«Слушай, ты бы его поменьше к журналистам таскал», – обратился он ко мне, – сколько можно уже, они же такие доставучие!». Президент сдерживался из последних сил. Его проигнорировали. И по какой причине! Какой-то АиФ! Да тот же Морозов, не моргнув глазом, послал бы куда подальше прессу и было бы все в ажуре, а этот-то чего кобенится?
У Мутко были и прочие пунктики. Комплекс «чешской диаспоры» проявлялся даже в мелочах. Президент разработал для себя следующий принцип: раз уж чехи, так пусть скорее по-русски научатся говорить. А до того народу их не показывать! И когда после матча с «Торпедо», который «Зенит» выиграл 1:0, автора победного гола Лукаша Гартига пригласил на свою телепрограмму журналист Владимир Столяров, Мутко снова оскорбился. Не понравилось ему, что нападающего переводил я, тот, по идее, и сам бы мог за два месяца научиться великому и могучему. Обычно аудиенции у Мутко приходилось ждать часа по три, по четыре, даже если необходимо было решить какой-то срочный вопрос. От этого, в частности, постоянно страдал работавший в то время пресс-атташе Игорь Ленкин, который с утра выстаивал у кабинета босса гигантские очереди (прямо, ходоки к Ленину!) чтобы подписать какую-то одну жалкую бумажонку. Любопытно, что Игоря, кстати, безобидного и совсем не подлого, в отличие от подавляющего большинства всех последующих лиц, выполнявших с грехом пополам функции пресс-атташе, человека, привел сам Виталий Леонтьевич. После чего, как признавался сам Ленкин, их отношения стали, мягко говоря, другими. Об этом говорил не только Игорь, но и прочие люди, которые по жизни неплохо ладили с Мутко, но стоило им попасть в его прямое подчинение, как вся идиллия нарушалась…
Так вот в то утро, после злосчастной телепередачи, где Гартига переводил Жидков, Ленкин не ждал ни секунды. Мутко сам вылетел в приемную и едва ли не затащил его в кабинет, где начал разборку со своей фирменной фразы:
– Вы там все что, совсем…ели, что ли?! Какого… вы водите на передачу «немого» чеха! Что о нас люди подумают! Ты там скажи этому (мне, то есть – авт.), чтобы безо всей этой херни… Не надо самоуправства, не нужно чехов в телевизоре, пока по-русски не научатся!
Что ж, Мутко был, конечно, первопроходцем в плане масштабности иностранного эксперимента. Но зачем такие-то фобии? Тогда я был, пожалуй, несколько наивен, и когда Ленкин вернулся с покрасневшим лицом и обиженно сказал, что получил из-за меня втык (впрочем, без особой претензии, ибо Игорь человек умный, и четко знал все особенности своего босса) я решил восстановить справедливость и… покаяться перед президентом. Кроме того, почетче разобраться в своих полномочиях, что можно, а что, как говорил Властимил, «не можно» (ясно и прямо свои обязанности в «Зените» понимала разве что бухгалтерия и уборщица). Пробившись спустя пару часов в кабинет, я обнаружил там милого и приветливого Виталия Леонтьевича, который дружелюбно предложил сесть. Впрочем, едва я сообщил о цели своего визита, – дескать, вы, Виталий Леонтьевич, были мною недовольны, давайте обсудим – как президент снова взвился:
– Я про тебя ничего Ленкину не говорил, пусть он не придумывает! Какие же все-таки примитивные люди! (любимейшая фраза Мутко во все времена – авт.) Ну с кем здесь можно работать, с кем клуб создавать! Подумаешь, чех в передаче – справились, ну и ладно. Не вижу проблемы!
