Без костяшек! Других детей отводили в школу или мамы, или папы, а меня – и мама, и папа. Ленька, подтверди… Я зашел в класс, сел за первую парту и гляжу на учителя. А родители стали подглядывать в окно. Но учитель сделал им на первый раз замечание через форточку, и они на время исчезли. Кажется… точно не помню, начали разучивать алфавит: а, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м…
Но ребята меня перебили и закруглили алфавит.
– Я! – зашипели они хором. – Валяй дальше. Не выгадывай время, чтобы надумать.
– А Рой тоже думал! – оскорбился я. – Все волков искали, а он лежал себе и думал. Потому у него и звучит!
– Что верно – то верно, – охотно согласились со мной Левка и Ленька. – Будем считать Славкин рассказ недействительным.
Его замечательная история не давала нам покоя.
– Это нечестно! – взвился Рой. – Не по-пиратски! Леньке не разрешили перерасказывать, и мне должны запретить. А этот шкет вас нарочно отвлекает, а сам все думает, думает.
– И это верно, – задумчиво сказал Гринберг.
А я разозлился:
– Ну, и ладно! Не хотите слушать, не надо. А то нарочно сбивают, рассказать не дают.
Я здорово на них разозлился и поэтому рассказал только конец этой истории:
– Скучно мне стало. Достал я из портфеля толстую книгу избранных стихов английского классика Байрона и начал очень тихо читать про себя. Родители снова появились за окном и начали делать мне непонятные знаки. Я встал и подошел: «Ну, чего там?» А учитель остолбенел. Что хотели сказать родители, я так и не успел узнать – их словно ветром унесло. И поэтому я спросил у учителя: «Можно я пойду погуляю? Я Байрона читал!» Знаете, меня за это чуть из школы не исключили, и я решил поступить в институт геологический.
У меня – страсть к минералам. Кто, как не я, открыл крупное месторождение глины во дворе нашей школы, когда там рыли траншею для газопровода?!
Пришел я к директору института. Он говорит: «Пожалуйста, для таких талантливых молодых людей у нас двери ой как широко открыты!» И стал я тайком от всех учиться в институте (Ленька ехидно захихикал). Но тут прибежал директор школы – кто-то доложил – и ну меня уговаривать: вернитесь, мол, пожалуйста, мы вас сразу во второй класс запустим. А родители стоят рядом и плачут: «Вернись, сыночек, в школу». Я их пожалел и вернулся.
И вообще, мне не в школе место. Тем более, со вторым классом они меня тогда обманули, на все я смотрю мрачно и поэтому предлагаю избрать меня капитаном, чтобы моя жизнь стала хоть немножечко веселей и радостней.
Мне так себя стало жалко, что я чуть не заплакал.
После моего рассказа наступило тягостное молчание. Я сам понимал, что моя история – не очень-то того! Вот если б я взаправду в институте учился, курсе на третьем, не было бы никаких споров за капитанство.
– Все ясно, – изрек Рой. – Я капитан! Пойду спать.
Он полез из-под кровати, но мы втянули его за ноги обратно.
– Предлагаю Соломоново решение, – опять по-научному забубнил Гринберг. – Как подтвердило состязание мускулов и умов, все мы очень сильные и развитые не по годам. Всем нам место в геологическом институте, как правильно заметил Петька. И я…
– Чего ты тянешь? – разбушевался Рой. – Я спать хочу.
– А чего спорить-то? – сказал Ленька. – Оставим все по-старому. Я капитан – и крышка. У меня уже двухнедельный стаж и опыт.
И он полез из-под кровати. Но мы его мигом вернули назад, хоть он и отчаянно брыкался.
– Как хотите, а капитан – я! – твердо сказал я и коротким молниеносным броском попытался выйти «на волю». Но меня так лихо водворили на место, что я чуть без ног не остался.
Тут Гринберг снова миролюбиво забубнил:
– Не будем спорить. Все мы – капитаны. Каждый – капитан.
