Наше дело в Ногалесе почти завершено.
– Очень жаль. Но я надеюсь, вы будете с теплотой вспоминать наше маленькое заведение.
– О, я полюбил его всей душой, – заверил второй, порывисто вскакивая на ноги.
В руке у него возник пистолет, он навел дуло Рамиресу в живот и тщательно прицелился, но Рейнолдо пальнул в него через стол. Пуля угодила в грудь, заставив кремового крутануться на месте. В замкнутом пространстве грянуло эхо выстрела, резкое, оглушительное, но человек в голубом костюме и ухом не повел – он выстрелил в Рамиреса, и пуля вошла чуть пониже сердца, сбила со стула.
У Рейнолдо было такое чувство, будто он получил удар под дых. Он пытался вздохнуть, пытался вновь ощутить вдруг онемевшие кончики пальцев, а когда поднял голову, то увидел, что человек в голубом костюме тянет своего раненого товарища, стараясь поднять того на ноги. Но тело у него было безвольное, точно ватное, и упорно валилось вперед. Рамирес с усилием поднялся на колени и выстрелил в того, что был в голубом, но промахнулся и быстро выстрелил еще раз; пуля попала в челюсть. Человек неуклюже плюхнулся рядом со своим дружком, обхватил голову руками и застонал. Потом заплакал.
– Мне больно, – всхлипнул он судорожно.
Изо рта у него текла кровь.
Рамирес поднялся, подошел вплотную и выпустил пулю ему в затылок.
– Господи боже мой, – ахнул Роберто. – Кто они такие?
– Плохие люди, – ответил Рамирес.
Но кто они были такие в самом деле?
– Беги, – велел он Роберто, – приведи сюда Мадонну. И поспеши, мальчик, пока я не истек кровью.
Мальчишка со всех ног бросился за одной из проституток, которая утверждала, что когда-то была медицинской сестрой.
Рамирес опустился на стул. Пистолет до сих пор был у него в руке. Он бросил его.
Зал поплыл перед глазами. Ему нужен священник, ему так больно. Он взглянул на двух женщин на диване – они в ужасе таращились на него.
– Вон отсюда, твари! – проревел он. – Нечего шлюхам пялиться, как умирает мужчина.
Они исчезли.
Эх, не поставил он сегодня утром свечку. И на службе не был. Священника бы сюда.
Да где же эта Мадонна?

Глава 8

Фургон подкатился к Медфорду, северному пригороду Бостона, и въехал на забитую стоянку вокруг какого-то заведения, похожего на бар, под названием «Тимотис», одинокого приземистого здания непревзойденной скромности. Его название повторялось красными неоновыми буквами едва ли не в полусотне мест: на крыше, над дверями, на гигантской вывеске над въездом на стоянку: "Это он! Единственный и неповторимый! "Тимотис"!"
– Мы здесь потому, – сообщил Ланахан, – что сегодня суббота. А каждую субботу ваша преданная науке интеллектуалка, эта талантливая, отважная, сильная женщина, – слова Чарди, брошенные обратно ему в лицо, – вечером заявляется сюда или в какое-нибудь другое заведение подобного толка, снимает мужика и уходит с ним.
– В прошлые выходные она вернулась домой только в воскресенье под вечер, – заметил водитель, кудесник из техотдела.
В красном неоновом свете на рябом лице Ланахана, похоже, играла сальная ухмылка. Чарди охватило желание дать ему в морду, но неожиданно злость прошла. Ланахан – ничтожество, он даже оплеухи не заслуживает.
– Здесь никого из Гарварда не встретишь, – сказал человек на переднем сиденье. – Они все сидят в Кембридже и в кабаках поприличнее, вроде «Касабланки» или "Данстер-стрит, 33". Это местечко слишком низкого пошиба, для непритязательной публики. Второй сорт.
– Она сейчас там, – сказал Ланахан. – Вот ее тачка.
Он указал на зеленый «фольксваген» неподалеку.
