Киндаити на некоторое время глубоко задумался, а затем с шутливым блеском в глазах посмотрел на Тадахиро:
– Кстати, вы что-нибудь выяснили насчет этих спичек? Это действительно клинопись?
Тадахиро от удивления широко раскрыл глаза, в следующее мгновение, обменявшись взглядами с Хидэмото Матоба, он рассмеялся:
– Прошу прощения, но я в этом деле полный профан.
– Киндаити-сэнсей, хотя я далеко не все знаю, но с подобной клинописью я никогда не встречался. Мне самому любопытно, что это такое, – сказал Матоба.
– Киндаити-сэнсей, – подал голос Кадзухико, – а что вы думаете о расположении спичек?
– Вероятно, тут что-то есть. Но я сомневаюсь, что в студии они были разложены так, как это сделал в другом месте Кего Маки. А ты-то сам что думаешь?
– Ну, если даже вы, сэнсей, и археолог Матоба не могут понять…
Киндаити молча посмотрел на взволнованного Кадзухико, потом на Тиёко.
– А сейчас у меня есть вопрос к вам, Отори-сан, – сказал он и, спохватившись, добавил: – Хибия-сан, вы не возражаете, если дальше вопросы буду задавать я?
– Конечно, пожалуйста, – поспешно согласился Хибия. – Я на вас полностью полагаюсь.
– Киндаити-сэнсей, что вас интересует? – несколько официально спросила Тиёко.
– Я хотел вас спросить, не знаете ли вы случайно человека по имени Сасукэ?
Глава девятнадцатая

Влюбленный по прозвищу Сасукэ
Коскэ Киндаити произнес это имя насколько возможно небрежно, внимательно наблюдая, какую реакцию оно вызовет у Тиёко, но вопреки ожиданиям реакции не последовало.
– Сасукэ?… – почти прошептала Тиёко и с рассеянным видом посмотрела на Киндаити. Затем, как будто что-то вспомнив, она широко раскрыла глаза.
– Так вам это имя знакомо?
– Я подумала, не тот ли это человек… но почему вы сейчас?…
Тиёко выглядела изумленной и вместе с тем растерянной.
– Отори-сан, если вас не затруднит, расскажите нам об этом человеке. Мы пока знаем только его имя.
– Я расскажу, конечно, Киндаити-сэнсей, но этот человек уже давно умер, я не понимаю, почему он сейчас заинтересовал вас? Разве он может иметь какое-либо отношение к случившемуся?
– Может быть, и нет. Хибия-сан, нет, лучше поручим это Кондо. Кондо-сан, не могли бы вы рассказать?
Детектив Кондо, довольный возложенным на него поручением, жестикулируя, живо рассказал, как в процессе расследования всплыло имя Сасукэ, и спросил:
– Киндаити-сэнсей, достаточно?
– Просто великолепно. Если вы потеряете работу полицейского, то вполне можете выступать на сцене.
Во время рассказа детектива Кондо выражение лица Тиёко постоянно менялось. Сначала она была изумлена и растеряна, потом ее черты исказил гнев, который она подавила усилием воли, и ее губы искривились в издевательской усмешке. Однако когда Кондо закончил рассказ и усмешка исчезла, ее лицо стало спокойным.
– Значит, перед смертью пьяный Фуэкодзи нацарапал имя Сасукэ на доске в «собачьем домике»? Вас, конечно, интересует, какое отношение этот человек имел к Фуэкодзи и ко мне? Это давняя история. И мне совершенно непонятно, почему Фуэкодзи именно в тот момент вспомнил о Сасукэ. Пока я слушала Кондо, я вспоминала, мне приходило в голову то одно, то другое объяснение, и я прошу прощения за неприличную демонстрацию чувств. Тадахиро-сама, вы тоже обязательно послушайте мою историю о том, какая я была энергичная и гордая в молодости.
– С удовольствием послушаю, мне очень интересно.
– Это будет весьма грустная история.