– В порядке очередности, по алфавиту. День ты, день я, день ты. Я первый!
Мы ужас как хотели спать и поэтому радостно его поддержали. Действительно – Соломоново решение, хотя и не знаю, кто такой Соломон.

Глава 9.
Кухонных дел мастера


Безделье человека портит. Это я вам точно говорю. А раньше я в это не верил. А папа верил, и мама верила.
– Поживешь – узнаешь! – обещали они.
И я узнал. Временами скука в лагере была зеленая…
Мы вообще ничего не делали. Я имею в виду такого полезного. И я с тоской вспоминал, не поверите, что дома иногда ходил за хлебом и молоком, приносил из подвала малосольные огурцы и моченые яблоки, а по воскресеньям мы – я, Ленька и папа – осваивали пылесос.
Одному Славке Рою повезло. Он удачно пристроился на кухне и каждый день рубил дрова. Сухие чурки весело трещали и лопались, как спелые арбузы. Щепки оо свистом летели во все стороны. А мы стояли вокруг Славки и завидовали.
– Дай рубануть, – унижались некоторые.
А Рой их не замечал, потому что был занят важным делом. Тетя Нюра – главная повариха – души в Славке не чаяла и все время его хвалила:
– Мужчина растет. Семье помощник!
Когда еще раз приедет мама, я ей скажу ласково-ласково:
– Милая мамочка! Вернусь домой, буду все-все делать по дому. А когда ты приедешь снова меня проведать, привези мне, пожалуйста, топор. А на мой очередной день рождения можешь мне ничего не дарить.
Мы будем вместе со Славкой колоть дрова, и тетя Нюра окажет, что я тоже парень не промах.
– Мужчина растет. Семье помощник! – скажет она.
Девчонкам было веселее. Они прививали себе трудовые навыки, тетя Нюра учила их вкусно готовить самые всевозможные блюда: и борщ, и пюре, и кашу гречневую, и котлеты с мясом, и приправу для аппетита – «Мой онес».
А что, если и мне научиться вкусно готовить разные блюда? Это же ой как в жизни пригодится! Вот приеду домой и скажу родителям:
– Дорогие папа и мама, сходите в кино, а я приготовлю такой вкусный обед – закачаетесь!
Все-таки я уговорил тетю Нюру поручить мне ответственное дело – самостоятельно приготовить для начала картофельный пирог.
Пирог сделать – это вам не тяп-ляп! В одном тесте увязнуть можно. И я увяз! Пять девчонок с трудом меня оторвали – так я влип.
Тесто я безнадежно испортил, но сразу нашел выход:
– Не выбрасывайте его. Им можно целый месяц письма заклеивать. Лучше всякого клейстера!
Ох, окажу я вам, кухня – все же не мужское дело. Вот когда приеду домой, скажу родителям:
– Дорогие папа и мама, я пойду в кино. А вы приготовьте такой вкусный обед, чтобы я закачался!
Тесто – далеко не клей третьего сорта. Сразу не отмоешь. Я сидел на корточках под умывальником и ожесточенно драил руки песком.
Но тут из-за нашего корпуса появился взъерошенный мальчишка. Тельняшка навыпуск, брюки клеш, в руках – палка. Идет, распевает, поплевывает, как будто свой.
– Эй, ты! – закричал я ему. – Тебе здесь что надо?
– Ничего, – храбро ответил незнакомец.
– Тогда иди отсюда!
– Ты на меня лучше не надирайся, – разозлился мальчишка. – А то бадиком стукну!
– Чем, чем?
Он помахал палкой:
– Ты что, дурак? Я же тебе на человеческом языке сказал: бадиком – значит, дубинкой. Понял?
Я испугался:
– Только тронь. Ребят позову.
– В гробу я их видел. Хоть сто! Мой дядя о них свою гармонь обновит – ни одна больница не примет!
«Плохи дела», – подумал я и козырнул:
– Ты не очень-то. У нас есть один боксер в тяжелом весе. Я ему сейчас свистну, сразу с топором прибежит.
