Серенелла побежала в камыши, но Джованинно сейчас же позвал ее назад.
– Вражеские истребители! – крикнул он. – Ты вражеский истребитель! Атакуй меня!
Но Серенелла не очень хорошо знала, что должен делать истребитель, поэтому Джованнино решил сам стать истребителем, а Серенелле отвести роль эскадрильи бомбардировщиков.
– Я летчик, которого подбили, я лечу вниз весь в огне! – закричал Джованнино.
– А я кто? А кто я? – спросила Серенелла.
– Ты? Ты – та, кто венчает павших героев.
– А это кто?
– Ну, как ее?.. Слава! Знаешь, как надо быть Славой? Ты должна подойти ко мне, как будто ты ангел, и наклониться надо мной.
Серенелла попробовала быть Славой; у нее это превосходно получилось.
Потом они стали запускать "фау-два", кидая тростинки, как дротики. В конце концов тростинки угодили в яму с водой и поплыли среди зеленой ряски. Тогда они начали морское сражение, и тростинка-торпеда потопила Серенеллу-линкор. Потом Серенеллу – морской порт захватили тростинки-десантники, потом Серенелла брызгала бортовыми залпами в лицо Джованнино-авианосца, после этого руки Джованнино-подлодки боролись против крейсеров-тростинок, и, наконец, руки – потерпевшие кораблекрушение были подобраны шлюпкой-Серенеллой.
Мокрые с головы до ног, они покатились по песчаной отмели, и Джованнино решил, что он будет танком, даже нет, лучше она – танком, а он – противотанковой миной. Взорвавшись, они взлетели на воздух, снова взяли свои тростинки, сели на них верхом и устроили стычку двух кавалерийских патрулей. Но чтобы протрубить кавалерийскую атаку, потребовалась труба. Тогда Джованнино сорвал один лист со своего камыша, зажал его между большими пальцами и, дунув в узкую щелку, пронзительно свистнул. На этот звук явилось трое взаправдашних солдат.
В этом месте берега ручья расходились, и русло превращалось в покатую луговину, на которой там и сям виднелись темные пятна кустарника. Двое солдат в касках, прикрытых зелеными ветками, лежали на животе, а подошвы их ботинок торчали вверх. Один из солдат был в наушниках и возился с радиопередатчиком, над которым торчала круглая антенна. Волоча за собой тростинки, дети тихо-тихо подошли к одному из солдат. Он лежал ничком на траве, выставив вперед винтовку, в каске, с вещевым мешком, ранцем, флягой, ручными гранатами и противогазом. Все это беспорядочной грудой громоздилось на нем, словно кто-то нарочно собрал разные ненужные вещи и завалил ими солдата, а поверх всего набросал еще веток мимозы, которые на изломе краснели своими израненными сердцевинами, окруженными лохмотьями разодранной коры. Повернув голову внутри каски, которая от этого почти совсем не пошевелилась, прижавшись щекой к земле, солдат снизу вверх посмотрел на детей. У него были грустные серые глаза, а на губе прилип листочек вишни.
Дети присели на корточки около солдата, их тростинки были нацелены в ту же сторону, что и его винтовка.
– Вы воюете? – спросил Джованнино.
Солдат молча кивнул, задел подбородком землю, приоткрыл рот и выплюнул листочек. Потом он взял за верхушку тростинку Джованнино и согнул ее, желая сломать, однако молоденькая верхушка, которая вся состояла из одного туго свернутого нежного зеленого листка, согнулась, но не сломалась, и солдату пришлось перекрутить ее и разрывать одно волоконце за другим. Джованнино было очень тяжело смотреть, как ломают его оружие, к которому он привязался, но в жестах солдата чувствовалась такая уверенность, что мальчик не посмел возразить ни слова.
– Смотри-ка, там! – прошептала Серенелла.
Джованнино посмотрел на противоположный склон долины и увидел еще одного солдата, который размахивал цветными флажками.
– Извините, а можно нам пойти туда, вниз? – спросил Джованнино.
Солдат, как видно, пожал плечами, потому что предметы, лежавшие на нем, зашевелились, а фляга звякнула о каску. Дети встали и на цыпочках отошли от солдата.
На высотке, в тени тутового дерева, на складном стульчике сидел генерал, тучный мужчина без кителя, с биноклем в руках. Каждый раз перед тем, как приложить бинокль к глазам, он поднимал на лоб темные очки, затем снова опускал их, вытирал платком вспотевший лоб, потом протирал залитые потом очки, после чего, водя пальцем по разложенной на коленях карте и поминутно отдуваясь, что-то объяснял своему штабу – группе офицеров, которые, поджав ноги, сидели вокруг него на траве, зажав в руках планшетки и подкручивая окуляры биноклей.
Джованнино и Серенелла тихонечко встали за спиной генерала и взяли тростинки "к ноге".
– Уф-ф… вражеский огонь, – говорил генерал, – полностью накроет наши позиции вот здесь… уф-ф!.. Тяжело, конечно, терять людей, но… уф-ф… позиции… – И он добавил несколько слов, которых ребята не поняли.
