Утро вполне вступило в свои права, начинался один из последних дней зимы, когда мороз, веселый, свирепый и радостный, старался показать всю свою силу.В поле подувал ветерок и время от времени швырял в лицо иголочки снега. Да, играл еще мороз в поле, и ветер еще обжигал, но в порывах ветра веяло уже чем-то весенним.— А зря вы все-таки обидели Дашу, — неожиданно сказал Кузьмин. — Иногда обязательно надо со всеми согласиться, чтобы поставить потом на своем.— Да чем же я ее обидел? — спросил Слава.— Я же вижу, — сказал Кузьмин. — Только напрасно это. Дарья Ивановна у нас высоко летит, не девка, можно сказать, а орел.«Вот уж никогда не сравнил бы я Дашу с орлом, — подумал Слава. — Чем же белобрысая эта девчонка похожа на орла?»А ветер заметал в поле снежок, а лошадки бежали себе и бежали, все в жизни было сумбурно и непонятно, и вдруг каким-то внутренним взором Слава увидел нечто большее, чем дано было ему видеть, и мысленно согласился с Кузьминым, ведь и вправду в Даше Чевыревой было что-то орлиное.Нет, он не оправдывал ее, сразу не во всем разберешься, сейчас она низко опустилась, но она взлетит, взлетит, Слава верил в нее…— Иногда и орлам приходится спускаться на овины, — вслух продолжил Кузьмин мысли Славы.— Откуда ты это? — спросил Слава, в словах Кузьмина послышалось что-то знакомое.— В школе проходили, — сказал Кузьмин. — Забыл уже.А Слава вспомнил: орлам приходится иногда спускаться к земле, и куры уверены, что так летать могут и они.Слава верил, всей душой верил в Дашу: она еще поднимется, взлетит, «орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться!». 22 Не находилось времени обсудить вопрос: будет ли и, если будет, то какой, семья в коммунистическом обществе. То батраков приходилось трудоустраивать, то налаживать занятия в школах, учителя не справлялись со всеми навалившимися на них обязанностями, то проводить с призывниками разъяснительную работу, то вести учет земельных угодий и урожайности: и земотделу, и военкомату, и прежде всего уездному комитету партии, — тут было не до отвлеченных споров о семье, множество повседневных практических дел не позволяло комсомольским работникам уделять внимание вопросам, представлявшим пока что только теоретический интерес, поскольку никто из работников укомола обзаводиться семьей еще не собирался.И все же вопросом этим пришлось заинтересоваться, его ставила сама жизнь, Даша Чевырева ставила, не за горами время, когда окружающие Ознобишина девчонки и мальчишки переженятся, и всем им придется подумать, как устроить свой быт, заняться не только самовоспитанием, но и воспитанием собственных детей.Слава спустился по деревянным ступенькам в нижний этаж общежития — здесь комнаты потемней и потесней, однако чище и уютнее, Эмма Артуровна редко заглядывала на нижнюю половину дома, и ее обитатели сами заботились о своем быте, — и постучал в дверь к Вержбловской; не очень-то он расположен к Фране, но в данном случае нелишне побеседовать с ней: что же такое семья.— Войдите!Чем она занималась? Как сидела на кровати, так и не встала.Она смутилась, увидев Славу, подогнула ногу, обдернула юбку.Розовое пикейное одеяло, комодик откуда-то достала с бронзовыми гирляндами, должно быть из помещичьих трофеев, что свалены на складе жилищно-коммунального отдела, зеркало на столике украшено бантами из марли, марлю она, конечно, выпросила в аптеке, в глиняном горшочке, в деревне в такие сметану наливают, букет бумажных цветов…— Можно?— Я рада тебе… Слава.Как это у нее хорошо получается: «Сла-а-ва»… Протяжно и нежно.— Хочу с тобой посоветоваться. По женскому, что ли, вопросу.— Садись.Она подвигается на кровати, освобождая место, однако Слава присаживается на краешек табуретки.— Скажи, Франя, ты читала книжку 6 том, какая будет семья?Она вновь удивлена:— Семья?— Какая семья будет в коммунистическом обществе? Мне говорила об этой книжке Дарка Чевырева. Ей в женотделе дали.— Ах… — На мгновение Франя задумывается. — Ну, конечно, читала!Слава не уверен, что Франя читала, но она ни за что не признается.— А какая семья будет в коммунистическом обществе?— А почему это тебя интересует? — вопросом на вопрос отвечает Франя.Слава смущен.— Это же всех интересует. Все мы когда-нибудь поженимся. Актуальная тема. Вот я и хотел тебя спросить, как ты представляешь себе семейные отношения при коммунизме?Лицо Франи заливает краска, бог знает что ей подумалось!— Ну, я не знаю… Будет полная свобода, — начинает Франя. — Не будут венчаться, никто даже знать не будет, что кто-то поженился, может быть, муж и жена будут жить даже на разных квартирах…— А дети? — спрашивает Слава.— Дети? — Франя краснеет еще больше и опять на мгновение задумывается. — Детей вообще не будет!