«Чарли Чан в городе тьмы», «Убийство Чарли Чана во время круиза» (этот фильм они смотрели по крайней мере два раза), «Чарли Чан в музее восковых фигур». Всего таких фильмов было двадцать семь. Его сын проверил это в библиотеке на Анджел-роуд.
– Никаких обвинений, Грэхем?
– Только эта группа стервецов. Нарушение общественного спокойствия, усугубленное нападением, ношение опасного оружия с намерением его использования. Он заплатил им много. Это очевидно, так как они твердо держатся своей версии событий.
– Разочарованы? – заметил Резник.
– Нет, сэр. – Миллингтон покачал головой. – Буду рад познакомиться с их прошлым.
Резник опять принялся за свой бутерброд, из него выпал на стол кусок куриной печенки. «Если бы я тан ел, – подумал Миллингтон, – моя жена запирала бы меня в гараже».
– Что Грайс? – поинтересовался Резник.
– Тот из ресторана? Напарник Грабянского?
– Он не был замешан в драке, не тан ли?
– Даже не трогал своего пальто.
– Осторожный, значит?
– Более того, сэр, раз вы коснулись этого. Я бы сказал, хитрый и ловкий.
Резник пожалел, что не купил кусок торта.
– Вы не забыли про Фоссея, Грэхем?
– Завтра, сэр. Теперь, когда китайское дело закончено…
Резник кивком головы показал, что у него вопросов больше нет. Миллингтон повернулся, чтобы уйти.
– Проследите за тем, чтобы вытащить Линн из торгового центра, хорошо? Помимо того, что это сказывается на ее моральном состоянии, если она будет продолжать околачиваться там дальше, легко опознают, кто она на самом деле.
– Хорошо, сэр.
Едва за ним закрылась дверь, зазвонил телефон. Поднимая трубку, Резник подумал, что это может быть Джефф Харрисон. Но ветер дул совсем с другой стороны.
– Боюсь, что у меня не совсем хорошие новости, – прозвучал голос Клер Миллиндер.
Резник скорчил гримасу.
– Сегодня утром я почти, ну совсем почти продала ваш дом. Это та семья, о которой я говорила вам. Им понравились комнаты, сад, все остальное.
– И что им не подошло?
– То, что дом не в том районе города.
– Боже! А для чего существуют автобусы? Что, у них нет автомашины?
– Школа. Вот в чем дело. Один ребенок в средней школе, другой – в последнем классе начальной, а маленькая девочка вот-вот закончит класс для малышей. Мать заявила, что она не настроена против этнических меньшинств, но если на ее дорогую малышку будет приходиться восемь азиатов, то какой старт она получит на всю ее последующую жизнь?
– Я надеюсь, что вы дали ей соответствующий ответ? – заявил Резник, потихоньку закипая.
– Я улыбнулась ей своей самой приятной профессиональной улыбкой и сказала, что, если они передумают, пусть обязательно позвонят мне.
– Да не будет она звонить.
– Разумеется, – послышалось в трубке после непродолжительного молчания.
Резник взглянул на часы.
– Хорошо, спасибо за эту информацию.
– Не стоит благодарности. Послушайте… вероятно, все это чепуха, я думаю… может быть, вам это совсем не понравится… у меня возникла одна идея.
– Относительно дома?
– Естественно.
– Продолжайте.
– Видите ли, я предпочла бы побеседовать с вами об этом, как говорится, с глазу на глаз.
Резник не проронил ни слова.
– Вы будете дома сегодня вечером, надеюсь?
– Да, буду.
– Около девяти?
– Прекрасно.
– Здорово. Красного или белого? Я принесу бутылку.
– Я думал, это…
– Некоторые предложения… их лучше делать, когда вы немного под хмельком.
– Послушайте…
– Шутка. Эй, я пошутила!
– Понятно.
– Но я все же принесу вино. Ведь хорошо расслабиться после долгого рабочего дня, вы не находите?
Когда Линн Келлог наконец вернулась в участок и написала отчет о еще одном потерянном дне, ее желудок начал подавать сигналы о необходимости принятия пищи, которые можно было услышать на расстоянии двадцати метров.
Она была в середине очереди в столовой, когда заметила Кевина Нейлора, устроившегося за угловым столиком у самой отдаленной стены. Он склонился над тарелкой, одна рука свисала к полу. Лицом он уткнулся в хлеб с маслом, причем клок волос плавал в супе.
– 21 –
Квартира Линн Келлог находилась в старом районе Кружевного Рынка. Здесь располагались фабрики, построенные в викторианском стиле предпринимателями-филантропами, одной из главных забот которых было обеспечить производственные помещения молитвенными комнатами. Это помогало создать дополнительный подъем духа перед шестнадцатичасовым рабочим днем. Большинство этих высоких кирпичных зданий неплохо сохранились и время от времени подновлялись. Тут же располагались стоянки для машин. В окружении трех таких фабрик стоял дом Ассоциации по развитию жилищного строительства, где и жила Линн.
