Делевал теперь почти гремел, и сидевшие за ближними столиками перестали делать безразличный вид и открыто уставились на него.
– Что ему нужно, – Делевал был уже на ногах и повернулся к сидящим в зале, – кроме ножи носорога и постоянно кивающей в знак согласия головы, кроме чрезвычайно длинного языка, который не грубеет по краям?
Он схватил тарелку со стола и поднес ее к лицу.
– Что любой уважающий себя писатель должен уметь делать… – он собрал руной остатки пирога и стал засовывать их в рот, продолжая кричать, – …есть дерьмо и делать вид, что получаешь удовольствие.
После такой тирады Резник чуть не пропустил появление Дайаны Вулф. Она постучала его по плечу пальцем, когда он проходил мимо. Женщина стояла почти в начале очереди, балансируя подносом с тарелкой салата, йогуртом с низким содержанием жиров и банановым вкусом и черным кофе.
– Вы можете съесть это в другом месте?
– Пожалуйста.
Он проследовал за ней через двери, вдоль широкого коридора, вверх на один этаж по лестнице и в маленькую комнату с окнами, выходящими на площадку для парковки машин. В комнате находилось кое-какое оборудование для работы над фильмом, два монитора и двойная стопка видеокассет, которые Резник сдвинул вдоль стола с тем, чтобы Дайана могла поставить свою еду. Он решил, что это ее второй завтрак.
– Пожалуйста, – предложила она, придвинув к нему кофе. – Он черный. Хотите?
– Он ваш.
Она покачала своей прекрасной головой с рыжими волосами.
– Я пью слишком много этой штуки. Мне проще купить его и затем вылить в горшок с цветами, чем пройти спокойно мимо места, где стоит горячий кофе. Тан что, если вы его выпьете, мне не надо будет продолжать убийство домашних растений, которые так предусмотрительно расставила здесь компания.
Резник взглянул на нее.
– Ну, зато она не предоставляет посудин для отвергнутого кофе.
В его взгляде не было удивления по поводу выливаемого в цветы кофе. Она явно интересовала Резника и знала это. Аккуратно, двумя пальцами, большим и указательным, она взяла несколько ростков люцерны и поднесла их к своему рту. Дайана сидела, закинув одну длинную ногу за другую. Ее белый комбинезон был свободен на бедрах и не так широк там, где поверх атласной, цвета электрик, блузки был подвязан нагрудник.
– Я полагаю, что у Роберта был один из его маленьких припадков.
– Это случалось раньше?
– Как по расписанию. У Роберта бывает больше предменструальных периодов, чем у меня и любой дюжины моих подруг вместе взятых. У него просто не бывает кровотечений, только и всего.
– Не так, как у Маккензи.
– А-а, так это не просто визит вежливости!
Желая, чтобы это было именно так, он с сожалением покачал головой.
– Увы. Вы видели, что тогда произошло? Я имею в виду – хорошо видели?
– Сидела около самого ринга.
– Была какая-то провокация?
– Когда ветер дует в правильном направлении, Мак может спровоцировать даже Будду на десять раундов.
– Какой ветер был на этот раз?
– Северо-северо-западный.
– Силой в девять баллов?
– Да уж, не меньше.
– Тогда, выходит, он напрашивался на то, что получил?
– Он постоянно на это напрашивается.
– Вы сделаете подобное заявление, если потребуется?
– Я должна думать о своей зарплате. – Дайана слегка сморщила губы. – Поддерживать свою страсть к дорогой обуви. – На этот раз на ней были кроссовки «Найк» – белые с желтой полосой. Очевидно, другую обувь она держала в стеклянной витрине, закрыв на ключ.
– Я надеюсь, что до этого дело все же не дойдет.
– Вы не выдвинете против него обвинения?
– Еще слишком рано говорить, но…
– Знаете, что главное во всем этом?
– Что же? – Резник поднял кружку с кофе, но пить не стал.
– Мак хочет избавиться от Гарольда.
– Отстранить от работы?
– От работы, студии, сотрудников, всего другого.
– Разве не он нанимал его?
– «Нанять и прогнать – так и надо играть». Гарольд давно в этом бизнесе и должен знать связанный с ним риск. Они заплатят ему все, что положено, дадут ему какие-то обещания, чтобы умаслить. Его имя останется в титрах, он не потеряет права на получение денег от последующих прокатов.
– Каких прокатов?
– Повторных, от продаж за рубеж. Сериалы пользуются спросом, например, у австралийцев.
Резнику нравился ее рот, ее нижняя губа, которая казалась немного припухшей.
Она медленно жевала лист сельдерея.
– Вы всегда так нежно поглядываете на своих свидетелей?
Резник был почти готов сказать что-либо остроумное и приятное, например: только тогда, когда они выглядят, как вы. Но, к счастью, не сказал ничего такого. Вместо этого он слегка покраснел.
– Не хотите? – спросила она, придвигая к нему тарелку.
Резник покачал головой.
– Вы должны. – Она улыбнулась. – Вы действительно должны думать об углеводах.
