Мы его так и назовем. «Резервный банк крови быстрого реагирования». Там будет царить образцовый порядок. Мы будем водить туда зарубежные делегации. Подберем для него хорошее здание. Может быть, с вертолетной площадкой на крыше. В этом здании будут постоянно дежурить бригады врачей, всегда готовые помочь с кровью местным структурам в любой точке Советского Союза. Например, в случае землетрясения. Например, при крупной промышленной аварии. При столкновении поездов. При локальной войне. При вылазке террористов. Об этом здании расскажет телевизионная программа. Напишут газеты. Здание станет гордостью Советского Союза, его визитной карточкой. Никто не откажется прислать туда кровь даже в случае маленького кризиса. Ход моих мыслей вам понятен, Оливер?
— Разумеется, понятен. Ребенок и тот все бы понял, — бормочет Оливер. Его замешательство заметно только ему одному. Даже Евгений, положивший голову на гранитный кулак, не слышит крика его души.
— Однако, — продолжает Хобэн, — всем уже ясно, что операционные расходы «Резервного банка крови быстрого реагирования» непосильны для государства. У Советского государства денег нет. Советское государство должно принять законы рыночной экономики. Поэтому вопрос к вам, Оливер. Как обеспечить финансовую самоокупаемость «Резервного банка крови быстрого реагирования»? Как этого добиться? Что бы вы предложили высочайшему уровню власти, пожалуйста?
Все взгляды буравят его, а сильнее остальных — взгляд Тайгера. Требует его одобрения, его благословения, его соучастия. Хочет, чтобы он прыгнул в их лодку со всеми своими этическими принципами и идеалами. Оливер пожимает плечами, пытается нахмуриться, но не получается.
— Я полагаю, продать избытки крови на Запад.
— Оливер, громче, пожалуйста! — кричит Тайгер.
— Я сказал, продать лишнюю кровь на Запад, — злясь на себя. — Почему нет? Это такой же товар, как любой другой. Кровь, нефть, металлолом, какая разница?
Ему-то кажется, что он порет чушь. Но Хобэн уже согласно кивает, Массингхэм лыбится, как идиот, а Тайгер сияет, что медный таз.
— Дельное предложение, — озвучивает общее мнение Хобэн, довольный и тем, что подобрал удачное, на его взгляд, определение. — Мы будем продавать эту кровь. Официально, но секретно. Продажа крови станет государственной тайной, санкционированной секретным указом, который подпишут на самом верху. Избыток крови ежедневно будет перевозиться специально модернизированным, оснащенным холодильной установкой «Боингом-747» с подмосковного аэродрома Шереметьево на Восточное побережье Соединенных Штатов. Все транспортные расходы станет оплачивать компания, которая получит этот контракт. — Он сверяется с записями. — Перевозка будет осуществляться в режиме строгой секретности, исключающем негативную реакцию общественности. В России мы не должны слышать: «Они продают нашу русскую кровь зажравшимся империалистам». В Штатах не должны раздаваться крики о том, что американские капиталисты буквально высасывают кровь из других народов. Это было бы контрпродуктивно.
— Он облизывает белый палец, переворачивает страницу. — При соблюдении взаимной конфиденциальности обеими сторонами этот контракт тоже будет подписан на высочайшем уровне власти. С учетом следующих условий. Условие первое: мистер Евгений Иванович сам выберет компанию, которой достанется контракт, это его прерогатива. Компания может быть иностранной, европейской, американской, кому какая разница? Компания не будет зарегистрирована в Москве. Это будет зарубежная компания. Хотелось бы, чтобы ее зарегистрировали в Швейцарии. Сразу после подписания контракта с компанией, названной мистером Евгением Орловым, облигации на предъявителя на общую сумму в тридцать миллионов долларов должны быть сданы на хранение в зарубежный банк, детали мы еще уточним. Вы можете предложить подходящий банк?
— Безусловно, — доносится из-за кулис голос Тайгера.
— Эти тридцать миллионов долларов будут рассматриваться как авансовый платеж, который потом будет учитываться в комиссионных, равных пятнадцати процентам от общей прибыли, получаемой компанией, названной мистером Евгением Орловым. Вам это нравится, Оливер? Я уверен. Вы думаете, что это очень неплохой бизнес.
Оливеру не нравится, он ненавидит Хобэна, думает, что это не очень хороший бизнес, отвратительный бизнес, совсем не бизнес, а воровство. Но у него нет времени, чтобы облечь свое отвращение в слова. Ему недостает прожитых лет, уверенности в себе, слушателя, места.
— Как ты правильно указал, Оливер, это такой же товар, как любой другой, — говорит Тайгер.
— Полагаю, что да.
— Тебя что-то тревожит. Не стесняйся. Ты среди друзей, член команды. Говори.
— Я думаю насчет проверки качества, — бубнит Оливер.
