имя Хедли Дью никогда больше не прозвучит в их доме. Ванесса будет продолжать любить его в глубине души и в то же время, послушная супружескому долгу, навсегда сохранит верность второму мужу.
Виконт снова поклонился.
– Оставлю вас, мэм, – произнес он. – Необходимо заняться срочными делами. Можно ли попросить вас умыться, чтобы слуги не видели заплаканного лица? Встретимся за обедом. А потом я навещу вас в вашей комнате, но спать вернусь к себе.
– О Эллиот! – горько воскликнула Ванесса. – Своим неуклюжим объяснением я только все запутала, правда? Может быть, потому, что не в состоянии разобраться сама.
– Возможно, когда-нибудь в будущем вы сможете написать книгу, – саркастически заметил Эллиот. – Вам отлично удастся любовный роман – что-нибудь, до краев наполненное пустой страстью, фальшивыми переживаниями и напыщенными речами.
С этими словами виконт вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.
Эллиота не оставляло чувство, что его одурачили. Жена не позволила в полной мере выплеснуть гнев и авторитетно разложить по полочкам все то, чего он ожидал от нее и от их брака. Вместо этого завела в дремучий словесный лабиринт и заставила почувствовать себя самодовольным ослом.
Может быть, именно таким он и был на самом деле?
Лорд Лингейт свирепо насупился.
Неужели следовало нежно обнять жену и шептать ей на ушко ласковые слова утешения, пока она оплакивала любимого, которым – так уж случилось – оказался не он сам?
И к тому же мертвого.
Боже милостивый!
Черт подери, куда способен завести человека брак?
Эллиот посмотрел в окно своей спальни и заметил, что дождь припустил еще отчаяннее, чем полчаса назад. Ветер безжалостно трепал верхушки деревьев.
Отлично! Именно такая погода ему и нужна.
Десять минут спустя он во весь опор мчался на свежем, застоявшемся в конюшне жеребце.
Куда именно?
Он и понятия не имел. Главное, как можно дальше от Ванессы и злосчастного брака. А еще прочь от проклятого портрета этого болезненного и милого юноши, с которым он не хотел соперничать, даже если бы мог.
Пусть любит его, сколько душе угодно.
К черту ее.
К черту Хедли Дью.
Поняв наивность собственных мыслей, виконт пришпорил коня и понесся прямиком на возвышавшуюся впереди зеленую изгородь.
Если суждено рассуждать наивно, то почему бы заодно не вести себя безрассудно?
Чем больше Ванесса споласкивала лицо холодной водой и разглаживала кремом, тем заметнее распухали веки и краснели щеки.
В конце концов она оставила бесполезное занятие и вышла в коридор энергичной походкой, приклеив к губам самую лучезарную улыбку, хотя встретили ее лишь картины на стенах и мраморные бюсты на лестничных площадках.
Виконт вернулся домой и появился в гостиной всего за несколько мгновений до того, как дворецкий объявил, что обед подан. Пора было идти в столовую. В присутствии слуг они целый час вели надуманный, неестественно высокопарный разговор, а Ванесса вдобавок изо всех сил улыбалась.
Потом оба сидели в гостиной возле камина – правда, по разные его стороны – и читали. Ванесса заметила, сколько раз муж перевернул страницы. Насчитала четыре раза, и это за полтора часа. Сама она тоже время от времени вспоминала, что неплохо было бы сменить декорацию перед глазами; при этом всякий раз принимала новую позу и улыбалась, словно читала что-то потрясающе увлекательное.
Лишь просидев так с полчаса, поняла, что сняла с полки сборник проповедей.
Пришлось улыбаться более задумчиво.
Ванесса украдкой посмотрела на мужа. Зачем, собственно, сегодня днем он вернулся домой пораньше и зашел в спальню без стука? Неужели чтобы…
Но Эллиот хмуро смотрел в книгу и совсем не походил на человека, мечтающего о любовной близости.
Когда же наконец пришло время отправляться ко сну, он проводил ее до двери гардеробной и, поцеловав руку, вежливо поинтересовался, позволено ли ему прийти через некоторое время. Да-да, так и спросил!
Когда он появился в спальне, Ванесса лежала в постели и размышляла, что можно сказать и сделать, чтобы исправить положение. Но в конце концов просто молча улыбалась до тех пор, пока он не задул свечу – впервые со дня свадьбы.
Он овладел ею без поцелуев и ласк – деловито, торопливо и похотливо. Все закончилось задолго до того, как она успела хотя бы подумать об остром наслаждении, которое неизменно испытывала во время предыдущих тринадцати интимных встреч.
Единственное, что ей досталось сегодня, – это тупая боль неудовлетворенного желания.
Закончив дело, виконт немедленно встал с постели, накинул халат и удалился через гардеробную.
А прежде чем закрыть дверь, поблагодарил.
Он сказал ей «спасибо»!
Слово прозвучало окончательным оскорблением.
