Качество удивило, приятный сайт 

 

Самое полное освещение в опере «Елизавета, королева Английская» получает образ самой королевы. Внимание молодого автора к тонким психологическим нюансам делает характеристику главного персонажа яркой и выразительной.
Опера начинается с одного из счастливых моментов в жизни английской властительницы. Она ожидает вернувшегося с победой возлюбленного – герцога Лейчестера. Здесь перед слушателями предстает не грозная королева, а просто женщина, любящая нежно и страстно. Аккомпанированный речитатив, предшествующий каватине, очень развит мелодически. Раскачивающийся шестидольный ритм придает мягкость и плавность волнообразной мелодии, порхающие украшения подчеркивают радость героини. Зал восторженно замер от виртуозных колоратур Изабеллы Кольбран, которые щедро и умело написал для нее Джоаккино. Интересно, что сама каватина звучит в маршеобразном ритме. В музыке ощутимо торжествующее ликование Елизаветы. Мелодия каватины вновь полна изысканных и изящных колоратурных украшений, хотя основа ее простая и запоминающаяся, близкая народным песням, ведь именно народные интонации лежали в основе музыкального сознания молодого пезарца.
Но вот Лейчестер прибыл. Нет, Елизавета отлично умеет владеть собой. Никто не узнает о ее трепетной надежде. И в следующем речитативе с хором перед слушателями возникает могущественная королева. Ее интонации исполнены сдержанного достоинства и властного спокойствия, характер их более отстраненный, ярко выраженного декламационного свойства.
А Лейчестер полюбил другую. Еще в походе против шотландцев он тайно женился на юной Матильде, дочери казненной Марии Стюарт. Об этом он рассказывает своему другу, герцогу Норфолку. Но тот завидует Лейчестеру и хочет погубить его, выдав тайну королеве.
В сцене предательства Норфолка, когда королева узнает, что Лейчестер любит другую, композитор раскрывает целую гамму чувств, нахлынувших на героиню. С одной стороны, она властно требует, чтобы Норфолк открыл ей правду. В ее речитативе господствуют повелительные нотки. Однако недобрые предчувствия придают ее интонациям оттенок обреченности. Партия королевы приобретает минорную окраску (соль минор), в ней появляются ниспадающие, никнущие фразы. Елизавета ошеломлена страшной вестью. Состояние растерянности тонко раскрывается тем, что в партии героини сначала повторяется мелодия Норфолка. Но вскоре в душе королевы просыпается оскорбленное самолюбие, она готова мстить. И вновь в речитативе Елизаветы звучат решительные интонации, исполненные властной уверенности, что подчеркивается декламационностью, обостренным ритмом, широкими восходящими скачками. В оркестре на слове «pйrira» («будет наказан») появляются напряженные неустойчивые гармонии. Елизавета – человек действия. Она хочет заставить Матильду отказаться от Лейчестера. Молодая женщина находится во власти королевы, ведь она, чтобы быть с любимым мужем, переоделась одним из шотландских заложников, а державная соперница догадалась о том, кто она. Скрытая угроза звучит в диалоге королевы и пленницы. Грузно восходящая мелодическая линия в партии царственной влюбленной создает образ страшного королевского гнева, готового обрушиться на непокорную. Созданию тревожной взволнованной атмосферы способствуют стремительные отрывистые пассажи в оркестре, как бы подстегиваемые аккордами на сильных долях.
Когда просматриваешь эту оперу, невольно думается, как же мог такой чуткий мастер, как Россини, обратиться к такому далекому по мысли от современной ему действительности сюжету? Конечно, драматические открытия здесь налицо, но как же соотносится эта опера со своим временем? Ведь каждый настоящий художник становится зеркалом своей эпохи. А эпоха Россини – это эпоха мощного подъема национально-освободительного движения. Конечно, «Елизавета» писалась для придворного торжества, но не мог такой композитор, как Россини, хоть в чем-то не проявить свои демократические настроения. И вот в пышной опере, предназначенной для королевских празднеств, гневно зазвучал протест против тирании! Заметно увеличена роль народа!