— Логично. И по делу. Чего нам не надо, так это журналистов, которые будут расписывать на все лады, что мы продаем зараженную кровь. Поэтому я с радостью могу заверить тебя, что проверка качества, анализ состава, отбор крови в наш век уже не составляют проблемы. Лишь на несколько часов увеличивают время транспортировки. Разумеется, растут и расходы, но в разумных пределах. Как мне представляется, все эти исследования целесообразно проводить прямо на борту самолета. Как минимум экономится время. Мы этим еще займемся. Тебя тревожит что-то еще?
— Ну… э… есть, полагаю, более серьезная проблема.
— Какая же?
— Ну… ты понимаешь… как и сказал Аликс… продажа русской крови богатому Западу… капиталисты, пьющие кровь крестьян.
— Ты опять абсолютно прав, мы должны хранить этот секрет как зеницу ока. Хорошая новость заключается в том, что Евгений и его люди заинтересованы в этом не меньше нашего. Плохая — рано или поздно утечки не избежать. Главное здесь — никогда не терять присутствия духа. Отвечать ударом на удар. Всегда иметь ответ наготове. — Он вскидывает руку в манере странствующего проповедника, подпускает в голос дрожи: — «Лучше продавать кровь, чем гноить ее! Нация, отдающая свою кровь бывшему врагу, можно ли представить себе лучший символ примирения и сосуществования?» Как тебе?
— Они же не отдают, не так ли? Доноры отдают, но это другое дело.
— Так ты предпочел бы, чтобы мы брали их кровь за так?
— Нет, разумеется, нет.
— Ты бы предпочел, чтобы у Советского Союза не было национальной системы переливания крови?
— Нет.
— Мы не знаем, что друзья Евгения будут делать с их комиссионными… да и зачем нам это? Возможно, построят больницы. Или вложат эти деньги в систему здравоохранения. Что может быть благороднее?
А подводит итог Массингхэм:
— Суммируй все, Олли, старичок. Выходит, что для получения трех очень специальных проектов нужно выложить конфетку стоимостью в восемьдесят миллионов. Я предполагаю, это сугубо личное, пожалуйста, не ссылайся на меня, но тот, кто просит восемьдесят, согласится и на семьдесят пять. Даже если ты на высочайшем уровне власти, семьдесят пять — кругленькая сумма. Все-таки потом пойдут текущие отчисления. Надо подумать и о том, кого мы пригласим к столу. Как ни крути, мы будем раздавать золотые яйца.
* * *
Ленч в «Колыбели Кэт» на Саут-Одли-стрит. В колонках светской хроники это заведение характеризовалось как частный ленч-клуб, цены которого не можете себе позволить даже вы. Но Тайгер может позволить, клуб принадлежит ему, Кэт принадлежит ему, и принадлежит несколько дольше, чем положено знать Оливеру. Погода мягкая, им всем требуется три минуты, чтобы обогнуть угол. Тайгер и Евгений впереди, Оливер и Михаил — за ними, остальные — в арьергарде, в том числе и Аликс Хобэн, что-то говорящий на русском в сотовый телефон. Оливер вскоре убедится, что разговоры по сотовому — любимое занятие Аликса. За углом выстроились припаркованные у тротуара «Роллс-Ройсы» с шоферами за рулем, словно мафиозный кортеж. Выкрашенная в черный цвет, без вывески и таблички, дверь открывается, как только Тайгер подносит руку к звонку. Знаменитый круглый стол в нише с окном накрыт для них, официанты в светло-вишневых пиджаках подкатывают столики на колесиках с серебряными подносами, низко кланяются и что-то бормочут, сидящие по углам любовные парочки наблюдают. Катрина, чье имя носит клуб, шаловливая, стильная, нестареющая, как, впрочем, и положено хорошей любовнице, стоит рядом с Тайгером, трется бедром о его плечо.
— Нет, Евгений, сегодня ты не будешь пить водку, — говорит Тайгер. — Он выпьет «Шале Икем» с паштетом из гусиной печенки, «Шате Палме» с барашком, стопочку тысячелетнего старого арманьяка с кофе, и никакой чертовой водки. Я приручу Медведя, даже если он убьет меня. А пока мы ждем — коктейли с шампанским.
— А что принести бедному Михаилу? — спрашивает Катрина, которая до их прихода узнала все имена у Массингхэма. — Он выглядит так, словно в последние годы ни разу не ел досыта, не правда ли, дорогой?
— Михаил любит бифштексы, готов поспорить. — Тайгер говорит, Массингхэм переводит то, что считает нужным. — Скажи ему про бифштекс, Рэнди. И пусть не верит ни слову из того, что он читает в газетах. Английский бифштекс по-прежнему лучший бифштекс в мире. То же и Шалве. Аликс, пора радоваться жизни. И убери, пожалуйста, этот телефон, Аликс. Такие здесь правила. Ему принеси лобстер. Тебе нравятся лобсте-ры, Аликс? Как там у нас сегодня лобстер, Кэт?