Хуже того, оскорбительной выглядела вся сцена. Ванесса подозревала, что не случайно.
Поведение лорда Лингейта недвусмысленно показывало, что если ей угодно быть его супругой всего лишь ради положения в свете и производства детей, то он счастлив предоставить желаемое.
До чего же все-таки глупы мужчины!
Или если воздержаться от преувеличения и несправедливости по отношению к бесчисленному множеству ни в чем не повинных джентльменов, то можно было бы переформулировать мысль: до чего же глуп Эллиот Уоллес, виконт Лингейт!
Беспокоило лишь то обстоятельство, что вина лежала исключительно на ней самой.
Эллиот ни за что бы не признался, что страшно обиделся.
А Ванесса не знала, что делать, хотя требовалось что-то срочно предпринять. Плакать над портретом другого мужчины на четвертый день после свадьбы – далеко не самый разумный и тактичный поступок. Она обещала мужу иное. А если бы и не обещала, все равно была бы обязана принести в его дом комфорт, наслаждение и счастье.
Кроме того, ей вовсе не хотелось превращать безоблачные дни у озера в бледное воспоминание о туманном прошлом, в неповторимое и почти нереальное интермеццо. Да, она познала счастье и не сомневалась, что супруг тоже был безоглядно счастлив, хотя даже под пыткой не признался бы в недостойной слабости.
Они были счастливы вместе.
В прошлом.
И теперь только от нее зависело, продлится ли счастье в настоящем и будущем.
Ради их общей жизни.
Глава 16
После переезда в Лондон Ванесса редко видела мужа. Тот уходил сразу после завтрака, а возвращался вечером. И даже когда был дома, рядом неотступно присутствовали матушка и младшая сестра.
Единственным временем, когда супругам удавалось побыть вдвоем, оставалась ночь с кратким ритуалом любовной близости. Виконт старался наделить виконтессу наследником, а виконтесса старалась получить удовольствие. Оставалось лишь надеяться, что его усилия имели больший успех, чем ее. Всякий раз, едва выполнив миссию, Эллиот немедленно вставал и уходил к себе. И неизменно благодарил.
Муж вел себя вежливо, но настолько холодно, что Ванессе становилось страшно. Ей казалось, что пропасть между ними растет с каждым днем и они уже никогда не станут по-настоящему близкими людьми.
Лондонская жизнь немедленно вовлекла в свой бурный поток, и проще всего было, конечно, уступить и плыть по течению. Каждый день до отказа наполнялся сотней самых разных дел: покупки, посещение библиотеки, дневные визиты в компании свекрови и золовки, регулярные визиты на Беркли-сквер, в Мертон-Хаус – после того как туда приехали брат и сестры. А еще требовалось тщательно изучать массу ежедневно присылаемых приглашений на светские рауты и решать, какие из них стоит принять – разумеется, после представления королеве. Ну и, конечно, заставляли поволноваться само событие и торжественный бал, намеченный на тот же вечер. Это дебют Сесил, но вместе с ней впервые появятся в свете Ванесса, Маргарет и Кейт.
Впереди маячили новые встречи и новые знакомства. Они несли с собой имена и титулы, которые следовало как можно быстрее запомнить.
Почти все дела можно было считать сугубо женскими. У Ванессы сложилось впечатление, что в высшем обществе дамы и джентльмены существуют порознь, а встречаются лишь на светских развлечениях, подобных балам, скачкам и пикникам. Дебютному балу как раз и предстояло стать таким событием.
Ванесса вполне могла бы закружиться в новой жизни и в прямом смысле слова игнорировать Эллиота, тем более что она понятия не имела, как муж проводил время.
Но она скучала по нему. Там, на озере, они много и интересно беседовали. Все делали вместе. Часто и с наслаждением любили друг друга. Спали вместе, крепко обнявшись.
Конечно, даже тогда отношения недотягивали до идеальных. Ванесса не могла не ощущать сдержанность, замкнутость Эллиота, его нежелание открыться и просто наслаждаться жизнью. Она заметила, что он никогда не смеялся и даже никогда не улыбался. И все же внешняя холодность не мешала виконту познать счастье, пусть даже сам он никогда бы не произнес этого слова.
Тогда существовала надежда на лучшее.
А сейчас он не был счастлив, во всяком случае, дома.
И вина лежала исключительно на ней.
В подобной ситуации можно было смириться с половинчатым браком и заняться собственными делами.
Но она не хотела смиряться.
Утром накануне презентации Ванесса услышала, как муж вышел из своей гардеробной. Было еще очень рано. Он всегда вставал рано, чтобы провести некоторое время в кабинете в обществе мистера Боуэна, а потом на весь день уехать из дома..
Леди Лингейт, а иногда и Сесил завтракали вместе с ним. Ванесса, разумеется, тоже, но о разговоре наедине в это время нечего было и думать.