И ведь успокоил Мутко! Потрясающее все-таки у него свойство пылом-жаром убедить кого угодно, и именно оно, это качество, воспитанное в годы, когда умение «говорить сердцем» считалось обязанностью любого партийного работника, наверняка немало помогло Виталию Леонтьевичу в его карьерном росте. Несмотря на то, что я до этого уже несколько раз сталкивался с нестыковками в том, что Мутко говорил мне и еще кому-то, все равно на душе становилось спокойнее именно в тот момент, в ту минуту. Воистину, люди – роботы, и плох тот генерал, который не умеет ими управлять…
Отсидев свою элистинскую ссылку, мы возвращались в Питер. Несмотря на то, что административный штаб вокруг меня заметно нервничал, я сохранял полное спокойствие и сумел даже поспать в самолете. Когда решение принято, нервничать, потеть, потирать руки и не находить себе места нет никакого смысла. Либо я выиграю эту битву, считал я, либо с чистой совестью вернусь в Чехию. Конечно, потом будет больно, обидно, что не сумел проявить себя заграницей, что не использовал шанс, но жизнь, в конце концов, продолжается вне зависимости ни от чего. А футбол такая сложная штука, что в нем может случиться все, что угодно. Не работает одна маленькая деталь, не могут найти общего языка два человека – и вырастает из этого гигантская проблема, из-за которой вся работа может быть загнана в тупик. Будь что будет, в конце концов. Мы летели в Питер и я морально готовил себя к мысли, что придется пережить много, очень много тяжелых разговоров…

* * *

Кроме всех моментов, связанных с моей войной за тот футбол, который я хотел видеть, мне предстояло еще сделать нелегкий шаг: объявить некоторым игрокам, что они в «Зените» больше играть не будут. Честно признаюсь, мне всех было по-человечески жаль. Веселый парень Саркис Овсепян, но его «веселье» часто перерастало в безответственность на поле. Как правый защитник он часто лез в обводку, терял мяч и мы получали «оборотку», не начав толком атаку, и не приготовившись к отражению выпада соперника. Это раз. Второе. К Сереже Осипову у меня никогда не было претензий по тренировкам. Напротив, парень тренировался едва ли не лучше всех, я нисколько не удивлялся, что в этом плане его хвалили все предыдущие тренеры. Но в игре… Игра Осипова как будто даже занимала не так сильно, как просто получение нагрузки на занятиях. Пытался несколько раз оторвать его от бровки, заставить действовать более осмысленно, заставить видеть поле, соперника, своих… Бесполезно. Его так учили, был ответ, и все тут! Типичная психологическая проблема. Третий, тяжелый момент – Алексей Игонин. Добрый, порядочный парень, на которого я очень надеялся. Беда была в том, что мне его преподносили едва ли не как второго Марадону, а он таковым, увы, не был. К тому же Леша, что вполне естественно, не смог набрать быстро форму, и к его и без того не слишком масштабному игровому диапазону прибавилась еще и медлительность. Мне же в целом не нравилось, что «Зенит» медленно переходит к атаке, тормозит развитие атак через центр, и чтобы это изменить нужно было сажать половину людей на лавку. А кто на ней будет сидеть? Игонин – бывший лидер, выделяющийся, бесспорно, бойцовскими качествами? Или Овсепян? Но закон футбола таков – никогда не держи в команде игроков, которые могут копить на тебя обиду за то, что тренер их разжаловал. Лучше предоставь им шанс выбирать самим дальнейшие пути карьеры. Что я, собственно, и сделал; повторюсь, без особого удовольствия. Была и еще одна проблема – куда деть Андрея Аршавина. Доходило до парадоксов – оснащенный, классный по своему потенциалу футболист, никак не мог найти себя на поле, упорно утверждал, что хочет играть центрального атакующего хавбека, а в игре был либо незаметен, либо взрывался эпизодически. Я с подобным типом футболистов в своей карьере дела не имел – игроков такого маленького роста во всей Европе наперечет. Начал он (видимо, про себя ругаясь последними словами) на позиции правого хавбека, причем получилось у него в стартовых играх с «Сатурном» и «Локо» это неплохо. Но потом Андрей не выдержал и пришел ко мне со словами, что, мол, играть справа ему тяжело, это не его позиция и что Осипов или дублер Быстров уж всяко бы там выглядели лучше, чем он, Аршавин. О Быстрове. Я практически с самого начала сезона привлек их вместе с Денисовым к тренировкам основного состава, поскольку они опять же пришли сами и попросили об этом. Тренер Мельников, с которым у меня практически не было никаких отношений, поскольку он подчеркнуто, как мне кажется, не хотел со мной сотрудничать, постоянно говорил им, что они подрывают моральный дух в дубле, и только мешают.
По меньшей мере, странное утверждение Вячеслава Михайловича. Своими глазами видел в Элисте на тренировки дубля, как Игорь Денисов выполняет функции капитана. Его партнер Олег Власов как-то резко отреагировал на критику тренера, за что тут же получил по полной программе. Побелев от праведного гнева, искренний, как любят говорить чехи, «природный», и, возьму на себя смелость говорить, порядочный (полное отсутствие личных отношений с Денисовым, несколько неудачных попыток с ним пообщаться из-за отсутствия у Игоря должного воспитания, никогда не изменят такого моего мнения) Денисов едва на налетел на Олега: «Ты чего рот раскрываешь?! С тобой нормально разговаривают, слушай, чего говорят, понял?!». Если это называлось разлагать коллектив… Да, безусловно, Денисов – сложный человек, это признают все, кто пытался с ним общаться просто так, шапочно. Но по большому счету, и не следует никому насильно лезть в душу – на поле Игорь всегда отдавал себя футболу без остатка, без задней мысли о возможной травме или какой-то своей политике в отношении к главному тренеру или партнерам. Он мог сказать грубость кому угодно и когда угодно, но если тренер находил в себе силы закрыть на это глаза в некритических ситуациях, Денисов платил за это сполна. Игровые недостатки легко исправить, в отличие от слабой психики, неуверенности в себе и нечестности. Впрочем, это сейчас, по прошествии нескольких лет и наблюдений за тренерской работой я понимаю, что Петржела был прав, лояльно относясь к различным грехам футболистов. Тогда же недоумевал – как страшный, грозный Петржела, разбивавший в Чехии лбы непокорным, терпел различные выходки нашей молодежи?.