Парень задумался…
– Конечно, – сказал он, – бадик против топора – ничто. И чего мы тут с тобой делим. Николай я. Держи кррраба, – сказал мальчишка.
– Давай, – не понял я.
Он протянул мне пять широко растопыренных, согнутых пальцев. Я на всякий случай пожал:
– Петр!
– Курево есть? – деловито поинтересовался Колька.
– Месяц назад бросил. Даже не тянет, – соврал я. Он посмотрел на меня, кажется, с уважением:
– Молоток! А я вот не могу. Засосало. Ну, ладно, я отчаливаю. Дела! Вечером, может, встретимся.
На прощание он так ударил палкой но камню, что от нее ничего не осталось, кроме щепок.
Я стоял, раскрыв рот, и смотрел, как удаляется мой новый знакомый – мелкий вредитель Колька. Останови такого – и ни в одну больницу не примут!
Вот любят все нас называть хулиганами почем зря – и папы, и мамы, и соседи разные, и учителя иногда. А все потому, что с более или менее настоящими хулиганами они и не встречались. Разве это хулиганство, когда мы изредка шумим на уроках или деремся по ночам подушками? Просто у нас, как я уже говорил, избыток энергии. А применить ее негде, кроме как на уроке физкультуры.
Я долго смотрел Кольке вслед. Он дошел до ворот лагеря и ни с того ни с сего так толкнул калитку ногой, что она чуть с петель не сорвалась.
«Ох, и возьмемся же мы за тебя, – решил я. – С хулиганами у нас разговор короткий. Раз – и к ногтю!»
А может, он не хулиган, а только притворяется? Есть такие!

Глава 10.
Ура!!!


У Вениамина стряслась беда – заболела бабушка (словно у маленького!) Он строго-настрого наказал, чтобы мы вели себя достойно, пока он не вернется.
– Чтоб без всяких штучек! – сказал он. – Сидите в пионерской комнате и читайте журналы. За черту лагеря – ни шагу. Вернусь часа в три.
Я уселся на ступеньках веранды и долго смотрел, как плывут облака… Слышу, калитка стукнула. Гляжу – в лагерь вбегает какая-то не наша девчонка.
– Стой! – заорал я. – Ни с места! Стрелять буду!
Она остановилась:
– А у тебя и ружья нету.
– Оно у меня за сараем стоит.
Я сразу узнал в ней ту самую девчонку, которую шофер подбросил к самому ее дому, когда мы еще только ехали в пионерский лагерь. Она мне еще тогда не понравилась. Задавала!
Девчонка показала мне язык и побежала. Я гнался за ней и кричал, как малолетний:
– Язык в черниле! Язык в черниле! На, распишись, на, распишись.
Я ее гнал прямо на наших ребят, которые с боем штурмовали «гигантские шаги».
– Держите ее, – кричал я. – Врешь – не уйдешь!
Девчонка врезалась в толпу:
– Где пионервожатый?
– Что за шум? – важно выступил вперед Рой и развернул плечи. – Вениамин уехал в город. Зачем? Неважно! Еще вопросы будут?
Девчонка всплеснула руками и печально вздохнула:
– Что же теперь делать?
– В чем дело? – зашумели все.
Девчонка села на бревно, сложила ладошки на коленях и говорит как-то виновато, а на нас не смотрит, словно стыдно:
– Сейчас все наши пионеры солому убирают…
– Ну и что? – удивился Спасибо.
Девчонка вскочила:
– Стог мы делаем. Пионерский! Убрать-то солому колхоз всю убрал, но ведь, если граблями и вилами пройтись, сколько еще можно собрать! Там охапка, здесь охапка… Мы же стог обещали набрать из потерь!
– Ну и что? – на этот раз удивился Славка Рой.
Девчонка чуть не заплакала.
– Мы уже много соломы набрали… Вот уже третий день собираем. А теперь стог надо сложить. А людей маловато. Успеть надо вовремя. Передавали, дождь страшнейший будет. Бюро погоды обещало.