Дело в том, что королеве не удалось ничего добиться от Матильды. Лейчестер брошен в тюрьму, а его солдаты, полные сочувствия к своему командиру, хотят освободить его. Звучит развернутая хоровая сцена во дворе тюрьмы, передающая психологический настрой солдат. Ее средства музыкальной выразительности просты. Для достижения эффекта единства настроения всех участников этой сцены Россини дает унисонное звучание всех хоровых партий, за исключением эпизодически более развитой партии басов. Это явилось новым и неожиданным приемом у молодого композитора, поскольку мелодическая линия этой партии почти всегда менее разработана по сравнению с другими голосами. Преобладание унисонного звучания мужского хора, предельно простая гармония воссоздают мужественный, сильный образ солдатской массы.
Норфолк проникает в тюрьму и снова клянется Лейчестеру в дружбе. А того ждет казнь. Ведомая чувством любви, тайно приходит к возлюбленному королева. Интонации ее обращения к заключенному исполнены скорби и гордого величия любящей женщины. На фоне оркестровой педали звучит речитатив героини, основанный на сочетании декламационности с ниспадающими ходами в пунктирном ритме и распевности с мягким и плавным волнообразным движением мелодии и ровной ритмикой. Когда же брат Матильды спасает королеву от кинжала Норфолка и выясняется, что изменник именно Норфолк, она прощает Лейчестера и Матильду. В этот момент партия героини насыщается сложнейшими изысканными колоратурными украшениями: «Встаньте, прекрасные, благородные души».
Отныне удел Елизаветы – радость и милосердие. Но королева как бы уговаривает сама себя (ремарка da se, то есть «про себя»). Мелодия упрощается, теряет изящество, столь свойственное россиниевскому музыкальному языку. Отсутствие колоратур и ритмическая выровненность настораживают и позволяют заключить, что «радость» носит чисто внешний характер. Елизавета не может простить, не может забыть свою любовь.
Какая сложная и интересная получилась роль для прелестной примадонны Изабеллы! Какой противоречивый и сильный характер вышел у Елизаветы! Нет, такая драма не может кончиться ничем хорошим, такой клубок чувств и страстей не распутывается, а разрубается. Но традиция есть традиция, и Джоаккино вынужден ей подчиниться. Всем своим нутром он чувствовал логическую необоснованность торжественного апофеоза в завершении этой оперы. И результатом явилась внутренняя холодность финала. А Россини объяснил: «Елизавета, даже давая прощение, остается королевой. Для такого высокомерного сердца самое великодушное по виду прощение все-таки составляет политический акт. Какая женщина, Даже не будучи королевой, может простить такое оскорбление, как Предпочтение другой женщине?»
Первое представление оперы прошло с триумфальным успехом. Неаполитанцы пленились восхитительно виртуозным стилем этого произведения. Их увлекло драматически активное действие и поразило еще одно новшество молодого композитора – полное отсутствие речитативов secco, которые сплошь были заменены аккомпанированными в сопровождении струнной группы оркестра. Неаполитанскому королю опера так понравилась, что он распорядился об отмене приказа, запрещающего учащимся консерватории посещать спектакли Россини.
«Елизавета, королева Английская» во многом явилась ареной для испытания новых выразительных средств. С другой же стороны, молодой композитор часто шел в ней на компромиссы, ведь даже ее местами излишняя пышность вокального стиля была уступкой вкусам неаполитанских зрителей. Может быть, поэтому Россини не ценил этой оперы: «Это произведение относится к тем, которые надо предать забвению», – писал он в 1838 году импресарио театра во Флоренции в ответ на просьбу дать указания по постановке «Елизаветы».
Если жизненные пути Изабеллы Кольбран и Россини скрестились еще в 1806 году, то творческие пересеклись только с постановкой «Елизаветы, королевы Английской». Молодые люди прониклись друг к другу взаимным уважением в процессе этой работы и нежной дружбой, которую пронесут через годы и которая завершится на сей раз вполне мотивированной счастливой развязкой – свадьбой. Но это впереди, пока же все последующие оперы для Неаполя Россини будет создавать в расчете на чудесный голос Изабеллы Кольбран. А «Елизавета», положившая начало творческому содружеству двух музыкантов, для Россини-композитора не прошла бесследно, став еще одним шагом на трудном пути к созданию шедевра.