– Она западает на парней одного типа. На моей памяти было трое. Смуглые ирландцы. Крупные, под метр девяносто ростом и весом под сто килограммов.
– Ваших близнецов выискивает, – подсказал Ланахан. – Она ищет вас.
– Чушь собачья, – отрезал Чарди.
– Увидите. Ну что, поехали? Готовы? Уверены, что справитесь?
– Угу, – буркнул Чарди.
– Звучит как-то не слишком убедительно. Послушайте, можно устроить все другим способом.
"Гнусный коротышка", – подумал Чарди.
– Чарди. За эту операцию я отвечаю перед Вер Стигом. Не провалите, ладно? Держите себя в руках, не переусердствуйте. Не спугните девицу. Если вы наломаете дров, она обратится в прессу, поднимет шум…
– Я справлюсь.
Чарди отодвинул дверцу фургона и вышел в сырой, промозглый вечер.
До Массачусетса весна еще не добралась, и сквозь ряды машин он двигался в клубах пара от собственного дыхания. Перед входом в бар вытянулась небольшая очередь, он пристроился в конец. Все они казались такими симпатичными, эти мальчики чуть за двадцать, с модными стрижками – расчесанными на прямой пробор пышными ниспадающими каскадами волос, в дорогих темных костюмах почти что на европейский лад.
Девушки все как на подбор были темненькие и миниатюрные, веселые и похожие почему-то на примерных католичек. Их нежные шейки украшали крестики. Рядом с ними он сам показался себе каким-то переростком, глупым и неуклюжим, потому что был на добрый десяток лет старше самого взрослого в этой очереди. В своем унылом костюме он терпеливо дожидался еще минут десять, пока наконец двустворчатые двери не распахнулись гостеприимно ему навстречу. На пороге он в последний раз оглянулся на фургон вдалеке, под высоким фонарем, с тонированными стеклами, из-за которых – он знал это – за ним наблюдал Ланахан, а через него Йост Вер Стиг и все Центральное разведывательное управление.

* * *

Внутри заведение оказалось состоящим из нескольких отдельных баров, каждый в своем собственном стиле, и все подделка. Некоторое время ушло на то, чтобы обойти все эти ответвления, полные народу. Он уже начал было паниковать, но тут наткнулся на нее.
Она сидела за столиком с каким-то парнем. Зал был изысканнее других, декорирован в стиле викторианской эпохи – если бы в ту эпоху существовал пластик. Все было словно в дурном кино. Но перед ним сидела Джоанна, живая, во плоти, с каким-то мужчиной – как и сказал кудесник, крупным мужчиной, комплекции Чарди, если не крупнее, в костюме-тройке.
Чарди пристроился за стойкой на безопасном расстоянии от парочки и заказал себе пиво. Он видел ее в зеркале, но совсем смутно – в темном пространстве под потолком набухшей тучей висел табачный дым. Она так и льнула к этому мужчине. Она касалась его локтя. Она смеялась его шуткам и с восторженным вниманием выслушивала его остроты. Чарди почти корежило от ревности. Они заказали еще по стаканчику – бурбон для мужчины, белое вино для Джоанны.
Чарди смотрел как завороженный. Когда же он в последний раз видел ее? Он мог бы воспроизвести эту картину с поразительной точностью, даже здесь, даже сейчас. Это было в тот день, когда он попал в засаду, в день его пленения. Она тогда одевалась как курдка: цветастая крестьянская юбка, черная жилетка, блузки, платки, на голове косынка. Не то что теперь. Сейчас на ней были темные свободные брюки, свитер с воротником-хомутом и твидовый жакет. Очки в пол-лица смягчали угловатые черты. Рыжеватые волосы зачесаны назад, но одна прядь все-таки упала на лоб. Когда она улыбалась, ее белые зубы сверкали в темноте.
