—А чью?
—Смывы с предметов…
Больше он ни о чем не спросил:
—В пункте переливания крови есть лаборантка-землячка…
Записка на куске картона под дверью свидетельствовала о весьма важном для меня обстоятельстве:
«Они не требуют вернуть удостоверение личности Шабтая Коэна, и следовательно, водитель автобуса не из их команды!»
Это давало мне свободу маневра.
Разгадка происшедшего была достаточно трудной и требовала высокой степени умственного напряжения. Между тем, даже учась в школе, как вспоминала моя мать, я долгое время не был в состоянии справиться с простеньким тестом Стэнфорда-Бине для дошкольников:
«У Била Джонса такие большие ступни, что он вынужден надевать штаны через голову…»
Я пытался понять причину, по которой удостоверение личности шофера экскурсионного автобуса оказалось у убитого.
Можно было без конца начинать все сначала и ни к чему не прийти…
Внезапно я почувствовал, как разгадка, над которой я только что безуспешно ломал голову, пришла, как со мной обычно бывает, сама собой…
Без умозаключений, без доказательств.
«Убитый… Это же — второй участник того ночного события! Тот, кто был с Шабтаем Коэном… Водитель серой „Ауди-100“ с перекрестка Цомет Пат!»
Я поднялся совсем рано. Подошел к окну. Воздух был совершенно прозрачен. Белые, иерусалимского камня, виллы, взбиравшиеся на гору Байт ва-Ган, были видны до мельчайших деталей. На вилле за ночь не произошло никаких перемен.
Я спустился вниз, прежде чем кто-либо достал меня ранним своим звонком. По галерее направился к остановке. Зловещие следы в техническом отсеке рядом с подъездом не сочетались с буйством красок Святой Земли.
Ярко-красные и белые розы поблескивали капельками росы. Пальмы напротив места, где произошло убийство, словно прикрылись остролистными веерами.
Несмотря на вчерашнее послание, подброшенное под дверь, мне достало куража.
Я поддал подвернувшуюся пустую банку колы:
«Нет, нет, чуваки! Или как вас там?! Вы не на того напали! Если у вас все же есть желание дознаться, что у меня внутри, предупреждаю: я против! Так просто меня вам не взять!»
Хозяйка фотоателье на Яффо — золотого возраста, искусно превращенная в молодую милую женщину, почти без морщин, причесанная и завитая — встретила меня белозубой светлой улыбкой…
— Погуляйте, пожалуйста, минут сорок. Извините. Сейчас должны подвезти материал…
«Где сорок минут, там и час…»
Я двинулся улочками, входившими в пешеходную зону.
Несмотря на ранний час, тут уже было многолюдно. У многочисленных магазинчиков — ювелирных, готовой одежды, цветочных, сувениров — сгружали товар.
Тяжелый жар опускался на город.
На площади Кикар Цион с десяток людей загородили тротуар, образовав полукруг. Проходившие замедляли ход, заглядывали поверх голов.
У нас, в России, так окружали карточных мошенников.
Это они и были. К а т а л ы . Шулера.
В центровом — худощавом, с серым замкнутым лицом, в шортах — за версту чувствовался уголовник. Он меланхолично показывал толпе три карты — две десятки и короля, а затем, почти не мешая, вверх рубашкой бросал перед собой на тротуар.
Каждый мог проверить удачу.
Играющую публику изображал смуглый, с ленцой красавец, похожий на цыгана.
Бригада была небольшая.
Зрелище карточного мошенничества в Израиле было не из частых. Несколько зрителей, в том числе религиозных служителей в кипах и традиционных сюртуках, вели себя как расшалившиеся юнцы.
Громко подсказывали:
— Король там, средний!
Цыган лениво бросал пятидесятки. Выигрывал.
Центровой бесстрастно жевал, не поднимая глаз. Он был начеку. Охота шла на одного.
Я легко вычислил жертву.
Молодой парень следил как бы незаинтересованно, стоя в отдалении. У его ног стояли пакеты с покупками. Он шел с рынка.
Только раз центровой среагировал молниеносно, на миг прекратив жевать, когда парень резко выдвинулся вперед, показал на лежащую в середине карту и второй рукой достал деньги.
Двести шекелей.
Центровой вроде ничего не успел сделать…
Перевернул карту.
Короля на месте уже не было.
Парень бросил деньги, сразу исчез. Центровой и глазом не моргнул. Продолжил игру с цыганом…
Проиграл, выиграл.
Мне было интересно, кто у них на а т а с е .
Вскоре я увидел. Среднего роста в бело-желтой рубахе с широкими горизонтальными полосами. Он стоял на краю тротуара, внимательно вглядывался в глубь улицы.