Короткие, покрытые рыжими волосами пальцы генерала ползали по карте, словно большие гусеницы.
Штабные офицеры сидели в неудобных позах, опираясь кто на ладонь, кто на локоть, с трудом противились искушению растянуться на земле и вздремнуть на солнышке; однако, стараясь показать перед генералом свое рвение, они записывали данные в блокноты, наносили на карты обстановку, то и дело обращались к одному из своих товарищей, который извивался возле угломера, и делали вид, что тщательно осматривают каждую складку местности, каждое отделение кое-как замаскированных солдат, которые с полным безразличием отступали на всех направлениях, словно генеральский карандаш, черкавший по карте, сметал их с лица земли.
– Нет никакого сомнения, что вся эта территория, на которой мы видим сейчас виноградники, будет превращена нашей артиллерией в мертвую зону, – продолжал генерал. – И как раз вон там, совершенно неприкрытый… уф-ф!.. Видите вы вражеского наблюдателя?
– Уже нанесен на карту, синьор генерал, – сейчас же вставил какой-то не в меру ревностный офицер. – Вот: отдельно стоящий сельский дом.
Однако генерал даже не взглянул на протянутую ему карту, а продолжал указывать на дом, возвышавшийся на холме. Джованнино и Серенелла прекрасно знали, что это домик старика Паул о , который разводит шелковичных червей.
– Это первая цель, которую нужно поразить, – заметил генерал, и офицер, стоявший возле угломера, сейчас же назвал какие-то цифры.
Дети посмотрели на дом старого Пауло и перевели взгляд на карандаш, которым генерал поставил на карте крестик. Громыхнул залп. Джованнино и Серенелла подскочили, и их тростинки стукнулись одна о другую.
– Что делает здесь эта парочка? – воскликнул чей-то голос, и ребята почувствовали, как кто-то схватил их за воротники. – Кто пустил этих проказников в район военных действий?
Джованнино и Серенелла, подпрыгнув на месте по-кошачьи, вывернулись из рук офицера и пустились наутек по дорожке; бежали они не слишком быстро, не оглядываясь и держа тростинки наперевес.
Они остановились только тогда, когда совсем запыхались. Вокруг сплошной стеной стоял камыш, громко шелестевший своими жесткими листьями, ярко-зелеными изнутри и тусклыми снаружи.
– Ой, вот где мы найдем себе хорошие ружья! – воскликнул Джованнино.
Однако радость, вновь охватившая мальчика, уже была не такой безоблачной, как прежде.
Они бросили свое старое оружие и стали прокладывать себе дорогу в камышах.
– Гляди, какая у меня! Какая хорошая!..
– А у меня выше…
Но все тростинки казались одинаковыми, и ни одна из них не была лучше тех, которыми они воевали сначала, и почему-то вдруг стало неинтересно представлять их ракетами, пулеметами, аэропланами.
Неожиданно камыш кончился, и открылись небо и море. Берег обрывами спускался к узким полоскам обработанной земли, защищенным от соли разложенными вдоль них рогожами, а дальше начинались круглые камни, за которыми волна за волной к самому горизонту поднималось море.
– Ур-ра! – что было мочи закричал Джованнино, бросаясь вниз по крутому склону. – В атаку! Под вражеским огнем!
– Ура! – закричала Серенелла и тоже побежала вниз, но почти сейчас же остановилась.
Остановился и Джованнино. Ему вдруг стало скучно. Он словно услышал свой голос со стороны, как будто кричал не он, а кто-то другой.
Но скоро он опять оживился.
– Мертвая зона! Идут танки! Все уничтожают! Даже трава не растет! – закричал он и покатился вниз по песчаному откосу. Однако сразу же подумал, что только дураки могут ломать себе кости из-за такой глупой игры.
И вдруг ни с того ни с сего обиделся на Серенеллу.
– Ты не умеешь играть, а так неинтересно!
– Почему не умею? А что я должна делать?
– Ты пулемет! Нет, ты пулеметное гнездо, а я должен тебя захватить!
– Та-та-та! Та-та-та! – затрещала уступчивая Серенелла, становясь на четвереньки.
– Сейчас я подползу к тебе, брошу в тебя ручную гранату, а потом упаду, сраженный. Смотри!
Он бросил в нее горсть листьев, потом схватился руками за грудь и упал на землю. Упал он хорошо, но даже смерть на поле битвы уже не приносила удовлетворения.
Серенелла сделала еще раза два "та-та-та", потом поняла, что нужно переменить роль, подошла к мальчику и сказала:
– Я – Слава! Слава, которая венчает павших героев…
Она склонилась над ним, как ангел, но он даже не посмотрел на нее, и вся эта игра показалась ей очень глупой.
Повесив головы, они уселись на землю, лениво срывая пучочки травы. До этого играть в войну было так интересно, теперь же все время вспоминались грустные глаза того солдата с вишневым листочком на губе и волосатые пальцы генерала, зачеркивавшие виноградники и дома. Джованнино изо всех сил старался придумать какую-нибудь другую игру, но о чем бы он ни думал, ему все равно вспоминались грустные глаза и волосатые пальцы.
