Чудо-богатыри, оказавшиеся, «благодаря» тренерам-раздолбаям на 10-м месте. А Юра? Он-то мне что говорил?
По большому счету, Петржела начал работать над составом еще в коридоре гостиницы, где у него как раз состоялся тот самый знаменитый разговор с Юрием Гусаковым. Разговаривая со мной и начкомом о селекционной работе, он первым делом начал с полузащитника Мичкова, который когда-то считался исключительным талантом, потом уехал из родного «Спортакадемклуба» заграницу, а именно в Бельгию, где довольно быстро потерялся. На момент подписания контракта «Зенита» с Петржелой, Мичков обретался где-то в Швейцарии, не сумев до этого пробиться в состав «Рубина». Тем не менее, его кандидатуру «подкинули» Властимилу сразу же, едва он оказался в России. Агенты – люди быстрые и бывает так, что рассчитывают не самых многообещающих своих клиентов протащить куда-либо «на шару». То есть, пока новое руководство только разбирается, что к чему. Ругать за это агентов и обзывать уничижительным советским словом «жучок» нельзя (впрочем, кому сильно хочется – можно, конечно). У каждого свой бизнес, а бизнес в свою очередь довольно жесток и зачастую процветает на чужих ошибках. Может быть когда-то Мичков действительно что-то умел в футболе, но в тот момент у Петржелы, любящего физически крепких и здоровых футболистов, а следовательно, интенсивный футбол, кассеты с записями его игры энтузиазма не вызвали.
– Мичков это трагедия! – характерно отрывисто махнул рукой Петржела. И тут же в развалочку туда-сюда прошелся по узкому коридору, изображая вальяжную манеру игры футболиста. – Только стоит, не бегает!(с ударением на второй слог).Властимил уже старался брать быка за рога и разговаривать по-русски во что бы то ни стало – Я таких не любим. Уже знаю, кого хочу пригласить в клуб. Об этом и поговорю с президентом.
Разговор в ресторане подходил к концу, я начинал чувствовать заметную усталость. Все-таки такой поток информации на русском языке вынести даже подготовленному человеку было не так просто. Мутко словно почувствовал это и свернул беседу буквально за пару минут. Напоследок, впрочем, снова сумев заинтересовать меня, причем весьма серьезно. Причем не только заинтересовать, но и, как бы это помягче выразить. Обеспокоить, что ли.
– Завтра приезжай пораньше в клуб, поговоришь с нашими людьми, которые раньше работали с командой. Рапопортом, Бирюковым, Морозовым. Выслушаешь их мнение, полезно будет.
Произнес это все президент мягким плавающим тоном, но в том, что это было не партнерское предложение, а именно приказ, невозможно было сомневаться. Ничего подобного мне ранее в жизни не приходилось делать.
Меня мало интересовало (да что уж там – не интересовало вообще!) то, чем занимались мои предшественники в предыдущих клубах. Я знал только то, что следует делать именно мне, ни на секунду не отходил от своего плана и собственных наработок, был уверен в собственных силах, и не нуждался в никаких советах. Но при этом находился на чужой территории, вклинился в чужую игру, и мне предстояло выживать в тяжелой и неизведанной среде.
Поэтому я подавил нечто, поднимавшееся пожаром в глубине моего сознания, и, сделав как можно более нейтральное лицо (друзья и жена Говорят мне, что у меня это получается особенно удачно), заставил себя кивнуть головой. Дескать, понял, вопросов нет.
Тем временем разговор стал постепенно смягчаться, обретать более отстраненные формы, в чем, надо сказать, немалую роль сыграла супруга Виталия. Под конец ужина я более или менее расслабился, прочувствовал всем телом навалившуюся усталость от перелета, бесконечных разговоров и общего напряжения и, честно говоря, слабо помнил, как мы с Боровичкой добрались до отеля. В этот раз к спиртному я не притронулся, а Мутко и не настаивал.

* * *

Сказать, что работа с первых дней закипела, было бы преувеличением, если считать тренерской работой тренировки и комплектование команды. Масса беготни (точнее, разъездов с неизменными Иваном и Володей), знакомств, информации, которой я был буквально перегружен. В первый же день меня ждал тот самый рекомендованный Мутко допрос, который отнял у меня массу сил, несмотря на то, что в роли допрашиваемого оказался вовсе не я.
Мои предшественники, которые до сих пор числились работниками клуба, начали вводить меняв курс дела. Сначала мне довелось познакомиться с Борисом Раппопортом, тем самым, что управлял командой перед самым моим приходом. Он очень много говорил. Говорил столько, что у меня начала раскалываться голова, едва он начал только перечислять полузащитников. Гулкий голос спортивного директора заполнил все пространство моего организма, я уже не старался понимать каждое отдельно взятое слово, а просто улавливал общий смысл того, что говорил Рапопорт.
