Она самая! — стукнул по столу странник, а за перегородкой у Вия заворочалось, — да вам бы сапоги ее красные снять с нее и унесть, да она бы для вас без сапог все тогда делала: ей сапоги — что птице легкое крылье! И меня бы избавили… Экие вы! — счастье проглупали.— А ты о Басаврюке Басаврюк — «бесовский человек» у Гоголя в «Вечере накануне Ивана Купала». (АМР)

что-нибудь знаешь? — хотела поразить странника Лейла.Но странник и Басаврюком не подзадорился, странник ничего не ответил. Да вдруг как выпучит глаза — не стерпели огромные, налились глаза черною кровью, стиснул он зубы, почернел, что земля, а руки замлели. Знать, пришел его час: стала Летавица.Он навеки ее нерушим, с нею свой век завекует.
Ночь сменилась серым утром.Из сырой земли, как из теплого гнезда, заклубился пар.Красный след Летавицы мелькнул в дверях.Старый ворон, перелетывая с ветки на ветку, словно все усмехался, вещий ворон, граючи Граючи — граять, гаркать, каркать. (АМР)

, каркал.Странник тихо лежал: охолонул, бесприкладный.Вышел из-под лавки Лизун Лизун — домовой. (АМР)

толстомясый — пятки прямые, живот наоборот. Походил Лизун по горнице, ничего не сказал и спрятался.А они все молчком обмалчивались: собирали сумки — снаряжались в путь.Пришла на задних лапках собачка: на собачке зеленый колпак в кружочках. Напоила собачка их чаем, воровато сунула сухариков в сумки:— Берите!Топ копытом — Конь появился, сам конь Унеси-голова.Пожурил Конь собачку, что коровы прожорливы стали: солому поели, сено подобрали. Потом и к гостям обратился: подарил им сушеный медвежий глаз на веревочке.— Станет страшно, — сказал Конь, — надень, и страха как не бывало.Дал подержать им в руках Меч-самосек.Подержали они в руках Меч-самосек, поблагодарили Коня за медвежий глаз , ну и в дорогу.Собака махала им лапкой.— А Пузырь с клещами да с жалами помер! — мотал головами Конь двуголовый, провожая гостей в сени.И пошли себе путники дальше.
Колесиста дорога. Сиверко. Дождь моросит. Греют путники в пазухе руки. По колено в грязи.Не поддавайся упорному ветру!А уж скоро ударят морозы — синие крупные звезды сверкнут. В звездах ночь засветит ясной луною. Весело снег захрустит. Змеиными тропами Копоул Копоулыч Занесло все дороги, все летние тропинки, замерзли болота, застыли ручьи, сравнялись реки, засумерился день, легла зима — легли снега, путь стал.Скрип ворота, — мороз на дворе!У Копоула тепло. Хорошо и тепло Алалею и Лейле зимовать у Копоула в теплой избе.И светла и просторна изба Копоула, что Кощеев дворец. Много собрано в ней всяких волшебных диковин, как у Кощея: меч-самосек, топор-саморуб, палка-самобойка, гусли-самогуды, ковер-самолет, санки-самокатки, сапоги-скороходы, шапка-невидимка, скатерть-самобранка.Копоул — сам хозяин — кум Котофея, ворчливый шамчун: не может ни скоро сказать, ни скоро пройти, то щами подавится, то лапшей захлебнется. Но зря никогда Копоул не похвалится небылыми речами и по правде слово рассудит. Носит Копоул от сглазу лапу слепого крота, и, хоть не надо ему колдовской неодолимой защиты, пьет всякий день настой жабьей косточки.Одиноко в лесу живет Копоул среди лютых морозов в Кощеевом царстве. Баран, и гусь, и петух давным-давно ушли от Кота, и лисица ушла от Кота.— Что за шерсть, что за хвост! — вспоминает Копоул свою неверную лису, свое прошлое семейное житье-бытье.А неукротимые звери — соседи Копоула — куцый волк, который волк хвостом в проруби рыбку ловил, да с отрубленной лапой медведь, который медведь к старику и старухе по ночам приходил, пел свою страшную медвежью песню, — волк и медведь сами на старости лет и недолуки и неудаковы. Волк еще хорошо языком ищет соринки в глазах, но о хвосте успел позабыть, а медведь, хоть и не прочь спеть свою страшную песню, да не страшно нисколько, и не забьет косолапый вола, как бывало, не закусит зайцем, как бывало.