Мы ее сразу же поняли.
– Ура!!! – вдруг завопили все. – Даешь сено-солому!
А Гринберг как закричит тонким-претонким голосом:
– Стройся!
Все начали строиться по росту.
Маша Пашкова хотела затрубить в горн, но ее остановили:
– Тише! Дядю разбудишь!
Дядя с портфелем единственный во всем лагере строго соблюдал мертвый час.
Девчонка радовалась невозможно как!
– Понимаете, мы, конечно, взрослых бы на помощь позвали. И председатель приезжал. Говорит, подбросить вам стогометатель? А мы: конечно, нет! Дело чести! Стог же пионерский! А потом чувствуем – не управимся быстро. Что делать?! А у нас там Колька один есть. Жми, говорит, в пионерлагерь. Хоть ребята и не колхозные, но должны помочь. И стог все равно пионерским будет. Я посоветовалась с нашим пионервожатым и к вам.
– И правильно, – закричали все.
– А вам не попадет? – забеспокоилась девчонка. – Нельзя без разрешения, а?
Но мы решили твердо – пойдем помогать и точка. Да и спроситься не у кого было. Вениамина нет. Дядя с портфелем спит, Татьяна Евгеньевна все равно нас не отпустит, а гармонист, как всегда, исчез – наверное, где-нибудь свадьбу гуляют. Меня «делегат» забраковала, из мести:
– Здесь останешься. Мал еще! Лагерь охраняй, у тебя же ружье за сараями.
Я страшно разволновался:
– Как же так? Они без меня ничего не могут, ничего не умеют!
Все начали просить за меня, особенно пираты старались. Я и не знал, что у меня столько друзей.
– Ну, сами подумайте, – не уступала она и всячески старалась убедить коллектив, – грабли ему не доверишь, вилы и подавно. Ну, разве…
Она задумалась.
– Ну, дальше, дальше… – заскакал я вокруг нее.
– Ну, разве что воду будешь возить с Иванычем. – И зачем-то добавила: – Питьевую.
Я ошалел от радости. Мечта детства! Верхом на лошади! Дикие прерии! Пампасы! Все хотят пить, все ждут тебя. Короче, самый первый человек на селе – водовоз.
– Чего стоим? – подал голос Спасибо. – Дождя ждем? И мы пошли организованным строем.
Колхоз действительно был недалеко. Вовка Князь сказал, что, когда он сидел на столбе, ему были видны эти поля, море кукурузы и далекие крыши свиноферм, сверкающие новым шифером.
Странно выглядело пшеничное поле, подстриженное комбайнами словно под машинку. Идешь, а под ногами так и хрустит.
– Эх! – мечтательно сказал Рой. – Устроить бы здесь международный бег по пересеченной местности. Босиком!
– Негры бы победили, – солидно заявил Гринберг. – В Африке все босиком ходят. Климат такой. У них вся подошва, как у меня на пятках. Видал по телевизору?
Длинная цепь огромных стогов уходила к горизонту.
– Вон наши, вон! – закричала девчонка.
Мы увидели мальчишек и девчонок с вилами и граблями. А кругом – соломы, соломы… Огромные кучи! И не поверишь, что раньше это была не солома, а «потери». Ну, и молодцы! Захотели, и на целый стог соломы нагребли – поля-то большие, конца и края нет. Ясно, у взрослых есть дела и поважнее, чем собирать граблями по соломинке.
Между прочим, я раньше и не знал, что солома – не сено. Солома – это стебли пшеницы, если объяснять научно-популярно. Я у девчонки (кстати, ее Надькой зовут) все выпытал! Делать копны – это значит «копнить». Копны комбайн делает. Сзади у него бункер такой с решеткой. Набралось в бункер соломы, а комбайн ее раз – и вывалил. Копна и готова! А сооружать стога – значит, «стажировать» (это я самолично догадался!).
Нас здорово встретили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19