Боже, какая же она красавица. Чарди не мог отвести от нее глаз. Если у него и был на уме какой-то план, от него ничего не осталось. У Пола перехватило дыхание: рядом с ней он не мог дышать. Руки у нее были белые, с длинными пальцами, и она коснулась ими ладони мужчины. Тот рассмеялся и что-то прошептал. Они прикончили свои напитки и поднялись.
Чарди вскочил.
Они принялись пробираться сквозь толпу к выходу. Мужчина обнимал ее за плечи. Они взяли в гардеробе свою одежду и вышли на улицу. Чарди двинулся следом и перехватил их на стоянке, в моргающем свете, пока мужчина возился с ключами от своего "порше".
– Прошу прощения, – произнес Чарди.
Она обернулась, мгновенно узнав голос, но, наверное, не вполне веря своим ушам.
– Джоанна? – Он вышел на свет, чтобы мужчина мог его видеть. – Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.
– Пол, – выговорила она наконец. – Ох, Пол.
– Ты знаешь этого малого? – спросил мужчина, выступая вперед.
– Тебя это не касается, – отрезал Чарди.
– Вот как? – Он приблизился еще на шаг. Потом обернулся к ней. – Ты хочешь с ним говорить или нет?
Она не могла ничего ответить, лишь гневно смотрела на Чарди.
– Послушай, – заявил мужчина. – По-моему, девушка не желает с тобой разговаривать. Почему бы тебе не убраться?
– Джоанна, это действительно важно. Очень.
– Уходи, Пол, – сказала она.
– Давай, Пол, вали отсюда, – бросил мужчина.
Чарди был словно наэлектризован от волнения. Напряжение было таким, что он, казалось, вот-вот взорвется. Она так близко! Ему хотелось прикоснуться к ней. На него накатила слабость, но отступать было нельзя. Его охватил ужас, он понял, что все испортил, что зря устроил эту сцену.
Пол приблизился к ней еще на шаг.
– Джоанна, пожалуйста.
Мужчина ударил его по уху – явно неумело. Пол подвернул ногу, падая на асфальт. На миг ему показалось, будто в черепе загудел колокол, и он обнаружил, что как дурак сидит в луже. Он поднял голову, и в глазах у него потемнело от ярости. Однако хлыщ, ударивший его, стоял столбом; казалось, он сам был ошарашен тем, что сделал.
– Я не хотел, – промямлил он. – Я ведь просил вас не лезть. Я предупреждал. Вы сами напросились. Правда. Вы сами напросились и получили по заслугам.
Чарди поднялся.
– Это было неразумно с вашей стороны. Вы не знаете, кто я такой. А вдруг у меня есть пистолет? Или я знаю карате? Или просто окажусь бандитом?
– Я… я же велел вам уходить.
– Ну а я никуда уходить не намерен. И я не советовал бы вам поступать так еще раз.
– Уолли, – вмешалась Джоанна. – Это и впрямь было неразумно. Он… э-э… солдат. И вероятно, обучен самым разным приемам. И вообще, терпеть не могу, когда мужчины дерутся. Глупость какая.
– Не вздумай только еще раз меня ударить, Уолли, – сказал Чарди, – и я ничего тебе не сделаю.
– Это смешно, – заявил Уолли. – Так ты идешь со мной или нет?
– Ох, Уолли.
– Быстро же ты запела по-другому. Ну и черт с тобой, и с твоим чокнутым дружком тоже. Два сапога пара. Счастливо оставаться.
Он уселся в машину и рванул с места – только шины взвизгнули.
– Джоанна, – повторил Чарди.
– Не подходи, Пол. Не подходи, я сказала. Только тебя мне еще не хватало для полного счастья.
Он смотрел, как она идет по залитой светом фонарей площадке.
– Джоанна. Пожалуйста.
– Пол. – Она обернулась. – Уходи. Не приближайся ко мне. Я позову полицию. Клянусь, я это сделаю.
– Джоанна. Улу Бег объявился.