В целом вырисовывалась интересная картина: тренер команды, которая не выиграла ни одного матча в осенней части чемпионата расписывал в красках, какие сильные футболисты собраны в «Зените». Почти ни об одном игроке я не услышал плохого слова, что никак не вязалось с теми сказанными полушепотом словами Гусакова.
Спустя час спортивный директор закончил свою речь. Наступила очередь Юрия Морозова. Как я узнал, этот старый тренер уже тогда довольно тяжело болел, но периодически приезжал в офис клуба, так как числился советником президента. Что означала эта должность, я не знал, и не особо старался в такие вещи вникать. Скажу лишь, что не ожидал услышать от этого человека то, что ожидал услышать. «Никого не слушай, никто тебе здесь помогать не будет. Этот футболист свою карьеру почти закончил. Этот – авантюрист, каких свет не видывал. Полкоманды нужно разгонять и лепить все заново». Морозов говорил спокойно, уверенно. Я видел на кассетах, как «Зенит» под его руководством блестяще играет в сезоне-2001 и у меня не было оснований ему не верить. Вряд ли, впрочем, от этого было легче. Ведь при большом объеме информации, которая плюс ко всему, еще и противоречива, сложно сразу выбрать методы работы, тем более, если ты еще не знаком с командой. А до первого по-настоящему рабочего дня оставалось еще ой как много времени! Целая неделя…
Изначально я должен был находиться на «боевом посту» рядом с Властимилом во время всех его переговоров с бывшим тренерским штабом. Беседа с Рапопортом протекала в моем присутствии. Петржела почти все понимал, но периодически спрашивал, что означают те или иные слова.
Примерно так же началась и беседа с Юрием Морозовым, но примерно на пятой минуте общения в кабинете как будто бы случайно появился Александр Поваренкин, правая рука Мутко, да и, по удивительному стечению обстоятельств, всех последующих руководителей клуба с различными поправками. Плавно вписавшись в разговор он, спустя минуту, с доброй улыбкой попросил меня выйти. К тому моменту, впрочем, Морозов успел в моем присутствии пройтись по трем игрокам, которые числились в «старой гвардии» Виталия Леонтьевича. И пройтись, надо сказать, весьма нелестным образом. Надо сказать, что с профессиональной точки зрения я был весьма разозлен-если я переводчик, то почему, собственно, меня просят выйти при исполнении прямых обязанностей. Вспылив, я тогда не нашел ничего лучшего, как… высказать претензии к Поваренкину самому Мутко. Тот неодобрительно покачал головой и пожурил подчиненного в пространство. Вроде, «ай-ай, как же это он так!». Тогда я еще не понимал до конца, лишь догадывался, что президент «Зенита» таким образом вел свою игру. И Поваренкин не просто так вошел в кабинет, когда там появился Морозов…
В тот день со мной разговаривали и другие люди. Кажется, был еще один тренер сезона-2002 – Бирюков. Но по-настоящему крепко в голове засело лишь то, что сказал Морозов. Когда информационный водопад иссяк, я, как это было заведено, отправился в кабинет Мутко на заключительную беседу. Тот поинтересовался, что я почерпнул из разговора с тренерами. И мне пришлось сразу вывалить ему все сомнения по некоторым игрокам, о которых говорил Морозов. Сказать, что Мутко разозлился, значит не сказать ничего. «Зачем ты слушаешь этих неудачников, да этого деда?! Ему уже черт знает сколько лет, с головой не в порядке! Да ты понимаешь, что как только у тебя поправится Игонин, проблем в центре поля не будет никогда! Это же наш парень, питерский, мы его растили и пестовали, болельщики его обожают. А Лепехин чем ему не нравится? Этот же вцепится зубами в соперника, и не отпустит. Ну надо же, зачем ты их всех слушал?!».
Погруженный в собственные мысли и эмоциональную речь президента, я даже не сразу уловил явное противоречие в словах Мутко. То есть, что значит – зачем я их слушал? – ты же сам мне сказал, что это необходимо, что нужно узнать мнение всех, кто работал с командой, кто знает ее изнутри!
Или эти люди должны были сообщить мне то, что хотел слышать МУТКО, а Морозова в этом плане невозможно было контролировать? Что мне оставалось делать в той ситуации? Разве что снова покивать головой, и… моментально принять решение. Тренер, который перед тем, как предпринять какой-то шаг лишь на чье-то мнение, пусть даже это – президент клуба, считайте перешел в любители. Все необходимо пропускать через себя, через свой опыт. А у нас впереди было несколько месяцев сборов, и за это время можно было не только детально ознакомиться с положением дел в команде, но и что-то предпринять. В результате, когда Мутко произнес лишь половину своей очередной пламенной речи, я уже сгреб мысли в кучку – буду ждать очной встречи с командой и первых недель работы с ней.