Сойдутся свирепые неукротимые звери из своих заброшенных лубяных и ледяных избушек к Коту для совета и знай одно себе: дружно Копоулу подхрапывают.Который ворон летает за море и приносит живую и мертвую воду, вещий за все зимовье — от ноября до февраля — даже ни разу не каркнул и только на Наума — в именинный кошачий праздник показался в Кощеевом царстве: сам пришел в гости к коту Копоулу.А который кузнец Требуха сковал Бабе-Яге тонкий голос, еще третьего года пирогами объелся и приказал долго жить после Никольщины.Не надо Копоулу колдовской неодолимой защиты.Глаза Алалея и Лейлы — не злые, не сглазят.— А кто вас знает! — говорил Копоул, принимая слова их в досаду, и сам крепко держался за лапу слепого крота.
Расседает земля от мороза.Тяжки и плящи морозы.В чистом поле белеют снега. И лишь ель и сосна зеленят белую зиму.А в метельные ночи старый черт закрывает месяц косматою шапкой, и метель, набрав снега, размахнется комом и пустит в окошко.От ноября до февраля — волчье темное время.Стучат зубами голодные волки.— Копоул Копоулыч, не косоурьтесь, расскажите-ка сказку! — просит Лейла.И знает Копоул, знает и перезнает много всяких докук и балагурья, да чуфырится: как можно, ведь тысячу и одну ночь терся кот в коленях у Шехерезады, когда рассказывала Шахриару сказки Шехерезада!— Это ни к чему не поведет, это, похоже, не выйдет! — вот и весь сказ Копоула: и на речи не ставится и на сговор не сдается.Скуки ради ходят Алалей и Лейла из горницы в горницу, смотрят в окно. И сколько раз, провожая студеные дни, нетерпеливые, они пересчитывали лысых, чтобы на двенадцатого лысого мороз пересел. Не слушал мороз Алалея и Лейлы: нагуляется по двору, засядет и сидит трескун на Кощеевом озере, выставит ветру свой красный нос.
Расседает земля от мороза.Тяжки и плящи морозы.Кует зима звездный небесный свод.Днем, как и ночью, норовил Кот поспать, похрапеть, поваляться, позевать, потянуться, и уж ты от Кота ничего не добьешься — ни за холодную воду. Но нападал добрый стих: вдруг раздобрится Кот, поведет долгим усом, — и начинается сказка, ладно удуманная, хорошо улаженная, зимняя копоулова сказка. Упырь Упырь — см. Живую Старину, 1897. Вып. 1. (Статья Юлиана Яворского). Народные поверья дают следующее объяснение происхождения Упырей: если беременная женщина посмотрит в церкви во время Великого выхода на священника, несущего чашу, то ее дитя будет упырем. Упырь по смерти своей между полночью и первым петухом выходит из могилы и ходит к тем, кто ему люб, и высасывает у них кровь или заманивает их в могилу и там это делает, для ограждения от Упыря откапывают его гроб, отрезают ему голову и кладут ее между ногами трупа, прибивают голову или сердце осиновым колом или железным гвоздем ко дну, и тогда Упырь не может тронуться из могилы. (АМР)

Не ведьма Дундучиха застилает на ночь стол скатертью, не ступой закостила наброжая — кроет землю белый снег, летят-падают хлопья надранными лохмотьями, воет, вьется вьюга, выбухает вихорь, метет метель-поземелица, закуделила.Третий день и грустна и печальна коротает дни в серебряном тереме царевна Чучелка.Третий день, как печален и грустен уехал царевич Коструб за Лукорье.За морем Лукорье, там реки текут сытовые, берега там кисельные, источники сахарные, а вырии -птицы Вырии-птицы — весенние птицы. Вырей, Ирей — сказочная страна, где нет зимы.
Ир — весна. В Поучении Владимира Мономаха: «И сему ся подивуемы, како птицы небесныя из ирья идут». (АМР)