Она провела Нейлора через внутренний дворик, потом по лестнице на второй этаж. Почта, дожидавшаяся ее за дверью, как обычно состояла из никому не нужных рекламных проспектов, заманчивых предложений о кредитовании, очередного письма от матери со штемпелем Тетфорда – мать посылала их по вторникам и четвергам, дням, когда ходила за покупками.
– Снимай пальто, Кевин. Я поставлю чайник.
Жилая комната была маленькой, но не убогой. Было место для домашних растений в горшках, лежали раскрытые книги в мягких переплетах. На батарею были наброшены форменная рубашка и полотенце.
– Чай или кофе?
– Что проще.
– И все же?
– Чай.
– Кофе взбодрит лучше.
– Хорошо, тогда кофе.
Когда она принесла кружки с кофе из кухни, он спал, откинувшись в кресле с высокой спинной, которое она купила на аукционе в «Снейнтон Маркет».
Оставался еще почти целый час, который надо было как-то убить, и Гарольд Рой забрел в один из баров в Хокли. Все, что он знал, это то, что ему нужно спокойно посидеть, может быть, выпить пару стаканчиков, может быть, съесть что-нибудь, а главное – как следует подумать, что говорить.
Это место было неподходящим для раздумий.
Освещение было нормальным, неярким, не выглядели лишними и свечи на столиках. Не было здесь и много народу. Но усиленная динамиками музыка была такой громкой, что и разговаривать-то было трудно, а обдумывать что-либо вообще невозможно. Он притворился, что ищет кого-то, кого здесь не было, и быстро вышел. Сколько времени еще оставалось? Он посмотрел на часы. Через пятьдесят минут он будет лицом к лицу с Аланом Стаффордом.
«Послушай, Алан! Дело обстоит тан, Алан…»
Он зашел в трактир на углу, заказал большую порцию водки с тоником.
– Да, спасибо, еще лед и лимон.
Затем он уселся на длинную скамью поближе к огню. В трактире гуляла какая-то компания, сидели несколько пареньков, которые изображали из себя студентов, мужчина в коричневом костюме-тройке, разговаривавший в серьезном тоне с чьей-то женой, собака переходила от стола к столу, клянча палочки со специями. Ротвейлер, Лабрадор? – Он никогда не умел различать их.
Его первоначальная реакция на измену Марии была естественной и спонтанной – гнев, разочарование, шок, злоба. Несколько часов спустя он начал видеть все это в другом свете. «В конце концов, если кто-то еще хочет получить удовольствие, взвалив себе на шею это усталое старое тело, то что ему остается, кроме как сбросить с себя этот груз? И что хорошего они имели, гоняясь за удовольствиями, из-за чего стоило бы цепляться за нее или даже сожалеть? Это повод, чтобы уйти, свет в конце, казалось, бесконечно длинного туннеля. Пусть он забирает ее, посмотрит, наново просыпаться каждое утро с прижимающейся к тебе спиной. Пусть посмотрит. Этот парень. Этот Грабянский».
Удивительно.
Удивительный парень!
Как и это его предложение. Как ни странно, оно каким-то образом придавало силы Гарольду, он ощущал своеобразное чувство солидарности. Предстоящая встреча со Стаффордом вызывала у него беспокойство. Он боялся, что ситуация может обернуться против него, станет неуправляемой. Как бы там ни было, Гарольд не мог забыть нож в руке Стаффорда. Но, как отметил Грабянский, когда говорили об этом, Алан Стаффорд прежде всего бизнесмен. А это и был бизнес. Ничего личного. Бизнес.
Он посмотрел на свой стакан и удивился, что тот уже пуст.
По дороге к стойке он нагнулся и погладил собаку. Он даже не помнил, когда гладил кошку, не говоря уже о собаке. Гарольд чувствовал себя великолепно – он свободен. Он взял еще одну большую порцию водки и хрустящие палочки с сыром и луком, чтобы поделиться ими со своим новым другом.
Линн не могла откладывать это дальше. Кевин все еще спал, а она уже погладила рубашку, разобрала вещи для стирки на следующий день, вычистила газовую плиту, вытерла (что она делает?) пыль с полок на кухне.
С тех пор как ее тетка переехала в Дисс, не было никого поблизости, с кем бы она могла поговорить. «Дорогая Линни, я не собираюсь жаловаться, тан как знаю, что и без этого достаточно всего на твоих плечах. Я это понимаю…»
Линн черенком ложки вскрыла конверт. Неровный почерк матери, синие чернила шариковой ручки на бумаге из дешевого магазина Вулворта.
«Дорогая Линни…»
Она бросила взгляд на Кевина Нейлора, который, по всей вероятности, за несколько недель впервые спал так долго и безмятежно. Она подумала, что это первый мужчина в ее квартире с тех пор, как тот, с которым она жила, собрался, сел на велосипед и укатил. Где-то в глубине ящика комода лежал набор для заклеивания шин, который он оставил в спешке и который она все собиралась выбросить в мусорный бак, но тан и не собралась.