Ванесса поспешила в собственную гардеробную, на ходу снимая сорочку. Звонить горничной она не стала. Быстро умылась холодной водой и надела светло-голубое дневное платье. Провела расческой по волосам, заглянула в большое, во весь рост, зеркало, чтобы убедиться, что не окончательно страшна, и спустилась вниз вслед за мужем.
Как она и ожидала, Эллиот оказался в кабинете рядом с библиотекой. Держал в руке распечатанное письмо, но не читал, а что-то обсуждал с мистером Боуэном. Одетый в безупречный костюм для верховой езды и высокие сапоги, он выглядел неотразимо красивым.
Едва Ванесса появилась в дверях, виконт обернулся, даже не пытаясь скрыть удивление.
– А, дорогая, – приветствовал он, используя нелепое обращение, как и всегда при посторонних. – Ты сегодня рано встала.
– Что-то не спится. – Ванесса улыбнулась и кивнула мистеру Боуэну. Тот вежливо встал из-за стола.
– Могу ли чем-нибудь помочь? – поинтересовался Эллиот.
– Давай пройдем в библиотеку или в утреннюю комнату, – ответила она. – Хотелось бы поговорить.
Эллиот слегка склонил голову.
– Ответ на это письмо продиктую позже, – обратился он к секретарю и положил листок на стол. – Дело не первой срочности.
Взяв жену за локоть, решительно повел в соседнюю комнату, где в камине уже весело потрескивали дрова.
– Итак, чем могу служить, Ванесса? – холодно спросил он. Показал на кожаное кресло, а сам подошел к камину и остановился спиной к огню. За вежливостью скрывалось нетерпение.
Ванесса села.
– Просто подумала, что мы могли бы наконец поговорить. В последнее время это никак не удается.
Виконт удивленно поднял брови.
– Разве? А за обедом? И после обеда, в гостиной?
– Но с нами всегда твоя мама и сестра. А я хочу поговорить наедине.
Супруг смерил ее пристальным взглядом.
– Нужны деньги? – уточнил он. – Так скажи Джорджу, и он немедленно все уладит. Скупостью я не страдаю.
– Нет, дело не в деньгах. – Ванесса махнула рукой. – Я еще не истратила ту сумму, которую твой секретарь дал два дня назад. Только оплатила абонемент в библиотеке, и больше ничего. Ездила по магазинам, но решила, что у меня все есть. Любая покупка оказалась бы бесполезной и экстравагантной. Одних платьев сейчас набралось больше, чем за всю мою жизнь.
Лорд Лингейт продолжал смотреть сверху вниз, и Ванесса остро ощутила неравнозначность положения: она сидела, а он стоял, возвышаясь горой.
– Нет, мне хотелось поговорить вовсе не о деньгах, – продолжила она, – а о нас. О нашем браке. По-моему, я тебя обидела.
Глаза виконта мгновенно стали холодными.
– Полагаю, мэм, – возразил он, – что не в ваших силах это сделать.
Вот очевидное доказательство ее правоты. Тот, кто затаил в душе обиду, часто стремится нанести ответный удар, только еще более болезненный.
– Если вы сказали все, что хотели, то позволю себе пожелать…
– Разумеется, не все, – горячо запротестовала Ванесса. – Господи, Эллиот, неужели мы всегда будем общаться с холодной учтивостью, как чужие? Всего лишь несколько дней назад ты увлеченно швырял камешки в озеро, я неумело сражалась с веслами и мы вместе собирали нарциссы. Неужели то время ничего для тебя не значит?
– Не могла же ты поверить, что три дня после свадьбы окажутся значительнее, чем серьезная семейная жизнь? – не скрывая иронии, поинтересовался он.
– Представь себе, как раз поверила, – ответила Ванесса. – Эллиот…
– Мне действительно пора, – перебил он. – Позволь проводить тебя в столовую. Мама, должно быть, уже спустилась.
С ледяной вежливостью он предложил руку.
– Те три дня и четыре ночи стали самым чудесным временем в моей жизни, – призналась Ванесса, слегка наклоняясь в кресле и не сводя с мужа внимательных глаз.
Она заметила, как он вдохнул, собираясь что-то сказать, и поспешила продолжить:
– Я любила Хедли, – смело заявила она. – Больше того, обожала. Если бы могла, с радостью умерла бы вместо него. Но я никогда не была в него влюблена. Никогда… – Она неловко сглотнула и закрыла глаза. Ни разу в жизни она не говорила о самом сокровенном и даже старалась не думать. – Никогда не испытывала к нему вожделения. Никогда не хотела его близости. Он всегда оставался для меня самым дорогим в мире другом.
Повисло ужасное молчание.
– Но он был жутко в меня влюблен, – собравшись с духом, продолжила Ванесса. – Конечно, привлекала его не красота. Думаю, секрет в моей жизнерадостности, в желании смеяться по любому поводу и в готовности оставаться рядом. Хедли был очень болен и очень слаб. Наверное, если бы Бог наградил его силой и здоровьем, он ни за что не влюбился бы, хотя продолжал бы дружить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38