не умолкают круглый год.Полпути не проехал царевич, занемог в дороге и помер. И в чужом краю его схоронили.Вот среди ночи слышит царевна, под окном кто-то кличет:— Чучелка, Чучелка, отвори!Вся зарделась царевна: узнала Коструба.Думает царевна: «Это он, это жених, царевич вернулся с дороги!» Встала. Отворила.— Бери свои белые платья, жемчуг. Я в чужом краю завоевал себе землю, мой подземный дворец краше Лукорья.Надела Чучелка белые платья, жемчуг. Спешит на крыльцо.А он ее за руку и на коня.Взвился конь и помчались.Мчатся. Мчится царевич с царевной. Страх змеей заползает на сердце: видит царевна, под нею не конь, таких не бывает, а ветер.Ветер-вихорь несет их сквозь темные леса, сквозь мхи и болота — ржавцы болота в шары-бары — пустое место.Поравнялись с церковью, повернули на кладбище.Тут конь исчез.И вдвоем остались они над могилой: царевич Коструб и царевна. А в могиле чернеет из-под снега дыра.— Вот мои земли, там мой дворец, там мы отпразднуем свадьбу: дни будут вечны и пир наш веселый без печали, без слез… — полезай!— Нет, — отвечает царевна, — я дороги не знаю, ты — наперед, я — за тобою.Послушал царевич царевну, пропал в могиле.И одна осталась царевна над черной дырой. Сняла с себя платья — да в могилу.— На же, тяни за собою. Вот белые платья, вот жемчуга! — и, сбросив в могилу все до сафьянных сапожков, заткнула дыру, да бежать без дороги по снегу, сама не знала куда.Летела царевна, летела — вдалеке огонек мелькает — прытче бежит. Добежала, смотрит: изба — одна одинока изба стоит среди поля. Бросилась к двери, вломилась в сени, да в горницу…Мертвец на лавке лежит, больше нет никого, и светит свеча.Царевна со страха на печку, забилась в угол, сидит тихонько.А там на кладбище, а там на могиле обманутый вышел из гроба царевич. Созвал Коструб мертвецов и полетел с мертвецами вслед по царевну.Прилетел до избы, кричит через окно:— Мертвец, отвори мертвецу! Будем с живым пир пировать!Зашевелился мертвец: то ногой, то рукой поведет. А потом с лавки как встал и пошел, дверь отворил.И нашло мертвецов полным-полна изба. Окружили печь, кличут царевну:— Вылезай, вылезай — будем пир пировать!— У меня нет рубашки и сафьянных сапожков, принесите мне: там они на могиле! — говорит мертвецам царевна.Посылает царевич мертвеца на могилу.И вернулся мертвец, принес и рубашку и сапожки.И опять кличут царевну.А она им: то, говорит, рукавичек нет, то платка у нее нет, то пояса…Но мертвецы ей все из могилы достали: все платья, весь жемчуг до последней крупинки.Кличут царевну:— Вылезай, вылезай — будем пир пировать!И надела царевна белые платья, жемчуг, — вышла. Вышла царевна. И в кругу мертвецов замерла.А! как обрадован мертвый живому!— Я тебе верен за гробом, — целовал царевну мертвый царевич, и с поцелуем живая кровь убывала — теплая кровка текла в его холодные синие жилы.Третьи петухи пропели — мертвецы разлетелись по темным могилам, там, в могилах, облизывали красные губы.Не вернулась царевна в свой серебряный терем. Нашли Чучелку утром — белая, как белый снег, без единой кровинки, далеко в чистом поле в мертвецкой избе.
Вьется вьюга и воет, валит и, опрокидывая, руша, сбивает с ног. Разворотила, нелегкая, дубья-колодья, замела дверь, засыпала окна — хоронит серебряный Чучелкин терем.Холодна зима — белый снег. Сон-трава Сон-трава — Anemone pratensis. См.: Н. Ф. Сумцов. Этнограф. заметки. Этн. обоз. III. (АМР)