Тиёко, окончательно справившись со своими чувствами, начала рассказывать. Она улыбалась, но в глазах стояли слезы.
– Киндаити-сэнсей, знаете вы или нет, я начала сниматься в кино в тысяча девятьсот сороковом году в кинокомпании «Toe кинэма» в Киото. Мне тогда было шестнадцать лет. В этом городе, у подножия горы Хигасияма, находился вегетарианский ресторан «Тика», он существует и по сей день.
– А, ресторан «Тика», я там бывал. Хозяйку зовут Тика Такамацу. Она в Киото довольно известная женщина, – сказал Тадахиро и спросил: – А ты с ней знакома?
– Дело в том, что моя мать в молодости была гейшей в Симбаси, а затем стала преподавать танцы. Там они и подружились. Поэтому, когда я начала сниматься в кино, я жила в доме Тика Такамацу. Ее сын Цурукити был на пять лет старше меня, и тогда ему исполнился двадцать один год. Этот Цурукити и есть Сасукэ.
– А почему Сасукэ?
– Его так прозвали после фильма по роману Дзюн-итиро Танидзаки «Арфа и Сасукэ». Этот фильм вышел на экраны задолго до того, как я начала сниматься в кино, и я его не видела.
Щеки Тиёко покрылись легким румянцем, она смотрела на Тадахиро, будто рассказывала только ему.
– Цурукити в то время учился на подготовительном факультете в университете Киото. Он был очень добр, заботился обо мне, избавил меня от хлопот повседневной жизни. В конце концов он бросил университет и повсюду преследовал меня, тайком пробираясь в студию во время съемок фильма с моим участием. Я не хочу оправдываться, но я даже не знала об этом, я его там просто не замечала. Именно тогда киношники прозвали его Сасукэ, потому что он всегда оказывался там же, где и я, он сопровождал меня как тень.
– И что же, по отношению к Цурукити вы вели себя так же деспотически, как героиня фильма по отношению к Сасукэ?
– Да, Киндаити-сэнсей. Я была единственная дочь в семье, меня баловали, и я выросла эгоисткой. Когда мне что-то не нравилось и хотелось «выпустить пар», вокруг были только взрослые люди и никого, кроме Цурукити, на ком я могла бы сорвать злость. Поэтому, когда что-нибудь не ладилось, я дулась, сердилась, кричала именно на него.
– Цурукити это, наверное, не нравилось?
– Кому бы это понравилось! Но я-то этого не понимала. Я смотрела на него как на доброго старшего брата, который никогда на меня не сердится, что бы я ни делала. Я всегда поступала, как мне заблагорассудится.
– Простите, Отори-сан, я задам вам щекотливый вопрос. В фильме «Арфа и Сасукэ» между героиней и Сасукэ была физическая близость, а у вас, с вашим Сасукэ?…
– Сэнсей, у нас ничего не было.
– Однако Фуэкодзи подозревал вас?
– Раз он об этом тогда вспомнил, то, наверное, подозревал.
– Если нет возражений, то разговор на эту тему…
– Нет, вы обязательно дослушайте меня. – Тиёко выпрямилась в кресле, расправила плечи и продолжила: – Война на Тихом океане началась в декабре сорок первого года. Весной следующего года Цурукити получил повестку о мобилизации. Так как он бросил университет, на его проводы пришло немного людей. Мы все пошли погулять в парк Маруяма. В этом парке вечером особенно прекрасна цветущая сакура. Цурукити и я отстали от остальных и вскоре оказались в темной аллее парка. Неожиданно он сказал, что хочет поцеловать меня…
– Это была ваша последняя встреча?
– Да, я больше его не видела.
– Ну, и ты позволила себя поцеловать? – мягко спросил Тадахиро.
– Да. По лицу Цурукити было видно, как сильно он влюблен. К тому же он стал говорить, что он видит сакуру в последний раз, что скоро умрет, и заплакал. Это глубоко тронуло меня.
– И Фуэкодзи узнал об этом?