Глава 8.
ШИПЫ И РОЗЫ, ИЛИ ПРОВАЛ, ОБЕРНУВШИЙСЯ БЕССМЕРТИЕМ

А впереди был Рим… О «вечный город»! Сколько легенд и сказаний сложено о нем! Сколько крупнейших исторических событий связано с его именем! Дыхание почти трехтысячелетней истории сразу невольно ощущается на улицах и площадях, особенно его гостями. Как живописно расположен город на холмах! И какое обилие грандиозных руин, величавых соборов и дворцов самых различных эпох! Многообразие площадей, фонтанов и скульптур просто непередаваемы! Джоаккино бывал во многих итальянских городах. Но силуэт Рима с его куполами и пиниями всегда потрясал его.
В начале ноября 1815 года Россини приехал в Рим. Приехал не для того, чтобы любоваться красотами «вечного города», а чтобы работать. Театр «Балле» собирался ставить «Турка в Италии», и Джоаккино должен был помочь постановке. Импресарио театра – Пьетро Картони и Винченцо де Сантис – предложили ему сочинить еще и новую серьезную оперу! Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Россини повсеместно пользовался доброй славой, его произведения уже не единожды звучали в гордом Риме. Правда, строгая цензура переименовала знаменитую «Итальянку в Алжире» в «Счастливое кораблекрушение». Но ни музыка, ни содержание от этого не изменились.
«Турок» с триумфом прошел в «Балле» 7 ноября. И теперь Джоаккино мог с полной силой приняться за новую работу. Надо было спешить. Оперу собирались ставить в декабре. Однако спешка стала уже привычным состоянием молодого композитора. Привычной была и работа с неудачным либретто. Нехорошая привычка! Но что Россини мог поделать, если содержание оперы, как и будущий автор текста, выбирались импресарио? На сей раз для сочинения либретто пригласили начинающего поэта Чезаре Стербини. Опыта работы в этом жанре у него не было никакого. Вот и получилось у него нагромождение не очень удачных традиционных ситуаций и положений. Были в его либретто лес и горы, мрачный замок и зловещая темница. Сам сюжет происходил от «Лодоиски», положенной на музыку Керубини еще в 1791 году, но был изменен до неузнаваемости. Будущая опера должна была называться «Торвальдо и Дорлиска».
…Невинная Дорлиска злостно оклеветана перед своим супругом Торвальдо. Оскорбленный, он заключает ее в подземелье замка герцога Д'Ордов. После неимоверных страданий и испытаний несчастная женщина вызывает сострадание у стражника Джорджо. Доброе имя Дорлиски все же восстанавливается, и она возвращается к супругу.
Неудачное и неактуальное для Италии содержание столь же неудачно оказалось положенным на музыку. В отличие от предыдущей оперы «Елизавета, королева Английская», инструментовка которой была интересна, наполнена новаторскими приемами и тщательно отделана, инструментовка «Торвальдо и Дорлиски» отличалась традиционностью и даже небрежностью. С речитативами получилась явная накладка – ведь, несмотря на драматическое содержание, они звучат бойко и бодро, как в комической опере. Что и говорить – опера не удалась. И даже столь свойственная россиниев-скому стилю живость ритма здесь отсутствует. Но все же творцом этого произведения был Россини! Вот и появились неожиданные и от этого еще более очаровательные мелодические находки, такие, как каватина Дорлиски из I действия «Все напрасно».
Эта опера была уже дописана, и начались репетиции в театре «Балле», как произошло удивительное событие в жизни Россини. В скромную комнату молодого композитора на улице Леутари явился неожиданный посетитель – сиятельный герцог Франческо Сфорца-Чезарини. Знатный визитер предложил Джоаккино контракт на карнавальный сезон, контракт с театром «Ди Toppe Арджентина» («Серебряная башня»), чьим импресарио и оказался герцог (по обычаю тех времен в роли импресарио часто выступали крупные меценаты). Для Россини предложение написать оперу к карнавальному сезону в одном из крупнейших театров было лестным. Ведь именно к карнавалу каждый театр старался заручиться самыми веселыми и благозвучными произведениями. Значит, Джоаккино доверяли значит, его талант уже создал себе убедительную славу замечательного мелодиста и смехотворца.
Контракт был подписан немедленно. Синьор герцог, будучи человеком образованным, просвещенным, придерживался передовых взглядов и искренне поверил в счастливую звезду Россини. Но каков же был контракт!


«Рим, 15 декабря 815
Благородный театр «Серебряной Башни»
Настоящим актом, написанным частным образом, но имеющим силу и ценность публичного контракта, между уговаривающимися сторонами заключено следующее:
Синьор герцог Сфорца-Чезарини, импресарио названного театра, ангажирует маэстро Джоаккино Россини на ближайший сезон во время карнавала 1816 года; упомянутый Россини обещает и обязуется сочинить и поставить… оперу-буффа, которая будет представлена в этом сезоне в указанном театре и на либретто, новое или старое, которое ему будет предложено упомянутым герцогом-импресарио.
Маэстро Россини обязуется сдать партитуру к середине января и приноровить ее к голосам певцов; кроме этого, он обязуется сделать все те изменения, которые покажутся необходимыми как для успеха самой музыки, так и для удобства синьоров певцов.
Маэстро Россини обещает также и обязуется прибыть в Рим для выполнения настоящего контракта не позднее текущего месяца и вручить копиисту совершенно готовый первый акт своей оперы 20 января 1816 года (указывается именно 20 января, дабы иметь возможность провести полностью репетиции и поставить оперу в день, какой угодно будет импресарио, имея в виду, что первое представление назначается на 5 февраля).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я