— А чем мы покормим Оливера? — Сверкающий, нестареющий взгляд перемещается на него и остается с ним, как подарок, с которым он может играть сколько угодно. — Ему все будет мало, — отвечает она за него, и он заливается краской. Кэт никогда не скрывала, что ей нравится молодой, пышущий здоровьем сын Тайгера. Всякий раз, когда он заходит в «Колыбель», она смотрит на него, как на невероятно дорогую картину, которую хотела бы приобрести для себя.
Оливер уже раскрывает рот, чтобы ответить, когда комната взрывается. Усевшись за белое пианино, Евгений выстреливает дикой прелюдией, ассоциирующейся с горами, реками, лесами, танцами и, если только Оливер не ошибается, с кавалерийской атакой. В мгновение ока Михаил возникает на середине крошечной танцевальной площадки, его затуманенные глаза не отрываются от двери на кухню. В унисон они затягивают какую-то крестьянскую песню, Михаил медленно машет руками, поднимает и опускает ноги в такт музыке. Тут же Кэт оказывается рядом с ним, обвивает его руку своей, повторяет его движения. Их песня галопом мчится по горам, касается вершин, спускается в пропасти. Не обращая внимания на изумленные взгляды, братья возвращаются за стол под аплодисменты, инициированные Кэт.
— Это грузинская песня? — застенчиво спрашивает Оливер Евгения через Массингхэма, когда аплодисменты стихают.
Но Евгений, как выясняется, иной раз может обойтись и без переводчика.
— Не грузинская, Оливер. Мингрельская. — Его бас разлетается по всему залу. — Мингрелы — чистая нация. В других грузинах намешано слишком много чужой крови, они не знают, насиловали ли их бабушек турки, дагестанцы или персы. Мингрелы были умнее. Они защищали свои долины. Прятали своих женщин. Брюхатили их первыми. У них каштановые волосы, не черные.
Постепенно в клубе восстанавливается чинная тишина. Тайгер предлагает первый тост:
— За наши долины, Евгений. Ваши и наши. Пусть они процветают. Отдельно, но вместе. Пусть они радуют тебя и твою семью. За наше партнерство. За веру друг в друга.
Четыре часа дня. После ленча отец и сын под руку неспешно шагают по залитому солнцем тротуару. Массингхэм повез гостей в «Савой», чтобы они отдохнули перед вечерней программой.
— Евгений — семейный человек, — мурлычет Тайгер. — Как и я. Как и ты, — пожимает локоть Оливера. — Грузин в Москве хоть пруд пруди. Евгений с ними в полном контакте. Нет двери, которую он не может открыть. Его все обожают. У него нет ни единого врага. — Это тот редкий случай, когда отец и сын так долго не отрываются друг от друга. Учитывая разницу в росте, трудно найти повод, заставляющий их держаться вместе. — Не очень доверяет людям. Тут я с ним полностью солидарен. Не доверяет вещам. Компьютерам… телефону… факсу… электронной почте. Говорит, что доверяет только тому, что у него в голове. И тебе.
— Мне?
— Орловы верят в семью. Это их пунктик. Они любят отцов, братьев, сыновей. Сына может прислать только тот, кто им полностью доверяет. Поэтому сегодня я отправил Уинзера подальше от Лондона. Тебе пора выходить на авансцену. Твое место там.
— А как насчет Массингхэма? Он ведь их заарканил, не так ли?
— Сын лучше. К Рэнди никаких претензий нет, куда как хорошо, что он играет за нас, а не против. — Оливер пытается высвободить руку, но Тайгер крепко держит его. — Нельзя винить их за подозрительность, учитывая мир, в котором они выросли. Полицейское государство, все на всех доносят, расстрельные команды… поневоле станешь скрытным. Рэнди говорил мне, что братья сами отсидели в тюрьме. Вышли оттуда, зная половину людей, которые сейчас во власти. Получается, тюрьма у них получше нашего Итона. Разумеется, надо будет подготовить контракты. Дополнительные соглашения. Пиши проще, это главное. Не выходи за базовый курс английской юриспруденции для иностранцев. Евгений предпочитает понимать то, что подписывает. Справишься?
— Думаю, что да.
— Во многих вопросах он зеленый новичок, по-другому просто и быть не может. Тебе придется кормить его с ложечки, учить тому, что на Западе считается общепринятым. Он ненавидит адвокатов и совсем не разбирается в банковском деле. Да и откуда, если у них нет банков?
— Конечно, не может разбираться, — поддакивает Оливер.
— Беднягам еще придется узнать ценность денег. У них до сих пор твердой валютой служили привилегии. Если они правильно разыгрывали свою партию, то получали все, что хотели: дома, еду, школы, отпуска, больницы, автомобили, исключительно в виде привилегий. Теперь им придется покупать все это за деньги. Совсем другая игра. Для нее нужны другие игроки. — Оливер улыбается, в его сердце звучит музыка. — Так мы договорились? — спрашивает Тайгер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47