– Наверное, но тогда он этого не показал. А вот позже стал попрекать меня Цурукити, и я услышала много неприятных и несправедливых слов. Но я думаю, что Фуэкодзи на самом деле не ревновал. Откровенно говоря, Цурукити не шел с ним ни в какое сравнение, да к тому же Фуэкодзи был всегда чрезвычайно уверен в себе. Но о моих отношениях с Цурукити на студии давно ходили всякие сплетни, и, возможно, его мужская гордость страдала от этого.
– А когда вы сблизились с Фуэкодзи?
– Это случилось в сентябре сорок второго года. В это время фильмы с нашим участием перестали пользоваться популярностью, мы были в отчаянии, может быть, поэтому и пошли на такой смелый шаг.
– Фуэкодзи тоже был мобилизован?
– Ему пришла повестка о призыве в армию в октябре сорок третьего года. Я в это время была на пятом месяце беременности, поэтому мать Фуэкодзи вписала меня в посемейный реестр. Киндаити-сэнсей, как вы думаете, почему Фуэкодзи вспомнил о Цурукити? После войны он еще около года был моим мужем, и за это время у нас ни разу даже разговора не было о Цурукити. Мне казалось, что он его совсем забыл.
– Вы говорили, что Фуэкодзи в день своей смерти звонил вам и настаивал на встрече. При этом он говорил, что что-то узнал от Синдзи Цумура. Может, это касалось Цурукити?
Тиёко широко раскрыла глаза от удивления.
– Этого не может быть! Цумура не может знать о Цурукити хотя бы потому, что мои отношения с Цурукити продолжались очень недолго и знали о них совсем немногие.
– А как вы думаете, Отори-сама, почему Фуэкодзи написал «Сасукэ», а не «Тикамацу» или «Цурукити»?
Немного подумав, Тиёко сказала:
– Наверное, он забыл его настоящее имя. Ведь он всегда называл его только Сасукэ.
– А как сложились ваши дальнейшие отношения с матерью Цурукити?
Тиёко с трудом улыбнулась сквозь слезы.
– Первое время она сердилась и даже запретила мне приходить к ней, ведь Цурукити ради меня бросил учебу в университете. Но в одном из писем с фронта Цурукити написал ей, как он любит меня, рассказал, что я подарила ему прощальный поцелуй, и просил поблагодарить меня за это. Она показывала мне то письмо. Тика Такамацу сказала: кто помянет прошлые обиды, тому глаз вон; она считала, я хорошо поступила, поцеловав его на прощанье. Вскоре Цурукити погиб на фронте. Он был единственным ребенком, и Тика после его гибели стала относиться ко мне как к своей дочери. Когда я по работе бываю в Киото, мы вместе с ней ходим в храм почтить память Цурукити. Поэтому мне тем более горько, что имя Цурукити оказалось замешанным в этом грязном деле! – не сдержала Тиёко возмущение и досаду.
В это время помощник инспектора Хибия неожиданно спросил:
– Он погиб на фронте?
– Да, в одном из сражений в водах Гвадалканала.
– Но это точно, что он погиб?
– Его матери пришло официальное извещение. Однако его останки так и не прислали.
– Ходит много разговоров о том, что те, кто считались погибшими на фронте, на самом деле оказались живы. Вот и этот человек тайно мог вернуться в Японию и… – Хибия стал проделывать какие-то странные движения руками.
– Не может этого быть!
– Нет, это вполне возможно, – подтвердил детектив Кондо. – И этот парень начал расправляться с вашими мужьями…
– Кондо-сан, вы романтик, – рассмеялась Тиёко.
Тут вмешался в разговор Тэцуо Сакураи:
– Значит, получается, что это Сасукэ недавно хотел проникнуть на виллу Фуэкодзи?
– Сакураи-сан, что вы хотите этим сказать? – спросил Хибия.