«Любопытно, откуда бригада…»
В России на железных дорогах славились донецкие и ростовские каталы. Среди москвичей сто очков вперед другим давали ореховозуевцы…
Мне подумалось, что это были харьковчане. Позже я увидел всех троих на углу, у банка «Леуми», они садились в автобус.

Глава 2
Пять снимков убитого, 10х13, я поставил в ряд вдоль стойки, отделявшей салон от моей крохотной кухни. Мертвеца трудно опознать.
Некая дочь в Москве узнала в сбитой машиной женщине свою мать. Оплакала, омыла, схоронила… Потом мать вернулась. Она попала в больницу с сердечным приступом, не могла дать знать о себе. Об этом писала «Вечерка».
Я пожалел, что в ту ночь на бензоколонке не рассмотрел лучше всех действующих лиц.
Водителя серой «ауди», который вместе с Шабтаем Коэном вытащил женщину из машины, я видел лишь мельком.
Тому была и объективная причина: он стоял спиной к огням бензоколонки, лицо оставалось в тени. Мое же было, наоборот, обращено к свету…
Я снова взглянул на фотографии.
Нет, я не мог сказать, водитель ли серой «ауди» на снимке или нет. Но то, что я видел этого человека, было бесспорно.
«Эти завитушки надо лбом, тонкие правильные черты лица».
Но может, я зря вспомнил о нем.
Тот был земляком великого поэта.
«Спас-Клепики!» — сообщил он с гордостью при нашем первом и единственном разговоре несколько лет назад в сумраке коридора административного здания, где к тому же еще шел ремонт…
Его отличали есенинские кудри.
«Эти волосы взял я у ржи!»
Этот же, в моей прихожей, в жизни и на фотографии был, в натуре, жгучий брюнет…
Я включил все лампочки. Опустился на колени, принялся осматривать пол. Серая мраморная плитка была начисто вытерта теми, кто унес отсюда, из прихожей, в огромном полиэтиленовом мешке труп, обернутый в махровую простыню…
То, что я искал, могло тем не менее уцелеть.
Я намочил вафельное полотенце и принялся тщательно протирать плитку, плинтуса…
Прошло минут пятнадцать, я потерял веру в успех, но все же продолжал тереть каждый квадратный сантиметр.
Среди комочков пыли, копоти, влетавшей с вечно шумящей под окном Элиягу Голомб, я увидел достаточно длинный вьющийся волос.
Поднять его тоже было нелегко, я боялся потерять угол, под которым он был виден. Наконец мне удалось переместить его на лист чистой бумаги.
— Господи, это еще что?
Я был бы рад ошибиться!
Волос был перекрашен! Прикорневая часть — не менее пяти миллиметров — была светлой! Цвета так называемой спелой ржи!..
Я вернулся к фотографиям. Это был московский частный детектив. Еще в Москве я придумал для него прозвище Арлекино… Мы не были знакомы. Разговаривали всего раз и то — по случаю.
Как это бывает между профессионалами, работающими в одной сфере, я знал в общих чертах его историю.
Фамилия Арлекино в ментовских и прокурорских кругах была достаточно известной. Он работал следователем по важнейшим делам прокуратуры Федерации, ставшей затем Генеральной. Атлетичный, с вьющимися локонами, голубоглазый. внешностью чуть романтичной для важняка прокуратуры.
Карьера его в Генеральной прокуратуре сломалась в одночасье.
Было так.
Супруга президента небольшой национальной республики лично проводила избирательную кампанию своего мужа.
Накануне выборов она подослала двух дюжих быков к реальному претенденту на кресло мужа. Претендент угодил реанимацию, выборы выиграл действующий глава власти и счастливый супруг…
Это случилось в славное перестроечное время.
Общественность взволновалась. Быков отловили. Они назвали организатора, сумму гонорара… На представительницу слабого пола завели уголовное дело. Вести его в республике оказалось некому. На следователя давили. Пришлось передать важняку в Москву. Им стал Арлекино.
Конец истории был, однако, предрешен.
У высокопоставленной четы в столице обнаружились не менее высокие покровители. На предъявление обвинения в прокуратуру президентша явилась с солидным московским адвокатом.
Дело было прекращено как незаконно возбужденное.
Важняку объявили неполное служебное соответствие.
Генеральный принес извинение президенту крохотной республики и его супруге.
Положение Арлекино в момент изменилось. Незамедлительно подвернулась длительная — на год, не меньше — командировка в Тмутаракань для расследования чрезвычайно запутанного уголовного дела.
Арлекино отказался: болела жена.
Оставалось подать в отставку. А через короткое время он объявился в ипостаси частного детектива. Профессия эта к тому времени становилась все более престижной и оплачиваемой — бывшему важняку быстро отыскалось место в сфере охраны бизнеса.
Я еще стоял охранником в отеле на Арбате, конфликтуя с Пастором и Окунем, а к Арлекино, несмотря на отсутствие лицензии, уже поступали первые заказы.