В гостиницу на набережной я вернулся почти полностью в бессознательном состоянии. По дороге Юра и Иван еще завезли меня в большой магазин в центре города, который назывался Гостиный двор, где я себе купил большую сумку для бумаг. Помню, что на улице уже было темно, стоял мороз, но в двери магазина я еле протиснулся – столько было людей. Да уж, это не мой маленький уютный Либерец, который за15минутможнопересечь на машине. Счастье еще, что пожалуй, это был первый и последний раз, когда во время покупок меня никто не узнал и никто не подошел за автографом.
Дома я сразу же свалился и уснул. Во сне, почему-то, видел себя со стороны, играющего в футбол…

* * *

На следующий день знакомство с клубной структурой должно было продолжиться. На счастье, не с раннего утра. Иван должен был приехать ко мне в отель в районе 12 часов, и, по рекомендации Гусакова, нам предстояло совершить прогулку до какой-то старой и очень красивой церкви. Воздухом подышать, город посмотреть. Почему бы и нет – на улице вовсю светило солнце, настроение было приподнятым и мы, не долго думая, вместе с Боровичкой вышли из гостиницы.
Однако уже спустя пару минут мы сильно пожалели, что предприняли свою вылазку. Понятно, что у жителей Петербурга представление о расстояниях несколько иные, нежели у нас, чехов. На вопрос, как далеко придется идти, Иван беззаботно махнул рукой: «Да это рядом!». Для меня «рядом» – это две минуты. Но спустя эти две минуты, что мы топали по 10-градусному морозу в довольно легкой одежде, наш юный друг как ни в чем ни бывало оптимистично добавил, что шагать осталось «всего» минут 10. Возразить я уже не мог – от дикого холода онемели губы. Видя, что мы с Борой уже вряд ли готовы продолжить знакомство с памятниками архитектуры, Иван предусмотрительно предложил повернуть обратно. Надо ли говорить, что спорить мы не стали?
Очередной рабочий день, который начался столь экстремальным образом, снова прошел в бесконечных разговорах. Уже смутно помню, сколько именно в тот день состоялось бесед. Одно запало в память хорошо – именно тогда я окончательно осознал, что более интересного с точки зрения профессионала клуба чем «Зенит» в моей карьере, пожалуй, еще не было.
Огромная армия болельщиков, целый город, который думает о футболе круглый год.10 тысяч на трибунах при самой ужасной игре, которую показывал «Зенит» на протяжении второй половины 2002-го года. Прекрасная база с тренировочными полями и несколько футбольных школ, которые, по идее, должны беспрерывно подпитывать основной состав игроками. Тогда я еще не догадывался обо всех хитросплетениях и специфике футбола в Петербурге, чувствовал, что в руки мне достался серьезный механизм, управлять которым почетно и интересно. Кроме того, страшно хотелось доказать коллегам в Чехии, что Россия – вовсе не жуткая страна, населенная лишь красноармейцами и алкоголиками. Что условия для жизни и работы здесь не хуже, если не лучше, чем в Чехии, где футбол погряз в стяжательствах, коррупции, черной зависти и прочей грязи. Тогда все предостережения относительно того, что меня ждет не менее трудный путь в России, казались мне второстепенными. Все-таки великая вещь – энтузиазм!
Поначалу, впрочем, получалось так, что опровергать чешских скептиков мне было не чем. Дело в том, что я хотел как можно скорее переехать в собственный дом, который мне был обещан. Признаю, что мы, чехи, люди весьма оседлые, очень привязаны к своему дому и каждый раз, когда его покидаем испытываем серьезное чувство дискомфорта. Поэтому я хотел именно отдельный дом, как здесь, в России говорится, «коттедж»,а не квартиру, пусть даже и самую большую и комфортную. Так что еще пришлось тратить немало времени на разъезды по всему городу и просмотр квартир и домов. А это дополнительные часы в пробках, что даже в уютном володином микроавтобусе порядком выматывало. Развлекали разве что разговоры с Иваном, чей поначалу смешной чешский язык немало меня забавлял. Можно сказать, пока я учил русский, он совершенствовал свой чешский, который для человека, никогда серьезно не учившего язык, знал весьма прилично. И все равно некоторые его перлы заставляли меня подчас валяться от смеха. Особенно, когда он начинал схватывать на лету незнакомые ему чешские ругательства и пытаться их применять в разговоре.
В результате долгих и утомительных разъездов я остановил свой выбор на коттеджном городке на самой окраине города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32