«Линни, это твой отец. С тех пор как он был вынужден убить всех тех птиц, всю тысячу двести голов…»
Она могла ясно представить себе его, хрупкого мужчину в пластиковом плаще, в высоких сапогах, шагающего между доминами с курами и стучащего по земле своей палкой.
«Боже, Кевин! – думала она. – Проснись!»
Гарольд Рой чувствовал себя очень хорошо и был доволен, что опоздал на встречу. Все время, пока он шел на «рандеву», как назвал это Алан, в его голове носились мысли об освобождении. К черту бизнес! К черту Марию! Пусть занимается с ней этим Грабянский, раз уж ему это нравится. Он поместит свои деньги в солидное дело, купит домин в Форест-Дин, может быть, напишет книгу, заведет собаку.
– Где вы были, черт возьми?
– Привет! – Гарольд помахал над головой рунами, демонстрируя хорошее настроение. – Что значит небольшое опоздание для друзей?
– Вы пьяны? – нахмурился Стаффорд.
– Навеселе. – Гарольд придвинул стул ближе. Они находились в баре, достаточно старомодном для того, чтобы использовать его как рекламу. Здесь тоже была музыка, но она не гремела так громко. Гарольду показалось, что он узнал это местечко, которое называлось «Нейл Седана». Радио было настроено на музыкальную программу на средних волнах.
– Навеселе, вот я какой.
– Вы чертовски пьяны.
– Нет-нет! Совершенно трезв. – Он ткнул пальцем в сторону стакана Стаффорда. – Что будете пить?
Тот отодвинулся от стола. Они были единственными посетителями в заведении. Алан с трудом сдерживал себя, чтобы не ударить в это нелепое ухмыляющееся лицо.
– Пива? – спросил Гарольд, поднимая стакан Стаффорда.
– Поставь на место. Гарольд начал подниматься.
– Я закажу водки.
– Черта тебе лысого, а не водки! – Стаффорд потянул его вниз, их лица столкнулись, и Гарольд почувствовал горький запах тоненьких сигарет, которые скручивал для себя Стаффорд. «Трубочный табак», – подумал он.
– У вас, кажется, есть что сказать мне. Нам нужно прояснить одно дельце.
– Совершенно верно, – расплылся в улыбке Гарольд. – Только позвольте мне…
– Если вы сделаете хотя бы еще одно движение в сторону стойки…. – Стаффорд снова усадил его на место.
– Хорошо, хорошо. Вам не терпится получить пакет. Так что давайте – большую порцию водки с тоником. Лед и лимон.
Ничего не поделаешь, Стаффорд встал и крикнул бармену через весь зал:
– Водка и пинта пива. – Боже! Пусть уж все будет по-хорошему.
– Это?.. – начал неуверенно Гарольд.
– Что?
– Это…
– Что это?
– Это Конни Фрэнсис или Бренда Ли?
Наконец она не выдержала и слегка пошевелила его. Подождала, пока он не потянулся, зевнул, еще потянулся и удивленно посмотрел вокруг. Она сунула ему в руки кружку, и он удивился: кофе все еще был теплым.
– Я думал, что спал дольше.
– Так и было. Я вылила старый кофе и приготовила свежий.
– Как долго?.. – Он посмотрел на часы и застыл. – Дебби, она…
– Все в порядке. – Она взяла его за руну и помогла сесть удобнее. – Я звонила ей.
Нейлор с удивлением осматривал маленькую комнату. «Чего только не подумает Дебби? Если ему когда-либо приходилось задерживаться после дежурства, он обязательно сообщал ей об этом. И это было всегда связано с работой, дежурством, в то время как сейчас…»
– Не беспокойтесь. Она не думает, что у нас что-либо было. – Она произнесла это, не задумываясь, нужно это было говорить или нет, и вообще не собиралась говорить ничего подобного. Это была одна из тех фраз, которые выскакивают сами по себе, как клише. Интимная жизнь людей перестала быть запретной темой. Даже детишки по телевидению смотрят и слушают эти передачи с тем же интересом, что и их родители десять-пятнадцать лет тому назад смотрели, например, как изготовить из коробок из-под корнфлекса «Титаник» в натуральную величину или как вырастить деревья в пустыне Калахари.
Нейлор стоял с кружкой в рунах. В его глазах застыло чувство беспокойства.
– Кевин. – Она взяла у него кружку. Ребром руки она погладила суставы его пальцев. Сделала ли она это сознательно или нет, но какое, в конце концов, это имеет значение? – Кевин, я сказала ей, что вы заснули прямо за томатным супом.
«Когда еще представится такой случай, – подумала Линн, – когда еще ты сможешь сделать это?»
– Я лучше сам позвоню ей, – повернулся он к телефону.
Ее руна снова остановила его, во второй раз. С его лица сошла последняя краска.
– Ты не хочешь задержаться? – спросила она.
– Да, – ответил он и протянул ей руку. – В следующий раз.
– Позвольте сказать прямо, Гарольд…
«Что он делает? Целый час смотрит, как этот шикарно одетый шоумен глушит водку. Приходится слушать его, принимать, черт подери, всерьез и называть по имени, как если бы они были друзьями или партнерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36