* * *

Они сидели в ее «фольксвагене» неподалеку от парка. За деревьями виднелись безлюдная детская площадка и баскетбольное поле, пустое и темное. Чарди пил пиво из банки – он велел Джоанне заехать в какой-нибудь магазин, и она безмолвно подчинилась, – это была уже третья за двадцать пять минут. Машина время от времени пощелкивала, и ему вдруг подумалось, что эта типично американская ситуация – тихая ночь, машина, женщина на соседнем сиденье, парк неподалеку – для него нечто столь же чуждое, как какой-нибудь филиппинский брачный ритуал. После долгого молчания она вдруг сказала:
– Ты работаешь на них, так ведь?
– Да. Временно.
– Я думала, тебя уволили.
– Так оно и было. Теперь я снова им понадобился.
– В том письме ты утверждал, что никогда больше не станешь на них работать. Ты писал, что с этим покончено. Опять солгал?
– Нет. Я вернулся, потому что у меня, похоже, не было выбора.
– Из-за курда?
– Да.
– Не поздновато ли ты решил отдать свой должок?
– Может, и поздновато. Не знаю. Увидим, да?
– Как ты можешь? Работать на них? Как тебе не противно?
– Если бы я не согласился, на моем месте сейчас сидел бы кто-нибудь другой. Только ему было бы наплевать на тебя. И на Улу Бега. Эти люди из службы безопасности не знают жалости. Им нужна его голова.
– Чего ты хочешь от меня?
– Они считают, что он появится у тебя, потому что больше ему идти некуда. Во всяком случае, так они говорят. Что у них на уме, мне неизвестно. Но такова официальная версия. Поэтому я здесь – чтобы заручиться твоей помощью.
– Было время, когда я готова была тебя убить. Даже думала об этом. Представляла, как прилечу к тебе в Чикаго, подойду к твоей двери, постучу, а когда ты откроешь – выстрелю. Прямо в лицо.
– Мне жаль, что ты так сильно меня ненавидишь.
– Ты был частью всего этого.
– Я никогда не…
– Пол, ты лжешь. Это у тебя в крови. На этом стоит твоя жизнь. Я собрала кое-какие сведения о твоих работодателях. Они учат лгать не задумываясь. Ты можешь делать это легко и непринужденно, как будто о погоде разговариваешь.
– В управлении точно такие же люди, как и везде. В любом случае, я никогда не лгал тебе. Ложь – удел высших уровней. У них есть специалисты.
Он прикончил банку и сунул руку в рюкзак за новой. Надо было брать сразу дюжину. Пол вскрыл крышку и сделал большой глоток.
– За эти семь лет, – произнес он наконец, – не было, наверное, ни одной ночи, чтобы я не думал о тебе и не проклинал то, что произошло между нами. Это не ложь. Но если ты любишь его – а я думаю, что любишь, и думаю, что иначе и быть не могло, – то ты должна помочь мне. Иначе ему конец.
– Не разыгрывай благородство, Пол.
– А ты не разыгрывай оскорбленную гордость, Джоанна. Пока ты тут нянчишься со своими обидами, он схлопочет себе пулю в лоб.
– Пол, я тоже лгала. Я говорила, что люблю тебя. Так вот, я никогда тебя не любила.
– Как скажешь. Не любила так не любила.
– Я любила твой образ. Потому что ты сражался на стороне курдов, а курдам нужны были бойцы.
– Да.
– Меня так завораживала сила. Она казалась мне тайной за семью печатями.
– Никакая это не тайна.
– Ты хоть знаешь, что произошло с нами? После твоего загадочного исчезновения?
– Да.
– Вранье! – сорвалась на крик она. – Черт побери, это вранье. Опять. Снова вранье. Ничего ты не знаешь. И никто не знает, кроме…
– Мне рассказал один русский. Ты его не знаешь.
– А подробности?
– Нет. Этот русский в подробности не вникает. Он слишком большая шишка, чтобы забивать себе голову подробностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55