— То есть как не будет?— А зачем дети? — запальчиво спрашивает Франя.— Но ведь человечество должно же как-то продолжаться?— Ах человечество…Она опять размышляет.«Дура, — думает Слава. — Добьешься от нее толку!»— Детей будут родить по очереди и воспитывать в детских садах…Вот все проблемы и решены!— Я к тебе вот по какому делу, — говорит Слава. — Возьми-ка еще раз эту книжку в женотделе. Вопрос интересует молодежь. Особенно переростков. Устроим в клубе диспут на тему о том, какая должна быть семья в коммунистическом обществе, и ты сделаешь доклад.Франя разочарована, кажется, она придала вопросам Славы иной смысл.— Какой из меня докладчик?— Все мы плохие докладчики, — соглашается Слава, хотя сам о себе так не думает. — Учись выступать — это тебе официальное поручение. Учти!Слава на работе шутить не любит, это Фране известно, и ей придется учесть…— Так что готовься.Поскольку диспут объявлен и докладчик назначен, Слава заходит в женотдел.— Вы там давали какую-то книжечку Чевыревой. Секретарю Дросковского волкомола. Что-то там о семье. Не можете ли и мне дать?Ему охотно дают, в женотделе полно этих брошюр, Слава берет несколько экземпляров, благодарит и уходит.«А.Коллонтай. Семья и коммунистическое общество».Он собирается выступить на диспуте, поэтому вечером садится за стол, берет тетрадь, карандаш, делает для себя выписки.«Какая уж это семейная жизнь, когда жена-мать на работе хотя бы восемь, а с дорогой и все десять часов!»«Ну и что из того? Мама ходила на работу, — думает Слава, — и воспитывала нас…»«Семья перестает быть необходимостью как для самих членов семьи, так и для государства…»Почему? Маленькая сейчас у Славы семья, только мама и Петя, а все равно ему тепло при одной мысли, что есть у него семья…«Или это пережиток, — думает Слава, — и не нужно мне ни мамы, ни Пети?…»И какая же ерунда дальше:«Считалось, что семья воспитывает детей. Но разве это так? Воспитывает пролетарских детей улица…»Ерунда! Нет ничего крепче рабочих семей, и какие отличные люди выходят из этих семей! Ленин тоже рос в семье, иначе он не стал бы таким хорошим человеком…И что же автор брошюрки советует дальше?«На месте прежней семьи вырастает новая форма общения между мужчиной и женщиной: товарищеский и сердечный союз двух свободных и самостоятельных, зарабатывающих, равноправных членов коммунистического общества… Свободный, но крепкий своим товарищеским духом союз мужчины и женщины вместо небольшой семьи прошлого… Пусть же не тоскуют женщины рабочего класса о том, что семья обречена на разрушение…»И дальше:«Сознательная работница-мать должна дорасти до того, чтобы не делать разницы между твоими и моими, а помнить, что есть лишь наши дети, дети коммунистической трудовой России… На месте узкой любви матери только к своему ребенку должна вырасти любовь матерей ко всем детям великой трудовой семьи… Вырастет большая всемирная трудовая семья… Вот какую форму должно будет принять в коммунистическом строе общение между мужчиной и женщиной. Но именно эта форма гарантирует человечеству расцвет радостей свободной любви…»Чудовищно! Даже собаки не обмениваются щенками!"Моя мама, — думает Слава, — очень хорошая женщина, и к тому же она еще учительница, она любит своих учеников, и все-таки я и Петя для нее самые дорогие и близкие. А как же иначе? Ведь это она нас вырастила и воспитала. Многое помогло мне стать коммунистом, но ведь и мама тоже помогла…Нет, что-то не то! Даша Чевырева умнее рассуждает, чем эта Коллонтай…"Неправота Коллонтай становится ему очевидной. Он вспоминает доклад Шабунина о Десятом съезде партии. Ведь эта же самая Коллонтай выступала на съезде против Ленина, это она утверждала, что пролетариат влачит в Советской России «позорно-жалкое существование», это она пыталась опорочить Ленина в глазах рабочих, а теперь пытается лишить работниц всяких нравственных основ…«Нет, такая мораль нам не нужна, — думает Слава. — Это не коммунистическая мораль…»Утром Ознобишина вызвал Кузнецов.Слава пришел к нему с книжкой Коллонтай в руках.— Что это вы за диспут затеяли?— О семье, — объяснил Слава. — Какая семья будет в коммунистическом обществе.— О семье! — Кузнецов поджал губы. — Самое время! Скоро налог собирать, а вы об отвлеченных материях…— На собраниях часто задают вопросы на эту тему.Кузнецов насмешливо смотрел на Славу.— И что же ты скажешь о семье?— Не знаю, — честно признался Слава. — В общем-то я за семью, хотя в книжке совсем обратное.Кузнецов прищурился.— Что еще за книжка?Слава протянул ему брошюру.— А!… — Кузнецов небрежно отбросил ее от себя. — Не очень-то доверяйте этой книжонке.