Мы познакомились несколько лет назад в Управлении по регистрации и лицензированию, на Щепкина, в мрачном доме, где к тому же еще шел ремонт, мы разговорились совершенно случайно…
Знал ли он мою фамилию?
Вряд ли. Прокурорские не очень жаловали ментов.
Нас вызвали на одно и то же время с разницей в четверть часа для получения лицензии на право заниматься частной детективной деятельностью.
Начальство задерживалось, вместе с другими мы ждали в темном коридоре.
— Бывший важняк или начальник розыска в качестве начальника службы безопасности — лучшая реклама солидной фирмы! Не эти же! — Он показал стоявших у кабинета. Среди ожидавших лицензии частных охранников преобладали молодцы с криминальной внешностью.
Мы разговаривали недолго.
Сотрудники Управления по регистрации и лицензированию появились все разом — их куда-то вывозили: то ли на стрельбы, то ли на общегородские тренировки по борьбе с массовыми общественными беспорядками…
Нас вызвали первыми.
Время от времени я встречал его маленькую рекламку в изданиях типа «Центр плюс» и «Из рук в руки».
Он работал на свой страх и риск.
Как частный сыщик-одиночка быстро преуспел, потому что брался за любые заказы. Не брезговал и поручениями типа поймать на горячем, заловить неверного супруга или супругу…
«Расторопен!..»
В отличие от консервной банки, человек очень часто открывается с неожиданной стороны…
Я полагал, что за его спиной стоят менты, с которыми он периодически контактировал во время работы важняком в прокуратуре России. Оказалось иначе…
Торжественный сбор, посвященный пятилетнему юбилею банка, состоялся в ресторане на Палихе.
Съезжаться начали к шестнадцати.
Кроме крупных банкиров, бизнесменов и представителей прессы, прибыли покровители банка из мэрии, региональных управлений по организованной преступности и экономическим преступлениям, налоговой полиции…
Лукашова пригласила своих друзей из Госдумы.
Представлены были Торговая палата, ОВИР, ряд важных комитетов, комиссий…
Российский мир экономики креп, и в нем понемногу брали верх свежие силы, с трудом, но перемогавшие особенности, связанные везде и во все времена с этапом первичного накопления капитала.
Корешей Камала Салахетдинова было легко отличить — некоторые приехали в прикиде девяносто четвертого года — широких слаксах, кожаных коротких «косухах», с тяжелыми золотыми цепями, выпущенными сверху на сорочки.
Многих гостей сопровождали частные охранники и вооруженные огнестрельным оружием телохранители. Не все имели разрешение его носить.
Между приглашенными могли быть весьма противоречивые связи, которые нельзя было не принимать во внимание. Мы должны были исключить сведение счетов или захват заложников…
Мой кагэбэшник-заместитель, с которым мне все труднее было находить общий язык, предложил поставить на входе хомут с металлоискателем, однако его предложение было единодушно отвергнуто.
Я снова прибег к помощи Рембо, президента ассоциации «Лайнс».
Накануне торжества вечером «Лайнс» и СБ банка вместе приняли под охрану помещение ресторана и прилегающую территорию.
Снаружи ресторан ощетинился охраной: шальные головы не имели шансов свести счеты с кем-то из гостей в наиболее предпочтительном для этого месте — при высадке и посадке в машины…
Взяли под наблюдение и автостоянку. Она была буквально забита иномарками.
Несколько человек дежурили в подъездах и на чердаках соседних зданий. Коридор безопасности тянулся к дверям ресторана.
Особые меры приняты были и внутри.
В гардероб я поставил бывших ментов.
Старшим встал Виктор, мой давнишний друг, крутой московский мент. Бывший коллега Рембо по МУРу, ушедший потом в 108-е. Сотрудник уголовного розыска. Он привел с собой друзей. На них я мог положиться.
«Парусный флот, дворянство морей… — Это сказано и об этих людях тоже. — Высшая знать океанов…»
Начало нашему знакомству несколько лет назад положило задержание вооруженного особо опасного преступника. Перед тем как идти, мы врубили по стакану. Он сказал:
— Ты капитан. Я тоже. По званию мы равны. Но у себя на железке ты — начальник отделения розыска, я в своем 108-м — только зам. И потому я иду первым!
Во время перестройки я надолго потерял его из виду. Когда мы снова отыскали друг друга, он в майорской форме подрабатывал охранником в одном из посольств республик ближнего зарубежья. Работа и его хозяева ему порядком обрыдли.
Я увидел его случайно.
—Майора получил, Витька…
—Валяй в Чечню — и ты получишь!
Мы обнялись. Я подумал:
«Вот кого бы я взял в банк в свои заместители…».
Для начала он пошел в «Независимость» дежурным.
На Палихе я воткнул его в гардероб.
—За вешалку не волнуйся, — сказал он мне, вручая номерок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38