– Хибия-сан, оку-сан Фуэкодзи рассказала, что, когда она сегодня приехала на свою виллу в Сакура-но-дзава, около дома она увидела странного типа. Акияма видел похожего человека около нашей виллы и прогнал его. Описания оку-сан Фуэкодзи и Акияма совпадают.
– Как же он выглядел?
– С головы до ног был одет во все черное, на нем была черная охотничья шляпа и черные очки, шея обмотана черным шарфом, а на руках черные перчатки. Короче говоря, он был одет как гангстер – это сейчас модно. – Тэцуо хихикнул. – Да разве это серьезно? – беспечно продолжил он.
Но когда Хибия и Кондо резко вскочили со своих кресел, он раскрыл рот от изумления.
– Киндаити-сэнсей, а вдруг это Синдзи Цумура? – чуть ли не прокричал Хибия.
– Это именно Цумура, и он подстерегает Мися, – высказал свое мнение Кондо.
– Киндаити-сэнсей, да что же такое сделал Цумура-сэнсей? – испуганной скороговоркой перебил обычно хладнокровный Кадзухико, пораженный свирепым выражением лиц двух полицейских. Коскэ Киндаити с растерянным видом опять потянулся к своей взлохмаченной шевелюре.
– Перед своим загадочным исчезновением вчера вечером Цумура был одет точно так, как описал Сакураи-сан.
– Но, Киндаити-сэнсей, почему Цумура подстерегает Мися? – не могла удержаться Тиёко, тоже устрашась агрессивности полицейских.
В ответ на это Кондо резко сказал:
– Эта девочка что-то знает. Мися-тян, может, и не обратила на это внимание, но она стала свидетелем преступления Цумура, и, прежде чем она это расскажет, он хочет… – Кондо не смог закончить фразу, так как увидел побледневшее и дрожащее лицо Хироко.
Подозрение вновь пало на Цумура.
Тадахиро молча встал, подошел к столику, на котором стоял телефон, и, позвав Таки, приказал соединить его с виллой Фуэкодзи.
– Алло, Мися-тян, это дядя Асука. Акияма-сан уже уехал? А, он еще у вас. Позови-ка его к телефону.
Акияма взял трубку.
– Акияма? Что ты делаешь? Доедаешь угощение? Это хорошо. Послушай, ты задержись там еще ненадолго, к вам приедет человек из полиции. Сейчас я не могу сказать, зачем. Не испугай Мися и бабушку. Прошу тебя.
Когда Тадахиро положил трубку, рядом уже стоял помощник инспектора Хибия, который позвонил в полицию и распорядился, чтобы были направлены сотрудники полиции на виллу Фуэкодзи в Сакура-но-дзава и на виллу «Бандзандзо», приказав им проявлять сугубую бдительность и осторожность.
На вилле «Бандзандзо» было неспокойно и тревожно, все будто ожидали каких-то неприятностей. Но приехали полицейские, все успокоились, и ночь прошла без происшествий.
Назавтра наступило роковое 15 августа.
Глава двадцатая

Происшествие в гольф-клубе
Около половины первого Кадзухико, пройдя пять лунок, направился к зданию клуба. Его партнерами были супруги Сакураи, Тэцуо и Хироко. Результат у Кадзухико был неважный: он проиграл восемь мячей. Тэцуо побеждал и пребывал в превосходном настроении. Хироко играла еще хуже, чем Кадзухико. Они делали неточные удары, постоянно промахивались, и им частенько приходилось искать мячи в густой траве на окраине поля, что вызывало насмешки Тэцуо. Даже с паттинг-грина они проигрывали лунки.
У Кадзухико был гандикап 16, у Тэцуо – 24, а у Хироко – 36. С таким гандикапом Хироко никому не должна была бы проигрывать. Кадзухико играл чрезвычайно неудачно, Тэцуо проиграл четыре мяча, а Хироко двенадцать.
– Что с вами сегодня случилось? – удивленно спросил Тэцуо, имея в виду большое количество промахов у обоих. – Неужели вы так обеспокоены вчерашним происшествием?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40