Прежде чем Резник успел втянуть в себя живот и распрямить спину, их разговор был прерван чьим-то громким криком.
В конце короткого коридора Гарольд Рой прижал к двери Маккензи и засыпал его обвинениями. Большая часть их касалась того, что происходило за дверью, у которой они сцепились.
– Уходите к черту с моего пути и дайте мне посмотреть, что там происходит, – вопил Гарольд.
– То, что там происходит, не ваше дело, Гарольд.
– Черта с два не мое!
– Гарольд…
– Прочь с моей дороги! Вы, куриный помет!
– Гарольд…
Рой схватил Маккензи за плечо и ухитрился развернуть его в сторону так, что смог дотянуться до дверной ручки. Она повернулась, но дверь не открылась.
– Она заперта!
– Конечно. Вы тут бегаете как сумасшедший и еще ждете, что для вас будут распахнуты все двери? Вам вообще не положено даже находиться в этом здании.
– Единственное, что вы без меня можете сделать, это выпускать примитивные, убогие штучки для пятилетних сопляков.
– Гарольд, вы мелочны и мстительны.
– Если уж речь зашла о мстительности…
– Знаю, знаю, – перебил его Маккензи, всем своим видом показывая, что ему все это надоело. – Итак, я сделал сценарий…
– Нет, Мак, – ответил Гарольд, – вы украли сценарий.
– Хватит, Гарольд!
Это могло продолжаться до бесконечности, как пошлая перебранка между примадоннами бальзаковского возраста, которым нечем больше заняться во время перерыва на обед, если бы в этот момент Фриман Дэвис не открыл дверь и не высунулся посмотреть, о чем шум.
Гарольд проскочил мимо Дэвиса, не обратив на него никакого внимания. Через несколько секунд он снова был в коридоре и с еще большей яростью набросился на продюсера.
– Не могли подождать, не терпелось, Мак? Не терпелось, чтобы этот вонючий выскочка начал заново редактировать – да что там – переделывать то, что я заснял. Резать все на проклятые кусочки!
Если бы Резник быстро не вмешался, кулак Гарольда Роя мог нанести еще больше ущерба Маккензи, чем в прошлый раз.
– Ну-ну, Гарольд, – обратился к режиссеру Резник, сжав правой рукой его запястье, а левой рукой парировав удар с другой стороны, – не совсем хорошая идея при данных обстоятельствах. На этот раз было бы гораздо труднее доказать, что вы были спровоцированы.
– Дайте ему ударить, – заявил Маккензи, но без особой уверенности. – Он не сможет ударить меня дважды и не получить наказания за это.
Резник упорно смотрел в лицо Гарольда Роя, пока тот не отвернулся в сторону и не расслабился.
– Мы должны поговорить, Гарольд и я, – обратился Резник к Маккензи. – Если бы вы смогли предоставить нам место…
– Конечно, – отозвался продюсер примирительно. – Безусловно. Что-нибудь еще?
Резник покачал головой. Дальше по коридору Дайана доедала салат, прислонившись к стене. В ее глазах и даже в уголках рта сверкала улыбка. «Как она может стоять там в одежде маляра, – думал Резник, – и выглядеть такой женственной?»
Сама Дайана Вулф все еще размышляла над тем, как быстро для такого крупного мужчины он движется. Может быть, в нем все-таки есть что-то большее, чем эти его глаза, которые не хотели, чтобы она уходила.
– 26 –
Гарольд Рой сжал кулаки так крепко, что у него побелели костяшки пальцев. Если у него и был какой-то шанс спасти свое положение, то за последние полчаса он его полностью потерял. Теперь начнут распространяться слухи, с их обычной мстительной склонностью к крайним преувеличениям: «Не мог закончить серии», «Не выдерживал графика», «Пьянствовал на съемке», «Избил продюсера». Он должен будет считать за счастье, если сумеет получить работу режиссера шести – десятисекундных рекламных роликов для спутникового телевидения. Некоторые люди, попадающие в подобное положение, где-то пристраиваются, находят где-то тепло и успокоение, другие просто опускают руки и пьют водку, зализывая раны. А что имеет он? Сварливую жену, утоляющую сексуальный голод в компании профессионального уголовника. У него есть также торговец наркотиками с длинным ножом, который с радостью выпустит из него кишки при малейшем подозрении в предательстве.
Гарольду Рою было сорок девять лет, и его жизнь могла бы сложиться гораздо лучше. Он порылся в карманах, и весь его улов составил использованную бумажную салфетку и несколько фантиков.
– Ах черт!
– Что случилось? – спросил Резник.
– Кончились мятные лепешки.
– Давайте поговорим, – предложил Резник, наклонившись вперед и поставив на стол локти.
Гарольд потянул себя за галстук. Он хотел ослабить узел, но только затянул его еще туже. По его виду можно было понять, что он нуждался скорее в таблетке валиума, а не в мятной лепешке.
«Боже! – думал Гарольд, – вот оно! Почему я не делаю этого? Почему я не говорю, что мне нужно в туалет, не запираю дверку кабинки и не вешаюсь? Почему я не делаю этого?»