При разговоре, кстати, присутствовала моя жена, которая потом чисто по-женски расчувствовалась, пожалев «мальчиков». Конечно, если бы Денисов и Быстров не были мне симпатичны, Зузанкины слезы не помогли бы. Но в итоге оба парня, а также их другие партнеры по дублю получили свой шанс. Помимо всего, в честь того, что у них заканчивались их контракты с «Зенитом» (они были просто мизерными), я попросил руководство в лице генерального директора Ильи Черкасова, который по ходу того сезона уже вовсю занимался делами клуба заключить с ними новые соглашения, в которых фигурировали невероятно огромные для молодых людей суммы. Не сказать, что моя идея была восприняла радостно. Черкасов не сразу понял, зачем каким-то пацанам, которые еще ничего не успели показать в футболе, платить такие деньги (в дальнейшем вся молодежь, которая получила шанс летом 2003-го с лихвой окупила клубу затраты на свои контракты), а Мутко (в первый и, по-моему, в последний раз они в чем-то с Черкасовым сошлись) просто усмехнулся, когда я объявил ему о своем решении выставить в Москве на матч со «Спартаком» дублеров. Нехорошо так усмехнулся, пренебрежительно. Впрочем, больше, чем в сердцах брошенная им фраза после Элисты «ты такой же слабый, как и Рапопорт», задеть и оскорбить не могло ничто. Это, по большому счету, было открытое объявление недоверия, и если что-то срочно не изменилось бы, я был бы уволен под любым предлогом. Впрочем, помощь пришла неожиданно, словно упала с неба. Как будто я выиграл лотерейный билет. Когда я начал было думать, что уже никто в России не желает мне успеха, Мутко небрежно сообщил, что со мной и с ним хочет встретиться Давид Трактовенко, владелец основного пакета акций клуба.
С Давидом доводилось встречаться и раньше, и интуитивно я чувствовал к нему симпатию. На советах директоров «Зенита» всегда собиралась толпа людей, то есть, спонсоров самого разного пошива. Наблюдать за некоторыми акционерами было забавно, ибо самыми крикливыми, разговорчивыми критиканами были те, кто платили в клубную казну меньше всего денег. Давид меня подкупал обстоятельностью, интеллигентными манерами, отсутствием пафосного коммунистического напора, которым отличались некоторые уважаемые товарищи. Далекий от футбола человек не может досконально в нем разбираться, но при определенном интеллекте некоторые вещи понимать становится проще. И Давид впоследствии за счет своего ума очень быстро учился, постигал какие-то вещи, а также обладал определенной интуицией. Помню, как зимой Мутко при Трактовенко убеждал меня в необходимости вернуть в Петербург Александра Панова, некогда живого символа питерского футбола, у которого не пошли дела в столичном «Динамо». Это было, понятное дело, зимой 2003-го, и полного представления обо всех российских игроках я еще не имел. Тем более, Мутко растекался в своем стиле о том, какой Панов был мегазвездой, как от него без ума болельщики и т. д и т. п. Сами уже можете догадаться, каков был напор речи президента – мне в какой-то момент стало казаться, что речь идет о приобретении форварда по меньшей мере из «Манчестер Юнайтед». И в тот момент, когда я начал «плавать» Давид вдруг увесисто толкнул меня ногой под столом – мол, ни в коем случае не соглашайся! С меня словно спал морок, я поднял глаза и с уверенностью сказал Мутко, что хоть Панов и уважаемый футболист, я все-таки решил построить команду согласно исключительно своему видению. Президент тогда внешне как-то не особенно расстроился – пожал плечами, развел руки. Вроде, дело твое. Кстати довольно скоро я осознал, что для кого-то совершил настоящее преступление, не взяв Панова в «Зенит». Болельщики в Интернете, как мне потом рассказали, довольно бурно обсуждали эту проблему, и лагеря разделились – мне от некоторых доставалось по первое число. А через пару дней после того, как стало известно, что Александр не вернется в свою бывшую команду, около дверей своего дома я нашел газету с огромным фото Панова.
О генеральном директоре клуба в период правления «Банкирского дома» Илье Черкасове мы еще поговорим не раз. Сейчас лишь вспомним, что его появление в «Зените» было окутано легкой мистикой. Привыкшие к командно-административным порядком работники офиса долго не верили, что человек среднего возраста, в сером плаще и щегольской шляпе, с каким-то флегматичным видом прохаживающийся по коридорам – будущий генеральный директор «Зенита».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32