Вдруг у него мелькнула новая мысль.
– Вот как будем играть! – крикнул он, вскакивая на ноги.
Рядом возвышалась стена, снизу доверху увитая жимолостью. Джованнино нашел кончик длинной лозы и осторожно вытянул ее, стараясь, чтобы она не оборвалась.
– Знаешь, что это такое?
– Что?
– Это фитиль. Он соединен с огромным зарядом тротила. И его подложили под штаб армейского корпуса.
– А мне что нужно делать?
– Затыкай уши. Сейчас я взрываю мину. Через пять секунд штаб корпуса взлетит на воздух.
Серенелла сейчас же обеими руками закрыла себе уши, а Джованнино чиркнул воображаемой спичкой, поджег фитиль, потом сделал "ф-ф-ф" – и начал следить глазами за огоньком, бегущим по шнуру.
– Ложись! Скорее, Серенелла! – вдруг закричал он и тоже заткнул пальцами уши.
После этого оба ничком упали на траву.
– Слышала? Ужасный взрыв! Штаба армейского корпуса больше не существует!
Серенелла засмеялась. Так играть было уже интереснее. Джованнино вытянул еще одну лозу.
– А знаешь, куда проведен этот фитиль? Прямо под штаб армии!
Серенелла уже засунула пальцы себе в уши. Джованнино снова сделал вид, что поджег фитиль.
– Ложись на землю! Быстро, Джованнино! – закричала Серенелла, толкая мальчика.
И армия тоже взлетела на воздух.
– А вот тот – для штаба дивизии!
Игра была действительно на редкость интересной.
– А что ты еще взорвешь? – спросила Серенелла, едва они поднялись с земли.
Джованнино не знал, что следует за дивизией.
– Мне кажется, больше ничего уже не осталось, – сказал он. – Все взлетели на воздух.
И они пошли к морю строить из песка замки.


По пути в штаб.
Перевод А. Короткова


Лес был редкий, почти совсем выгоревший, серый от обгорелых стволов, ржавый от сухой хвои. Петляя между деревьями, шли под уклон двое. Один вооруженный, другой без оружия.
– В штаб, – говорил тот, что был вооружен. – Мы идем в штаб. Примерно через полчасика доберемся.
– А потом?
– Что потом?
– Я говорю, потом-то меня отпустят? – пояснил безоружный.
Когда провожатый отвечал ему, он вслушивался в каждое слово, в каждый звук, словно желая уловить в его голосе нотку фальши.
– Конечно, отпустят, – ответил вооруженный. – Я передам документы в батальон, там отметят в списках, и можете отправляться домой.
Безоружный покачал головой. Он был пессимистом.
– О! Это долгая история, ясное дело, долгая, – сказал он, как видно, только для того, чтобы заставить собеседника еще раз повторить: "Да нет же, вас сразу отпустят, вот увидите". – А я-то рассчитывал, – продолжал безоружный, – я-то рассчитывал к вечеру уже дома быть. Видно, надо набраться терпения…
– Поспеете! Говорю вам, поспеете, – убежденно проговорил вооруженный. – Составить протокол – дело недолгое. Составят и сейчас же отпустят. Самое главное, чтобы вас вычеркнули из списка осведомителей.
– А у вас есть список осведомителей?
– Конечно, есть. Все до единого доносчики на учете. И мы их одного за другим вылавливаем.
– И что же, там и мое имя стоит?
– В том-то и дело! Ваше имя там тоже значилось. Теперь самое главное, чтобы вас вычеркнули, иначе наверняка еще раз задержат.
– А! Ну, в таком случае мне и вправду нужно сходить в штаб. Я им там все объясню…
– Для этого мы и идем. Надо, чтобы они сами посмотрели, проверили.
– Но теперь-то, – перебил его безоружный, – теперь-то вы знаете, что я на вашей стороне и никаким доносчиком никогда не был?
– Ну, конечно. Теперь знаем. Теперь вам нечего беспокоиться.
Безоружный кивнул головой и огляделся по сторонам. Они шли по большой поляне, заваленной сушняком. Кое-где торчали тощие, убитые огнем сосны и лиственницы. Одно время они было сбились с тропинки, но вскоре снова нашли ее. Казалось, они бредут через лес наугад, блуждая между редкими стволами сосен. Безоружный не узнавал этих мест: вечер подступал вместе с узкими языками тумана, и лес внизу казался гуще в наступивших сумерках.
Когда они сходили с тропинки, он беспокойно оглядывался. Один раз, решив, что его провожатый начал плутать, он попробовал свернуть правее, где, по его мнению, должна была проходить тропинка, и тот, как бы невзначай, тоже пошел направо. Но если безоружный снова покорно следовал за своим провожатым, тот шел вправо или влево в зависимости от того, где легче было идти.
Наконец он решился и спросил напрямик:
– Да где же он, наконец, этот ваш штаб?
– А там, куда мы идем, – ответил вооруженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57