— А как же быть? — возразил Слава. — Ведь это официальное издание. Госиздат…— Мало ли глупостей у нас издают… — Кузнецов рассердился. — Напорола вздорная баба невесть чего, а у нас и рады… — Он строго посмотрел на Ознобишина. — Садись, слушай и усвой то, что я тебе скажу. Раз уж затеяли, проводите свой диспут, но… Поменьше о свободной любви. Семья — это первичная ячейка общества. Говорите о воспитании подрастающего поколения, о нравственности, но увязывайте все это с нашей борьбой, с практической работой, не забывайте, что живем мы не в безвоздушном пространстве.Слава согласно кивал, но помнил ленинскую речь на съезде комсомола, и то, что советовал Кузнецов, отвечало тому, что говорил Ленин.— Кстати, кто докладчик? — осведомился Кузнецов.— Вержбловская.Кузнецов поморщился.— Что за выбор? Надо кого-нибудь посерьезнее.— Девушек тоже надо привлекать, — оправдался Слава. — Женская в общем тема…— Ну что она там начирикает? — Кузнецов поморщился, предложил: — Возьмись-ка лучше ты сам?— Я и так выступлю, — возразил Слава.— Поручи кому-нибудь другому, — предложил Кузнецов. — Хотя бы Ушакову, он сам у вас как девушка…Слава не согласился с Кузнецовым, ему хотелось, чтобы доклад делала девушка, — договорились, что будут два докладчика.По городу расклеили плакаты, рисовали их все работники укомола.— Семья и коммунистическое общество, — диктовал Слава.Ушаков переставил слова:— Коммунистическое общество и семья.Слава не придал перестановке слов большого значения.— Не все ли равно?Никто не ожидал, что на диспут придет так много народа, — пришла работающая молодежь, пришли школьники, много учителей, зал партийного клуба заполнен до отказа, хотя приходить не обязывали никого.Собрание вели Ознобишин и Железнов, для солидности пригласили в президиум директоров обеих школ, с опозданием появился Кузнецов, сел рядом с учителями.— Вступительное слово предоставляется работнику укомола товарищу Вержбловской.Раскрасневшаяся, смущающаяся, поднялась она на трибуну, в белой блузке с черным бархатным бантиком.Увы, Кузнецов не ошибся: Франя чирикала…На этот раз она действительно прочла брошюру Коллонтай, ее она и повторяла.Свободные чувства, союз двух, никакого принуждения ни по закону, ни по семейным обстоятельствам, дети ничем не связывают родителей, для детей построят тысячи интернатов…Диспут, может быть, и провалился бы, ограничься его организатор своей выдвиженкой…Но Ушаков — это уже другой коленкор!Его не занимал вопрос, какие обязательства накладывает на мужчин и женщин физическая близость… Он не зря переставил слова. Каким будет коммунистическое общество. Вот что его интересовало! И, лишь представив себе это отдаленное общество, можно представить, каковы будут его институты.Этот деревенский паренек был совсем не так прост, как казался, и начитан немногим меньше Ознобишина.— Мы не можем еще с большей достоверностью сказать, каким будет коммунистическое общество, — говорил Ушаков. — Мы можем лишь определить его главные особенности. Уже несколько столетий назад лучшие умы человечества думали о том, каким будет раскрепощенное человеческое общество, избавленное от власти собственности и эксплуатации человека человеком. Четыреста лет назад англичанин Томас Мор написал замечательную книгу «Утопия», столетие спустя итальянец Кампанелла написал «Город Солнца», через двести лет появились книги Фурье и Сен-Симона…Он называл имена великих утопистов. Откуда он их взял? Да из того же источника, из которого черпал свои познания Слава. В те годы Госиздат заполнил страну книгами прогрессивных мыслителей всех времен и народов. «Город Солнца» и «Утопия» лежали на столах у многих комсомольских работников…— Семья? — спрашивал Ушаков. — Что определяет общественные и семейные отношения? Прежде всего политический и экономический уклад общества. Представьте себе, упразднена частная собственность, устранено социальное неравенство, труд стал внутренней потребностью человека. Кампанелла мечтал именно о таком обществе! И написал книгу о городе, жители которого руководствуются этими принципами. А сто лет назад, когда декабристы пытались уничтожить в России самодержавие, французский мыслитель Фурье высказал предположение, что в будущем коммунистическом обществе развитие производительных сил сотрет грани между умственным и физическим трудом…Кузнецов улыбался, никогда Слава не подумал бы, что Кузнецов способен так счастливо улыбаться, и не замечал, что и сам он улыбается так же счастливо и радостно.Вот ради чего они все, собравшиеся в этом зале, жили и боролись, вот почему стремились на фронты гражданской войны, ловили дезертиров, искали запрятанный кулаками хлеб и экономили каждую каплю керосина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96