– Ну так как?
– Что?
– Расскажите-ка мне все.
Плечи Гарольда опустились, из груди вырвался глубокий вздох. В человеке, который сидел напротив него, Гарольд видел для себя что-то предрешенное, страшное. Об этом говорило то, как он сидел, как изучал его, сверля глазами. Что-то в этом крупном солидном человеке как бы говорило: «Хорошо, Гарольд, я все знаю, абсолютно все. Единственное, что мне нужно, – это чтобы вы сами рассказали мне обо всем. Признайтесь. Подумайте, насколько лучше вы будете себя чувствовать после этого». Он как бы говорил, что это сняло бы тяжелый груз с его плеч.
Какое-то время Гарольд Рой слышал запах ладана, видел раскачивание кадила, размытый затемненный профиль в глубине исповедальни.
Резник сидел спокойно, не двигаясь. Просто смотрел и ждал.
– Обо всем этом, – начал Гарольд, слова его выскакивали, кувыркаясь, – что было там сейчас? И в тот день, когда я… когда я ударил его… вы хотите, чтобы я рассказал об этом?
Резник не спеша выпрямился на стуле. Путаное вступление режиссера осталось без ответа. На лбу Гарольда Роя, вокруг бровей и на крыльях носа выступили капельки пота. Он взял со стола смятую салфетку и вытер лицо. Это не помогло.
– Не об этом? Резник покачал головой.
– О чем же?
– Вы знаете, Гарольд.
– О Боже! – Он опустил голову и зажал ее руками, как бы прячась от надвигающейся опасности. «Натяни себе на голову одеяло, и все страшные вещи исчезнут». Он не помнил, когда его пульс был таким частым и мощным.
– Ограбление, – спокойно подсказал Резник. – Почему бы вам не начать с этого? Затем вы постепенно можете перейти но всему остальному.
– Хорошо, – согласился Гарольд чуть ли не с признательностью. – Хорошо, я начну с этого.
Когда телефон зазвонил в первый раз, Мария принимала душ и ничего не слышала. Второй звонок застал ее на диване. Она лежала, вытянув ноги, и читала статью в «Гуд хаускипинг» о том, как следить за своим весом. Вот это здорово! Пока она дошла до конца предложения, засунула ноги в тапочки, телефон замолчал. Всего десять звонков! Кто, черт побери, бросает трубку после десяти гудков? Конечно, это не Грабянский. У него больше терпения.
Безобразие! Все эти стоящие там бутылки ждут, когда их кто-нибудь откроет. Ее рука затряслась в самый неподходящий момент, и джин полился через край стакана на халат, руки, на пол.
«Черт бы тебя побрал, Мария! – выругалась она про себя. – Ты становишься мерзкой пьянчужкой».
Она знала, что ей следует вызвать такси и отправиться в город – в кино, например. Должен же где-нибудь идти приличный фильм с хорошей старомодной супружеской изменой. Например, Кирк Дуглас бросает свои архитектурные разработки и отправляется вслед за Ким Новак, которая оставляет навсегда на остановке школьного автобуса своего ребенка и уходит в красном платье с открытой спиной и без бюстгальтера. Как называлась эта картина?
Гарольд сразу назвал бы ее. Надо будет не забыть спросить об этом у него. Он знает все фильмы между 1932 или 1933 годом и вплоть до конца шестидесятых. Гарольд может назвать актеров, режиссеров, название студии, дату выхода на экран, иногда даже название кинотеатра. Единственный, кого он не мог назвать сразу, – это сценарист. Все равно очень впечатляюще. Тип ума, для которого была создана телеигра «Счастливый случай».
До смешного тривиален этот Гарольд. Она опустила кончик языка в свой стакан. Если пить так, то стакана ей хватит на целый час, а может быть, и дольше. Нет, она была несправедлива к этому ублюдку. Он вел себя хорошо, когда ворвался в дом и обнаружил их в ванной. Джерри выпрыгнул, стоял там, протягивая… протягивая ему руку. «Давайте выйдем, нам нужно о многом поговорить». Оставил ее одну, едва удерживающуюся от того, чтобы не описаться прямо в ванной.
Когда телефон зазвонил снова, она заторопилась, споткнулась и чуть не упала.
– Где ты был? Я сижу одна целый день, страшно беспокоюсь, жду, когда ты позвонишь. Что случилось?
– Я звонил, – заявил Грабянский, – дважды.
– Значит, это был ты?
– Если ты была дома, то почему не подошла к телефону?
– Я не успела.
– С тобой был кто-нибудь?
– Никого. Я сходила с ума весь день.
– Ты пила?
– Ты хочешь сказать, что я уже и выпить не могу?
– Я ничего не говорю.
– Ты пила – вот что ты сказал.
– Я просто констатировал факт, вот и все. Ты была…
– Я знаю, знаю, я пила. А что я, по-твоему, должна еще делать? Болтаюсь здесь с утра, жду звонка. Ведь ты сказал мне, что позвонишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36