Дождались весенней поры. Уходила зима. А была она долгая и суровая — снег по пазуху. Наступили первые теплые дни.Ясных дней еще нет. Ясный Яр не отомкнул еще неба. Огненный, разбудил Яр черную землю.И пусть свистит в поле ветер, пусть свистом зовет зима снег на помощь! Снег тает в поле, и раз от раза темнеет река.Вздуется лед, тронется река — грозно Яр разомкнет горячее небо — поплывет река, и, широкая, зашумит она, как грозовое небо.— Руки наши крепки, глаза видят ясно, и мы поплывем! — повторяет за Алалеем верная Лейла.Они на воле. Так они рады весеннему первому дню.Они на воле, они встретили первый цветок.
Как печален и грустен первый весенний цветок!Сон-трава — синеглазый подснежник — глядела печально, и на тяжелых темных ресницах горела слезинка.Что огорчает ей сердце? Ждет ли кого? Или нет никого, кто бы утешил печальное сердце?У цветов есть мать, у Сон-травы — мачеха. Разбудит Яр землю. Проснется земля. Но еще спят под землею и трава и цветы.«Просыпайся, иди на землю, там светло, там все твои браться и сестры, там играют птицы!» — скажет мачеха нелюбимой синеглазой сиротке.И, послушная, она выйдет на землю одна, без братьев и сестер, одна из-под снега. Еще спят под землей и трава и цветы.Ее в колыбели никто не баюкал, ее на руках никто не нянчил, ее ласковым словом никто не забавил…Печально и грустно стоит Сон-трава — синеглазый подснежник.
В тихом вечере тихим полетом плывут по теплому небу перелетные птицы.Птицы все прилетят в свои гнезда. И выйдет из леса медведь. И закукует горькая кукушка.— Руки наши крепки, глаза видят ясно, и мы полетим! — повторяет за Алалеем верная Лейла.Они на воле. Так они рады весеннему дню.И синеглазая Сон-трава печально глядит на них.— Ты, сестрица, дождешься солнца! — сказала ей Лейла, и далеко разносился ее голос по воле: — Солнце, солнышко, выгляни, высвети! Солнце, солнышко! Верба Верба — сказание о вербе основано на литовском предании о женщине по имени Блинда. Ей позавидовала Земля и обратила ее в вербу. В древней Литве верба считалась богиней чадородия, ей приносили молитвы и жертвы. Верба имеет влияние на чадородие. Святою вербою ударяют для здоровья, приговаривая: «Будь велик, як верба, а здоров, як вода!» Верба ограждает дом от грозы и пожара, — Перунова лоза. (АМР)

Уж заря, золотясь, осыпается розами в реку.Отошли дни потемы Дни потемы — скрытые мраком зимние дни. (АМР)

, потухли всполохи Всполохи — северное сияние; полох — полымя. (АМР)

.Уж по заре златорукое солнце возносит руки над миром, зарное Зарное — страстное, горячее. (АМР)

, нет ему белого облака, чтобы закрыться, захватить все небо.Небо обняло землю, горячо обнимает.И земля принялась за свой род.
Первая — Верба. Верба, еще из-под снега распушив свои алые гибкие лозы, тихо подымает веки, и седые пушистые вии озолотились слезами.И куда ни пойдешь, и куда б ни взглянул, встретишь вестницу мая — печальную Вербу.
«Я, последний и самый любимый, рожденный в Купальскую ночь Купало — куп, кып — ярый, кипучий, горячий. (АМР)

, расскажу тебе, Лейла, о моей матери Вербе.Моя речь невнятна, — я очень долго молчал, мои слова странны, — я очень стар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22