не сообщать об этот задании в Лиссабон. Премию вам заплатят прямо из Лондона. Думаю, с этим делом вы справитесь».
Гейнз, которому польстило доверие и возможность подзаработать, скрыл радость, многозначительно нахмурившись, и ответил: «Я тоже так думаю, сэр».
— Отлично. А если узнаете все к завтрашнему дню и позвоните мне вечером, я буду просто счастлив.
— Приложу все силы, сэр.
А почему бы и нет? Делать счастливыми других — это по-христиански, особенно если не забывать и о себе. Интересно, что поначалу Гейнз считал, будто с Кэслейком не поладит, — тот показался ему заносчивым, — но получилось наоборот. Новый начальник ему понравился — такой сожрет двух «сеньоров Янсенов» на завтрак и ничуть не насытится.
— Прекрасно, — прервал его мысли Кэслейк. — Теперь — в отель.
«Придется тихо исчезнуть, — такое мнение складывалось у Ричарда, — ничего другого не остается. Трудность в том, что в одночасье не соберешься, да и не решишь, куда податься. К тому же надо подождать этого стряпчего, раньше ехать нельзя, иначе Сара наделает Бог знает что. А тем временем обдумать, где скрыться и где раздобыть денег». Их у Ричарда почти не осталось, приходилось надеяться на руки да на смекалку. Ничего, он выдюжит. Ричард уныло улыбнулся. Он лежал в постели, отложив книгу. Может, это и к лучшему. Зажился он в Португалии. Но куда податься? О Господи, как давно начались его скитания. Южная Африка, горнорудная контора. Полтора года чаеводства на Цейлоне. Потом ни с того ни с сего Англия… ферма в Кенте (хмель и яблоки), а после три года разъездным. Языки ему всегда давались легко. Это от матери: среди людей, которых он знал, она была единственной, свободно говорившей на кикуйу, а не на кисуахили, как большинство белых в Кении… Ричард изгнал из мыслей воспоминание о матери. Что же делать, черт возьми? А может, стать проще… не столь щепетильным? Взять то, что предлагает Сара, и дело с концом? Ведь по большому счету он это заслужил. «Черт побери, парень, ты опять за свое? — упрекнул он себя. — Так и не научился взвешивать все „за“ и „против“, принимать твердое решение и выполнять его неукоснительно. Она вбила себе в голову, что тебя надо отблагодарить, а известие о намерении отца взять Сару на содержание лишь укрепило ее в этой мысли. И все же чем заняться, если у меня заведутся деньги?» Он не хочет делать ничего — в прямом смысле слова. Нет у него ни заветной мечты, ни всепоглощающей страсти. Сказать по правде, в один прекрасный день он понял, что провал с рестораном втайне его обрадовал. Несмотря на то что работать там было интересно, приходилось нести ответственность за других и все успевать вовремя — условия для Фарли совершенно невыполнимые. А разговоры о доме в Дордони — пустое. Однажды, лишь однажды — в Кении — он знал, чего хочет: поднимать ферму вместе с отцом… Ну и что, черт возьми? Может быть, самое главное, — сесть, поджав хвост, и ждать, когда дела устроятся сами собой? Проще всего пожить немного у Германа. Нет, это не годится. Ведь Сара, пытаясь отплатить так называемый долг, разыщет его там. Жаль, что он не похож на многих знакомых ему мужчин, не упускавших случая переспать с красивой податливой женщиной. Но с годами он все тверже убеждался, что давным-давно стал сильно смахивать на евнуха. Может, обратиться к мозгоправу? Нет, бесполезно. Перед глазами все та же картина… недвижный геккон на стене… обнаженные, истекающие кровью тела родителей на полу… в ушах его собственный безумный от ужаса и ярости крик.
Он сердито взял книгу, повернулся набок, чтобы лампа светила на страницы, и читал, пока глаза не заболели, веки не отяжелели, томик не выпал из рук, и Ричард уснул, так и не выключив свет.
Проснулся он сидя; подавшись вперед, закрыл глаза руками, застонал — он сразу понял, в чем дело. На краю кровати примостилась Сара в ночной рубашке, обнимала его за шею. Он молчал, приходил в себя. На ее лице горем застыло сочувствие.
— Я услышала, как вы кричите, — сказала она. — Новый кошмар?
С досадой из-за того, что она застала его в минуту слабости, он воскликнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28